И в квартире Валерия, конечно.

Инна поправилась, и если раньше ее новые габариты особенно не бросались в глаза, то теперь их не заметил бы только слепой. Иртеневу она соврала, что все дело в гормональных противозачаточных таблетках и что скоро ее вес придет в норму. Из-за Инниного внешнего вида запланированные на весну и лето концерты «Паприки» пришлось отменить. Она была солистка, Артему не хотелось искать ей замену. То ли он и вправду верил, что жена выздоровеет, то ли просто потерял интерес и к ней в частности, и к проекту «Паприка» в целом. Время от времени он подозрительно интересовался ее меню. Инна знала, что он даже роется в ее вещах в поисках улик – фантиков от конфет и тому подобных предметов, намекающих на ее виновность.

Но она вела себя осторожно и ни разу не дала ему повода усомниться в «праведности» своего режима питания. Эта игра в полицейского и вора ее даже немного забавляла и придавала ее гастрономическим оргиям дополнительную пикантность.

В начале лета ей пришлось купить новую одежду, из старой была впору только безразмерная байковая пижама, которая когда-то висела на ней, как на вешалке. Артем больше не пытался деликатно скрыть, что новая внешность жены не вызывает в нем никаких эмоций, кроме отвращения. Они больше не спали вместе. То есть близости между ними и так давно не было, но теперь Артем переехал в гостевую спальню. Инне было немного обидно, видимо, это взывали к помощи последние остатки растраченной в закусочных женственности. Но в глубине души она даже рада была, ведь теперь у нее появилась возможность есть и на ночь, в кровати. А что может быть слаще шоколадки, которую смакуешь за детективчиком при свете ночника?

А вот Валерий был от нее, как всегда, в восторге. Инна сентиментально решила, что это и есть настоящая любовь. Ведь его интересовала она сама, а не досадно пухлая оболочка, в которую она была силой обстоятельств безнадежно заточена.

– Может быть, мне порвать с Иртеневым? – спросила она однажды за совместным ужином (Валерий запек специально для нее свинину под сырным соусом). – Я могла бы переехать к тебе, ты бы работал, а я бы для тебя готовила.

– Вряд ли тебя хватит надолго, – рассмеялся он, – ты же не из домашних куриц.

Если слово «курица» ее немного и покоробило, то виду Инна не подала. Они были знакомы почти год, и за все это время она ни разу не сорвалась, не накричала на Валерия. В то время как мелкие бытовые скандалы с Иртеневым вспыхивали каждый день.

– Может быть, именно об этом я всегда и мечтала – печь блины и хлопать крыльями над любимым мужчиной...

– Так ты сначала научилась бы печь блины, – ядовито парировал он.

– Лучше скажи, что не хочешь на мне жениться, – слегка обиделась Инна.

Валерий всегда тонко чувствовал ее настроение, он не давал ей нырнуть в глубины ледяной депрессии, вовремя подхватывая на краю. Вот и сейчас, отложив в сторону столовые приборы, он обогнул стол, обнял ее сзади и поцеловал в пахнущую дорогим шампунем макушку.

– Ну что ты говоришь глупости? – прошептал он. – Признайся честно, тебе просто хочется, чтобы я тебя поуговаривал...

– Но я тогда не понимаю... Почему? Не может же так вечно продолжаться. Чего мы ждем?

– Ты сама посуди, на что мы будем жить, если ты уйдешь от своего Иртенева? – развел руками Валерий, возвращаясь на свое место, где ждала его остывающая нежная свинина. – Я-то неприхотлив, но ты привыкла совсем к другому уровню жизни. Я не смогу тебе его обеспечить.

– Да с чего ты взял, что я избалованная? – в очередной раз воскликнула она. – Мне ничего не нужно. Ни машины, ни нарядов. Ну, может быть, только продукты, – немного застенчиво добавила она, – не представляю, как я смогу прожить без своего любимого бельгийского шоколада.

– Ну вот видишь! – Валерий ловко зацепился за милостиво предложенный аргумент. – А такой шоколад мне совсем не по карману. Если честно, я даже вот это мясо не смогу покупать для тебя каждый день.

– Это мясо купила я, – напомнила Инна, – но тогда получается, что положение безвыходное...

– Ну почему же! – с энтузиазмом воскликнул он. – Вот я допишу книгу, продам ее, получу гонорар...

– А вдруг не продашь? – рискнула предположить она.

Его лицо потемнело, Валерий относился к своему творчеству так трепетно, как не относился даже к любимой женщине, то есть к ней.

– Ладно, извини, – спохватилась она, – но ты же сам говоришь, что современные издатели ничего не смыслят в литературе.

– Это точно, – важно подтвердил он.

– Так что публикация твоей книги может затянуться... В конце концов, я переводчик и когда-то неплохо зарабатывала...

– Но разве мы куда-нибудь спешим? – лениво зевнул Валерий. – У нас вся молодость, вся жизнь впереди. Успеем еще и женатыми побыть. Зачем ты все портишь?

Инна сдалась и в задумчивом молчании завершила поедание великолепно приготовленного мяса. Не успела она отодвинуть в сторону тарелку, как Валерий притащил из кухни десерт – фрукты в карамели под шапочкой полурастаявшего ванильного мороженого. Она расслабленно улыбнулась – он, в отличие от мужа, точно знал рецепт ее гарантированного хорошего настроения.


Если у Инны и Жени дела шли не очень, то Даша процветала – и в прямом и в переносном смысле этого слова. В прямом – она посетила модного косметолога, который рекомендовал ей пилинг лица и особые маски ручной работы, после них ее кожа приобрела сияющий фарфоровый вид. В переносном – долгожданный контракт с Олегом Резниковым вот-вот будет подписан! От счастья ей хотелось петь – впрочем, именно этим она и занималась в оборудованной по последнему слову техники звукозаписывающей студии Олега. Даше впервые приходилось иметь дело с продюсером такого масштаба, как Резников.

До того как она попала в «Паприку», она ошивалась на задворках красивой жизни и даже имела некоего директора, скользкого типа с тонкими усиками, бывшего тележурналиста, которого уволили с государственного канала за пьянство. После увольнения он почему-то возомнил себя воротилой шоу-бизнеса, подписал несколько контрактов с молодыми талантливыми исполнителями и впалой своей грудью принялся пробивать им дорогу на музыкальный олимп. Особых успехов, надо сказать, он не добился. Ему было жаль денег на хороших поэтов и композиторов, поэтому репертуаром своих подопечных он занимался сам. Естественно, у них ничего не получилось. На хорошую фонограмму денег не было, и Даше приходилось петь вживую, а голос у нее был слабенький, к тому же она поначалу жутко стеснялась аудитории и вела себя как марионетка в неумелых руках: ее улыбка была натянутой, а движения порывистыми и неловкими. Даша пела только в сборных концертах, единственный раз ее хит (что-то там про любовь, которая – а что еще она может делать в стихотворении бездарного самозванца? – не то будоражит, не то леденит кровь) прозвучал в эфире какой-то провинциальной радиостанции. Все закончилось тем, что в один прекрасный день так называемый продюсер и вовсе исчез из ее жизни, не оставив никаких координат для связи. Если Даша и расстраивалась, то только первое время, ведь он был не только никудышным поэтом и композитором, но и ее любовником (в постели он тоже, кстати, ни на что не годился), более того – первым мужчиной. Но не в ее характере было долго убиваться по канувшему в неизвестность мужику, потому что Даша всерьез собиралась стать эстрадной знаменитостью и не так-то много времени у нее было до того момента, как улетучится один из главных ее козырей – свежесть юности.

Какое-то время Даша работала одна, в свободном полете. Она исполняла старые песни, посчитав, что имеет полное право распоряжаться творениями горе-продюсера, но успехом по-прежнему не пользовалась. Все закончилось тем, что честолюбивую худенькую девушку с невыразительным голосом вообще перестали приглашать даже в сборные малопрестижные концерты, даже в окраинные клубы. Вот в тот момент ее и подобрал Иртенев. Многим непонятно было, что нашел многообещающий делец в девушке, в которой на первый взгляд не было ровным счетом ничего особенного. Но, видимо, у Артема был, что называется, глаз-алмаз, потому что за считаные месяцы Дашута преобразилась до неузнаваемости. Во-первых, она кардинально сменила имидж. Ей, натуральной блондинке благородного скандинавского оттенка, никогда не пришла бы в голову шальная мысль покрасить волосы. Но Иртенев, подавив слезное сопротивление, отвел Дашу к стилисту, который выкрасил ее волосы в индейски-черный цвет. Это было настоящее чудо! Язвительные журналисты из «желтых» изданий даже подозревали ее в чрезмерно близком знакомстве с пластическими хирургами. Иссиня-черные волосы придали ее лицу необъяснимый шарм – оно стало грубее, резче, и вдруг выяснилось, что Даша – редкая красавица. Во-вторых, Иртенев нанял для нее личного педагога по вокалу, и через два месяца напряженной работы она могла петь без фонограммы, не опасаясь, что разочарованные зрители закидают ее гнилыми томатами.

Первое время Даша была искренне благодарна Иртеневу. И только потом к ней пришло понимание, что группа «Паприка» – это не счастливый ее билет, а очередной глухой тупик. Ей светило только одно – вечное место на сцене слева от солистки Инны. Она пробовала поговорить об этом с Артемом. Но тот, усмехнувшись ей в лицо, сказал, что до сольной карьеры Даша не дорастет никогда, и если она чем-то недовольна, то пусть выглянет за дверь, где стоит километровая очередь из поющих девчонок, каждая из которых с радостью займет ее место.

Может быть, в его словах и была доля правды. Но Даша затаила на Иртенева смутную обиду. И вот теперь у нее появился шанс доказать ему, как не прав он был, задвигая в бэк-вокал такого самородка, как она. Она добилась, выиграла. И вскоре подпишет контракт с самым влиятельным продюсером страны.

У Даши оставался только один вопрос: как бы поделикатнее сообщить об этом самому Иртеневу?


– Не пора ли тебе рассказать о нас своей малахольной супруге? – спросила однажды Артема Иртенева певица Ярослава.