Джесс, наблюдавший за тем, как я заворачиваюсь в покрывало, вдруг потянулся ко мне и схватил за руку.

Он не должен был так делать. Ну, по крайней мере, я собиралась ему это сказать. Должно быть, эта мысль просто выскочила из моей головы. Но как бы то ни было, ему не полагалось так поступать. В смысле, прикасаться ко мне.

Понимаете, хоть Джесс и призрак, и может ходить сквозь стены, появляться и исчезать по собственному желанию, он все же… ну, здесь. Для меня, по крайней мере. Этим мы с отцом Домом и отличаемся от остальных. Мы можем не только видеть призраков и говорить с ними – мы к тому же можем их чувствовать. Словно они не призраки, а нормальные люди. Я имею в виду, живые. Потому что для меня и отца Дома они абсолютно такие же, как и все остальные из плоти и крови. Они потеют, изо рта у них воняет и все такое. Единственное реальное отличие в том, что от призраков исходит некое сияние – думаю, это называется «аура».

О, а я упоминала о том, что многие из них обладают сверхчеловеческой силой? Обычно я забываю об этом сказать. Вот потому-то мне частенько и достается от сами-знаете-кого, когда я работаю. И именно поэтому меня пугает, когда кто-то из них – как только что сделал Джесс – дотрагивается до меня, пусть даже безо всякой агрессии.

Я вот к чему: ну серьезно, то, что призраки для меня так же реальны, как, допустим, Тэд Бомонт, не означает, что мне хотелось бы танцевать с ними медленные танцы или что-то еще в том же духе.

Ну хорошо, я бы согласилась, предложи мне это Джесс. Вот только танцевать с призраком было бы на редкость нелепо. Согласитесь, никто кроме меня его не увидит. Я такая: «Позвольте представить вам моего парня», – а рядом никого нет. Как унизительно. Все решат, что я его просто вообразила, как выдумавшая себе еще одного ребенка леди из того фильма, который я однажды смотрела по каналу «Лайфтайм».

Кроме того, у меня нет никаких сомнений, что в этом смысле я Джессу не нравлюсь. Ну знаете, в смысле медленных танцев.

Что он, к сожалению, и доказал, взяв мои ладони и поднеся их к лунному свету.

– Что случилось с твоими пальцами? – потребовал он ответа.

Я посмотрела на свои руки. Сыпь стала еще более жуткой, чем раньше. В лунном свете пальцы выглядели изуродованными, словно у какого-то чудовища.

– Ядовитый дуб, – горько пожаловалась я. – Тебе повезло, что ты умер и не можешь этим заразиться. Он жжется. Знаешь, никто не предупредил меня об этом. О ядовитом дубе, я имею в виду. Про пальмы мне много чего наговорили, это да, но…

– Тебе следует наложить на них припарку из листьев камедного цветка, – оборвал меня Джесс.

– Ага, ладно, – сказала я, умудрившись сделать так, чтобы это не прозвучало чересчур саркастично.

Призрак хмуро взглянул на меня.

– Маленькие желтые цветочки, – объяснил он. – Растут в лесу. Знаешь, они обладают целебными свойствами. На холме за домом их много.

– А, – протянула я. – Ты имеешь в виду тот холм, где полным-полно ядовитого дуба?

– А еще говорят, помогает ружейный порох.

– Знаешь, Джесс, – процедила я, – возможно, ты удивишься, но за прошедшие полтора века медицина далеко ушла от цветочной пыльцы и ружейного пороха.

– Прекрасно. – Он отпустил мои руки. – Я просто предложил.

– Ладно, – ответила я. – Спасибо. Но я все-таки больше доверяю гидрокортизону.

Он молча смотрел на меня. Наверное, размышлял над тем, какой же я урод. Я задумалась, как это странно – ну то, что этот парень держал мои покрытые сыпью, пострадавшие от ядовитого дуба руки. Никто больше до них не дотрагивался, даже мама. Но Джесс не возражал.

Хотя, с другой стороны, вряд ли он мог подцепить от меня эту гадость.

– Сюзанна, – наконец произнес он.

– Что?

– Будь осторожней с этой женщиной. Которая была здесь.

Я пожала плечами.

– Ладно.

– Я серьезно, – настаивал Джесс. – Она не та… за кого ты ее принимаешь.

– Я знаю, кто она, – возразила я.

Он удивился. Так удивился, что мне даже обидно стало.

– Ты знаешь? Она сказала тебе?

– Ну не совсем, – замялась я. – Но тебе не стоит беспокоиться. У меня все под контролем.

– Нет, – возразил он и встал с постели. – Это не так, Сюзанна. Тебе следует быть осторожной и на этот раз послушаться своего отца.

– О, отлично, – с сарказмом заявила я. – Спасибо. Ты не мог бы нагнать побольше ужаса? Ну там, истечь кровью или еще что-нибудь в том же духе?

Полагаю, с сарказмом я слегка переборщила, поскольку, вместо того чтобы ответить, он просто исчез.

Призраки. Совершенно не понимают шуток.

Глава 6

– Чего-чего ты хочешь?

– Просто подбрось меня, – попросила я. – По дороге на работу. Тебе даже крюк делать не придется.

Соня вытаращился на меня так, словно я предложила ему пожевать стекла или того хуже.

– Не знаю, – медленно произнес он, стоя в дверях с ключами от «рамблера» в руке. – А как ты собираешься добираться домой?

– Приятель подъедет и меня заберет, – живо откликнулась я.

Совершеннейшая ложь, само собой. Я понятия не имела, как попаду обратно. Но прикинула, что в случае необходимости всегда смогу позвонить Адаму. Он только что получил права, а в придачу еще и новенький «Фольксваген-жук», и пребывал в таком восторге от вождения, что приехал бы за мной и в Альбукерку, если бы я позвонила ему оттуда. Не думаю, что он будет сильно возражать, если я попрошу его подъехать за мной к особняку Таддеуса Бомонта на Севентин-Майл-драйв.

Соня все еще сомневался.

– Не знаю… – протянул он.

Могу поспорить, он решил, что я собираюсь на бандитскую сходку, не меньше. Соня никогда не был от меня в восторге, особенно после того, как застукал за курением на улице у входа в зал, где проходила свадьба наших родителей. Что вообще-то ужасно несправедливо, поскольку с тех пор я ни разу и сигареты в руки не взяла.

Но, наверное, тот факт, что недавно ему пришлось спасать меня среди ночи, когда призрак обрушил мне на голову здание, не способствовал возникновению каких-либо теплых доверительных отношений между нами. Особенно потому, что о призраке я не смела даже заикнуться. Думаю, Соня считает, что я просто из тех девушек, которым на голову постоянно падают крыши.

Неудивительно, что он не хочет видеть меня в своей машине.

– Слушай, – сказала я, расстегивая длинное пальто песочного цвета, – ну во что я могу вляпаться в таком прикиде?

Соня оглядел меня с головы до ног. Даже ему пришлось признать, что я само воплощение невинности в белом свитере крупной вязки, красной юбке-шотландке и пенни-лоферах [16]. Я даже надела тот золотой крестик, который мне вручили как приз за победу в конкурсе эссе на тему войны тысяча восемьсот двенадцатого года на уроках мистера Уолдена. Мне казалось, что именно такой наряд должен оценить пожилой человек вроде мистера Бомонта: ну знаете, этакая невинная штучка.

– Кроме того, это нужно для школы, – добавила я.

– Ладно, – наконец смилостивился Соня с таким видом, словно предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. – Залезай.

Я со всех ног помчалась к «рамблеру», пока он не передумал.

Через минуту Соня уселся за руль. Он, как обычно, выглядел уставшим – похоже, работа в пиццерии ужасно утомительна. Ну или все дело в том, что он набрал слишком много дополнительных смен. Вроде бы он уже должен был накопить достаточно на свой «камаро». Я так и сказала, когда мы выехали на дорогу.

– Ага, – согласился Соня. – Но я хочу сделать из нее настоящую конфетку, понимаешь? Стереосистема «Элпайн», колонки «Боуз». Полный фарш.

У меня был пунктик насчет парней, которые говорят о своей машине исключительно как о девушке, но я решила, что недалеко уеду, если скажу, что у меня на уме. Вместо этого я протянула:

– Ух ты. Круто.

Мы жили на холмах Кармела, откуда открывался вид на долину и залив. Это было красивое место, но поскольку уже стемнело, все, что я могла видеть, – это внутреннюю обстановку домов, мимо которых мы проезжали. В Калифорнии делают по-настоящему огромные окна, чтобы в комнаты попадало как можно больше солнечного света, и ночью, когда включается свет, можно увидеть практически все, чем занимаются жильцы, точно так же, как и в Бруклине, где никто никогда не закрывает шторы. Я чувствовала себя как дома.

– И для какого же это предмета, интересно? – спросил Соня, заставив меня подпрыгнуть на месте. Он очень редко утруждал себя разговорами, тем более когда делал то, что ему нравилось, например, ел или вел машину, так что я почти забыла о его присутствии.

– Ты о чем? – не поняла я.

– Та статья, которую ты пишешь. – Он на секунду отвел взгляд от дороги и посмотрел на меня. – Ты сказала, это для школы, разве нет?

– О, – вспомнила я. – Конечно. Ага. Это… м-м-м… статья, которую я пишу для школьной газеты. Моя подруга Ки-Ки – редактор. Она поручила это мне.

О господи, какая же я врушка. Я не в состоянии ограничиться всего одним враньем. О нет. Мне приходится нагромождать одну ложь на другую. Я чокнутая, говорю вам. Чокнутая.

– Ки-Ки… Это та цыпочка-альбиноска, с которой ты тусуешься во время ланча, правильно? – припомнил Соня.

С Ки-Ки приключился бы припадок, если бы она услышала, как кто-то называет ее «цыпочкой», но в остальном Соня был прав, так что я согласилась:

– Точно.