Но Тэд просто продолжал хохотать. И через какое-то время я начала смеяться вместе с ним.

Глава 9

– Закрыты ставнями? – повторил отец Доминик. – Окна были закрыты ставнями?

– Ну, не все. – Я сидела у его стола и ковыряла волдыри от ядовитого дуба на руках. Гидрокортизон их уже подсушил, так что теперь они не сочились, а просто покрывали кожу струпьями. – Только те, что находились в его кабинете, ну или что там у него. Он сказал, что чувствителен к свету.

– И ты говоришь, он упорно рассматривал твою шею?

– Мою цепочку. Это его помощник так пялился на мою шею, словно ожидал увидеть там огромный засос или что-то вроде того. Но вы упускаете самую суть, отец Дом.

Я решила выложить падре все начистоту. Ну, по крайней мере, о мертвой женщине, будившей меня в последнее время посреди ночи. Я все еще не была готова рассказать ему о Джессе – в особенности о том, что произошло вчера вечером, когда Тэд меня подвозил, – но подумала, что если Таддеус Бомонт-старший на самом деле мерзкий убийца (а я не могла не предполагать, что он мог им оказаться), то мне понадобится помощь отца Ди, чтобы передать его в руки закона.

– А суть вот в чем, – продолжила я. – Мистер Бомонт удивился не тому, чего я ожидала. Его изумили заверения той женщины, будто он ее не убивал. Подобная реакция означает – по крайней мере, в моем понимании, – что на самом деле он именно это и сделал. В смысле, убил ее.

Когда я вошла, отец Доминик орудовал разогнутой проволочной вешалкой под гипсом на ноге. Очевидно, у него там все зудело. Чесаться святой отец перестал, однако кусок проволоки из рук не выпустил, продолжая задумчиво его крутить. Но, по крайней мере, он до сих пор не вытащил свои сигареты.

– Чувствителен к свету, – продолжал бормотать падре. – Смотрел на твою шею.

– Суть вот в чем, – повторила я. – Все очень смахивает на то, что он в самом деле убил эту леди. Я имею в виду, он практически признал это. Проблема в том, как мы можем это доказать. Мы даже не знаем ее имени, не говоря о том, где она похоронена, – если вообще кто-нибудь позаботился о том, чтобы ее похоронить. У нас нет даже тела, которое можно предъявить. Даже если мы пойдем к копам, что мы им скажем?

Однако отец Ди был глубоко погружен в собственные мысли, снова и снова вертя в руках кусок проволоки. Я решила, что если ему вздумалось уйти в себя, то и я поступлю так же. Откинувшись на стуле и почесывая корочки на ранках, я вспоминала, что произошло, после того как мы с Тэдом от души посмеялись над уродливой сыпью друг друга – это была единственная часть вечера, о которой я не рассказала отцу Дому.

Тэд ушел переодеваться. Я осталась ждать у бассейна. Поднимавшийся от него пар согревал мои ноги в чулках. Никто меня не беспокоил, а звук водопада очень успокаивал. Через некоторое время Тэд вернулся, но уже полностью одетый: в джинсы и, к сожалению, еще одну черную шелковую рубашку. На нем даже была золотая цепочка, хотя сомневаюсь, что он выиграл ее, написав блестящее эссе о Джеймсе Мэдисоне [18].

Я еле удержалась от намека на то, что золото, вероятно, раздражающе действует на сыпь, а от этой черной рубашки и джинсов веет безнадежной провинциальностью Стэйтен-Айленда.

Тем не менее мне удалось взять себя в руки, и Тэд провел меня в дом, где, словно по волшебству, возник Ёши с моим пальто. Потом мы вышли к машине Тэда. К моему совершеннейшему ужасу, это была одна из тех гладких черных штучек, которые, богом клянусь, водил Дэвид Хассельхофф в сериале, где он снимался до «Спасателей Малибу» [19]. В автомобиле были глубокие кожаные сиденья и стереосистема, за которую Соня убил бы не раздумывая. Пристегивая ремень безопасности, я помолилась, чтобы Тэд оказался хорошим водителем, поскольку умерла бы от стыда, если бы кому-то пришлось вытаскивать меня из тачки вроде этой при помощи гидравлических резаков.

Однако Тэд, похоже, считал, что машина у него крутая и сам он в ней выглядит тоже круто. Уверена, в Польше или где-нибудь еще считается стильным водить «порше» и носить золотые цепочки в сочетании с черным шелком, но у нас в Бруклине, если вы так делаете, то вы либо наркодилер, либо из Нью-Джерси.

Очевидно, Тэд этого не знал. Он включил зажигание, и мгновением позже мы уже вырулили на шоссе, преодолевая крутые изгибы дороги вдоль побережья так легко, словно летели на ковре-самолете. Не отрывая взгляда от дороги, Тэд спросил меня, не хочу ли я куда-нибудь съездить – например, выпить чашечку кофе. Наверное, оказавшись со мной в одной связке из-за этого ядовитого дуба, он был не прочь пообщаться.

Несмотря на всю мою нелюбовь к кофе, я, само собой, согласилась и попросила его телефон, чтобы позвонить маме и предупредить, что задерживаюсь. Мамулю очень взволновало известие о том, что я куда-то собираюсь с мальчиком, поэтому она даже не сделала того, что обычно делают мамы, когда их дочери отправляются на свидание с парнем, которого они не знают, вроде выяснения номера его домашнего телефона и имени матери.

Я закончила разговор, и мы отправились в «Кофе Клатч», местечко, которое пользовалось популярностью среди учеников академии при миссии. Ки-Ки с Адамом, как оказалось, тоже были там, но когда увидели, как я вхожу в кафе с парнем, тактично сделали вид, что мы не знакомы. По крайней мере, Ки-Ки сделала. Адам пялился на нас и корчил жуткие рожи, когда Тэд поворачивался к нему спиной. Не знаю, то ли Адам намекал на сыпь Тэда, которая была явно заметна даже в тусклом освещении «Кофе Клатч», то ли просто выражал свои чувства к Тэду Бомонту в целом.

В любом случае, после двух капучино (для него) и двух чашек горячего сидра (для меня) мы покинули кафе, и Тэд отвез меня домой. Мне стало ясно, что он вовсе не был гением мысли. Он ужасно много болтал о баскетболе. А когда не болтал о баскетболе, то говорил о хождении под парусом. А когда не говорил об этом, то рассуждал о катании на водном мотоцикле.

Думаю, достаточно будет отметить, что я ничего не смыслю ни в баскетболе, ни в плавании под парусом, ни в катании на водном мотоцикле.

Но Тэд производил впечатление довольно скромного парня. И, не в пример своему отцу, вовсе не был психом, а излучал спокойствие и доброжелательность. И конечно, выглядел он сногсшибательно, так что, в общем, я оценила бы этот вечер на семь или восемь баллов по десятибалльной шкале, где один балл означал сокрушительный провал, а десять баллов – просто грандиозно.

А потом, когда я, пожелав спокойной ночи, отстегнула ремень безопасности, Тэд вдруг наклонился, обхватил мой подбородок ладонью, повернул мое лицо к себе и поцеловал меня.

Мой первый поцелуй. Самый первый.

Знаю, в это трудно поверить. Я такая яркая, остроумная и тому подобное – вы, наверное, думали, что парни всю жизнь слетались ко мне, словно пчелы на мед.

Скажем так, все немного по-другому. Мне нравится думать, мол, это из-за того, что я биологический уродец – могу общаться с мертвыми и все такое – и именно поэтому меня ни разу не приглашали на свидания, но понимаю, что в действительности дело не только в этом. Я просто не принадлежу к тому типу девушек, о свиданиях с которыми задумываются парни. Ну может, они и задумываются об этом, но, похоже, всегда умудряются передумать. Не знаю, то ли это происходит, потому что они считают, будто я могу заехать им по физиономии, если они попытаются что-нибудь сделать, то ли просто смущены моей сверхинтеллигентностью и неземной красотой (ха-ха). В конечном итоге, им это попросту не интересно.

Так и было до Тэда. Тэд был заинтересован. Тэд был очень заинтересован.

И выразил свою заинтересованность, углубив наш поцелуй от простого пожелания спокойной ночи до совершенно взрослого французского – которым я, кстати, отчаянно наслаждалась, невзирая на цепочку и шелковую рубашку.

И вдруг я заметила (Ну хорошо. Признаю. Мои глаза были открыты. Эй, это мой первый поцелуй, и я не хотела ничего упустить, понятно?), что кто-то сидит на крохотном заднем сидении «порше».

Я отпрянула и тихонько взвизгнула.

Тэд, смутившись, изумленно посмотрел на меня.

– Что-то не так? – спросил он.

– О, пожалуйста, – вежливо попросил некто с заднего сидения. – Не обращайте на меня внимания.

Я посмотрела на Тэда.

– Мне нужно идти. Прости.

И практически вылетела из машины.

Я неслась по подъездной дорожке к дому с горящими от смущения щеками, когда Джесс меня догнал. Он даже шага не ускорял. Просто шел не спеша.

И у него еще хватило наглости заявить:

– Ты сама виновата.

– Что значит «сама виновата»? – возмутилась я, когда Тэд, чуть поколебавшись, начал разворачиваться.

– Тебе не следовало, – спокойно продолжил Джесс, – позволять ему заходить так далеко.

– Далеко? О чем ты? Далеко?! Что вообще это значит?

– Ты едва его знаешь, – ответил Джесс. – И позволила ему…

Я развернулась к нему лицом. К счастью, к этому моменту Тэд уже уехал. Иначе в свете фар он увидел бы, что я стою посреди двора и ору на луну, наконец пробившуюся из-за облаков.

– Ну нет! – громко воскликнула я. – Даже не начинай, Джесс.

– Ладно, – ответил он. В лунном свете я видела, что его лицо выражало упрямую убежденность. В упрямстве не было ничего удивительного – Джесс был, пожалуй, самым упертым человеком, какого я когда-либо встречала, – однако в чем он был настолько убежден, за исключением, может быть, желания разрушить мою жизнь, я не могла понять. – Но все равно это неправильно.