Мэгги так и сделала, но, обнаружив, что предлагает нам программа субботнего вечера, мы передумали.

Я надела рубашку и растянулась на постели. У меня снова начались схватки. Мэгги наблюдала за мной и восхищалась моей храбростью.

Я стала смеяться над ней. Мне казалось, что вся история моей беременности — это одна сплошная трусость: не сказать Тому, скрываться от его родителей, прогуливать подготовительные занятия, а с самого начала попросту отрицать беременность, выдумывая себе какие-то овощи, вирусы и, вместо того чтобы обратиться к врачу, надеяться, что все само рассосется.

— Нет, ты храбрая, — настаивала она. — В твоих обстоятельствах ты очень хорошо справлялась. Я по-настоящему восхищаюсь тобой. Не думаю, что у меня получилось бы хотя бы наполовину так, как у тебя.

Я улыбнулась ей с благодарностью. Вернулась акушерка. Она подозрительно взглянула на Мэгги.

— Вы будете присутствовать при родах? — спросила она.

Мэгги посмотрела на меня, не зная, что ответить. Я подтвердила, что я не против.

— Да. Отца ребенка нет в стране, — объяснила Мэгги, совершенно очевидно не желая, чтобы акушерка подумала о нас что-нибудь не то.

— Вы не против ее присутствия во время осмотра? — спросила меня акушерка.

— Нет, — ответила я и подумала: то ли еще будет.

Акушерка попросила меня лечь на спину и начала осмотр.

— У вас все хорошо продвигается, Холли, — сказал она, довольная результатом, — но мне кажется, что еще не время. Матка расширилась только на шесть сантиметров.

Как она узнала без линейки?

Она подтвердила, что воды отошли, и послушала сердце ребенка, так сильно надавив стетоскопом на живот, что ребенок толкнул ее, а я улыбнулась от удовольствия, что мой малыш проявляет характер. Вот так, тыковка, мы такое не спускаем, подумала я, закрывая живот руками.

— Пока нам делать нечего, остается ждать, когда природа сделает свое дело. Рядом с вами есть «Энтонокс», — она указала на баллон и кислородную маску рядом с кроватью.

Снова началась схватка.

— Да, спасибо, — покраснела я и потянулась за маской.

Акушерка подключила меня к ней и ушла, сказав, что придет проверить меня через полчаса. Она велела звонить, если что-нибудь понадобится.

Я кивнула, вдыхая газ. У меня немного закружилась голова, как от бокала вина, и я расслабилась. Мэгги с любопытством наблюдала за мной; казалось, что она умирает от желания побыть на моем месте.

Через час я все еще рассматривала комнату с маской на лице, которая уже будто стала моим вторым носом. Боль усиливалась, но я все еще могла ее терпеть. Мэгги массировала мне спину, держала за руку и делала для храбрости пару вдохов из маски в перерыве между схватками. Нас очень забавляла ситуация, и мы смеялись над всякими дурацкими штуками вокруг. Мэгги обнаружила металлические петли, приделанные с двух сторон от кровати, и поднимала их то вверх, то вниз, хохоча как школьница.

— Сначала им нужно будет меня убить! — заявила я, испугавшись холодных металлических крепежей с кожаными ремнями. Они напомнили мне орудия пыток, которые я видела в музее оружия. Но следующая схватка была такой болезненной, что мне стало не смешно. Мэгги массировала мне копчик и успокаивала, как ребенка.

Через два часа пришла акушерка.

— Как дела, дорогая?

Я кивнула, сморщившись.

— Простите, что меня так долго не было, я была на родах в соседнем зале. Сегодня напряженный день.

Я была не в восторге, что делю акушерку с кем-то еще.

— Будет еще хуже, чем сейчас? — спросила я трагически, после того как она меня осмотрела.

— Ну, трудно сказать, у всех женщин по-разному. Восемь сантиметров, прекрасно.

Я заметила, что она постаралась не смотреть мне в глаза, произнося это, и постаралась сменить тему.

— Но обычно бывает хуже? — упорствовала я. Мне нужно было знать — казалось, что если боль увеличится хоть чуть-чуть, я уже не смогу ее вынести, мне потребуется помощь.

Акушерка пожала плечами:

— Но мне действительно сложно сказать, Холли, у некоторых бывает и хуже, и приходится давать наркоз. Другие предпочитают обходиться так, чтобы тужиться и помогать.

В эту минуту за стеной закричала женщина. От этого крика у меня мурашки пошли по коже и кровь застыла в жилах. Мэгги тоже услышала. Широко раскрытыми глазами она уставилась на акушерку, ожидая объяснений.

— Это нормально? — простонала я, скрючившись на постели.

— Да, звучит всегда страшнее, чем есть на самом деле. Не надо волноваться. Некоторые женщины считают, что если они кричат, это помогает тужиться. На самом деле им не так уж больно. Это лишь помогает им позитивно сфокусировать свою энергию, совсем как атлетам-тяжеловесам, когда они кричат перед тем, как поднять штангу.

Я смотрела на нее, мне было совсем не смешно. Она извинилась и пошла проведать женщину, которая кричала в соседней комнате. Мы с Мэгги озабоченно посмотрели друг на друга.

— Может, попробуешь дозвониться до мамы и Фионы? — спросила я, стараясь отвлечь себя хоть чем-нибудь.

Мэгги была рада поводу, чтобы немного передохнуть, и вышла из палаты. Сидя в тишине, сосредоточенно дыша, чтобы облегчить очередную схватку, я услышала, как женщина за стеной закричала снова. Было трудно разобрать, но она кричала что-то вроде: «О-о-о, мама, я не могу». Вот черт, черт, черт! Забавно, но ни одна из претенденток на роль в фильме «Самый сильный в мире» не кричала так, чтобы получить роль. Отчаяние охватило меня, и я начала плакать, сначала тихо, а потом все сильнее, совсем безнадежно. Что я тут делаю? Мне никогда не справиться с этим в одиночку. Никто даже не знает, что я здесь. А приехал бы Том, если бы знал? Я не была уверена, что мечтала, чтобы он оказался здесь. После долгих месяцев пребывания в самых красивых местах на земном шаре, когда он, возможно, только и делал, что смотрел в красивые глаза своей новой подружки, увидеть меня, потную, без косметики, задыхающуюся и стонущую, ногами кверху! Это вряд ли вызовет в нем любовь и желание. Он вылетит отсюда прежде, чем я успею произнести слова «отцовская любовь». Хорошо, что я потеряла его.

Когда Мэгги вернулась, я по лицу поняла, что что-то не так. У меня еще сильнее потекли слезы. Я не могла вынести еще одной плохой новости.

— Ты дозвонилась до кого-нибудь? — спросила я, всхлипывая в бумажное полотенце.

— Твоя мама все еще не отвечает, извини.

Мэгги нервно переминалась с ноги на ногу. Казалось, она чего-то недоговаривает.

— Что такое? У тебя получилось дозвониться до Фионы? Что случилось?

— Ну, в общем, я говорила с Фионой. Они все волновались, что ты вот так исчезла. Несколько раз они пытались дозвониться до твоего дома. Они предположили, что ты могла поехать в больницу, и позвонили в отделение, но им отказались сообщать информацию, поскольку они не ближайшие родственники. Им даже не сообщили, находишься ли ты в их больнице.

— Мэгги, скажи мне, — прошипела я, чтобы она перестала ходить вокруг да около. Мне не хотелось, чтобы меня дурачили.

— Том.

Боже. Этих слов было достаточно, чтобы я растаяла.

— Он вернулся. Ему повезло, он сел на рейс прямо до Хитроу и полчаса назад приехал домой. У него даже не было времени позвонить и предупредить, что он в Англии.

Мэгги ждала, что я что-то скажу, а я просто смотрела на нее, не осознавая ее слов. Через мгновение я согнулась от боли.

— Черт, — застонала я.

— Хочешь, я позову акушерку? — спросила Мэгги.

Я затрясла головой, стараясь не думать о том, что происходит с моим телом. Мне нужно было только знать больше подробностей о Томе.

— Он приехал один?

Мэгги удивилась этому вопросу.

— Думаю, да, Фиона не говорила, что он приехал с кем-то.

— Ему сказали о ребенке?

— Да. Фиона с Маркусом отвели его в сторону, когда он приехал, и сообщили ему. Он в шоке. Почти сразу после его появления вечеринка закончилась, и Саймон с Элис тоже поговорили с ним. Но Фиона мало что успела рассказать. Она просила тебя не беспокоиться, она думает о тебе. Она спросила, можно ли Тому приехать в больницу, если он захочет увидеть тебя. Я сказала, что не уверена и что ему надо позвонить и узнать.

— Я не хочу видеть его здесь! — закричала я, сползая на пол и зарываясь головой в простыни.

Я хотела, чтобы он был здесь; я так хотела, чтобы он был здесь. Мне казалось, будто мой рыцарь в сияющих доспехах примчался в город как раз вовремя, чтобы спасти меня от этой боли и одиночества. Больше всего на свете я хотела, чтобы он ворвался в эту дверь, взял меня на руки и прижал к себе. Чтобы отбросил мокрые волосы с моего лица, посмотрел в глаза и пообещал, что позаботится обо мне. И что я больше никогда не останусь одна. Индийская девушка ничего не значила, она только помогла ему понять, что по-настоящему он любит меня.

Но так не будет. В реальности он будет шокирован и задет, может, даже зол на меня. Он ведь еще не чувствует себя отцом, ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Он не чувствовал, как это растет внутри него, не видел маленьких ручек и ножек, не держал ладонь на животе, когда ребенок толкался. Для него все это покажется огромной, страшной ошибкой, лишь подтверждением того, что жизнь — это не только путешествия и беззаботность; нам будет не по пути с ним.

Я закричала от боли, но на этот раз боль была сильнее и длилась гораздо дольше.

Глава двадцать седьмая

Когда я была на пятом месяце беременности, мама заверила меня, что роды — это прекрасный опыт, а боль похожа на боль во время месячных. Когда я ехала в больницу, я вспомнила ее слова и была рада согласиться с ней. Теперь, когда я перенесла все от начала до конца, я с уверенностью могу сказать, что роды настолько далеки от периодических болей у женщин, насколько здоровая нога спортсмена отличается от той, которую медленно отрезают ножом для сыра.