Марьяна Романова - Девушки с проблемами

Пыхтя и сдувая со лба пергидрольную челку, продавщица умудрилась-таки натянуть изящный сапожок на свою широкую короткую ногу. Только вот беда – молния не застегивалась на ее мощных икрах.

– Не подошли? – расстроилась Инна.

– Ничего страшного, разносятся, – заволновалась продавщица. – У меня есть мастер знакомый, он мне у молнии клинья вставит, бархатные!

– Так вы берете их?

– Беру, – заулыбалась продавщица. – Девушка, вам чего в пакетик положить? Знаете, с маком не советую, они вчерашние, разогретые. Давайте лучше с сыром, а? С пылу, с жару. Воздушные!

– Давайте, – согласилась Инна, глядя на свои босые ноги. – А в чем же я домой пойду?

– А я вам тапочки дам, – быстро сориентировалась продавщица, вручая ей растоптанные войлочные баретки с продранными большими пальцами, – вам же только до дома доехать, правильно?

– Ладно, давайте, – вздохнула Инна. – Вы пакет не закрывайте, я прямо в машине есть начну.

Промасленный сверток перекочевал в ее руки. Инна прижала его к груди нежно, как младенца. Запустив в него руку, она наугад вытащила один из пирожков и отправила его в рот почти целиком, не пережевывая.

Глядя ей вслед, продавщица покачала головой. Пусть от этой странной сделки она была в явном выигрыше (еще бы, обменяла старые тапки да десяток копеечных пирогов на эксклюзивные, пусть и маленькие, сапожки!), но все равно после общения с блондинистой пожирательницей пончиков в душе остался неприятный осадок.

В конце концов она решила о ненормальной девушке забыть. «У богатых свои причуды», – пробормотала продавщица, аккуратно убирая сапожки в полиэтиленовый пакет.

– В последнее время мы так редко видимся, – ныл Миша Мамонтов, глядя на Женю умоляющими и даже, как ей показалось, трогательно влажными глазами.

Как больной лабрадор, честное слово. Женя не знала, что ему ответить. С одной стороны, озвучить ее действительные мысли было бы жестоко, ведь сама для себя она твердо решила, что развеселая игра в любовь закончилась ее полным поражением. Ну не может Женя находиться в эпицентре конфетно-ванильных отношений! Что уж тут поделаешь, если ее с детства тошнит при виде целующейся парочки, если она ненавидит невест, похожих на встревоженных гусынь, если ей противна сама мысль о том, что в один прекрасный день и ей, возможно, придется, нежно взяв кого-то за руку, застенчиво прошептать о любви.

С другой стороны, понимала она и то, что с Мамонтовым пора завязывать и еще более жестоким будет продлевать его агонию неопределенностью.

– Понимаешь, Миш, у меня совсем нет времени. – Она больше не могла выдерживать этот взгляд и предпочла смотреть на собственные не слишком ухоженные ногти. – Ты же знаешь, я пишу песни. Почти все свободное время. И у меня столько концертов! Я жутко устаю.

– Но разве это причина? – Он взял ее за руку, и ей пришлось-таки поднять на него глаза. – У тебя всегда было много концертов. Но раньше-то мы встречались...

Как и любой влюбленный, который шестым чувством понимает, что недолго осталось до того дня, когда ему скажут «до свидания», он отчаянно цеплялся за хрупкие соломинки.

– Я попробую объяснить, – вздохнула она. Похоже, этот разрыв будет не из легких. От неприятного разговора ей не отвертеться, туманных намеков Миша понимать не хочет...

Женя привыкла ассоциировать мужчин с животными. Исполненные спокойной уверенности снобы – это, разумеется, львы. Мачо в расстегнутых до пупа белых рубашках и с выбритыми парикмахером бородками – тигры. Ленивые большие боссы, которые перемещаются в пространстве с достоинством пятипалубных кораблей, – слоны. Большинство Жениных закулисных коллег, сценических «болванчиков», были ярко выраженными шимпанзе. Ее отец, верзила-интеллигент, скрывающий природную трусость за социальной агрессией, относился к жирафам. Многие представители животного мира встретились на ее исполненном яркими событиями жизненном пути – и кролики, и хомяки, и преданные псы, и гулящие коты, а вот Миша Мамонтов, к сожалению, был из телят. Последние были ей не то чтобы омерзительны, просто она не могла относиться к ним, как к мужчинам. «Телята» были особами романтическими, они охотно дарили цветы, только и успевали заказывать шампанское (не поинтересовавшись, а вдруг с куда большим удовольствием она бы опрокинула рюмку перцовочки?!), восторженно смотрели на нее снизу вверх, как будто она была не просто девушкой Женей с лохматыми волосами и угрями на подбородке, а спустившимся с небес мессией.

По мере того как она выдавливала из себя слова, точно засохшую зубную пасту из тюбика, лицо Мамонтова принимало все более растерянный и мрачный вид. Она бы обрадовалась, если бы он разозлился, если бросил бы ей в лицо несколько язвительных оскорблений – мол, что ты возомнила о себе, тощая и прыщавая? Тогда ей было бы намного легче. Но Миша молчал.

– Вот, – пришлось сказать Жене, чтобы поставить в своем монологе логическую точку.

– Значит, это все? – дошло наконец до Миши.

В какой-то момент ей показалось, что он расплачется. Только не это. Нет зрелища более жалкого, чем крашеная блондинка в костюме «Том Клайм» и плачущие мужчины.

И Женя подтвердила, глупо рассматривая пол:

– Все.

– Но ведь мы же можем хотя бы общаться... – встрепенулся Мамонтов. – Я хочу сказать, что ты ведь вовсе не имеешь в виду, что вообще больше не хочешь меня видеть.

Именно это она и имела в виду. Неужели он не понимает, что после такого разговора у них вряд ли получится время от времени пересекаться за кружечкой пенного пива и как ни в чем не бывало обсуждать общих знакомых, полуфинальные игры УЕФА и нового любовника Бритни Спирс?!

Тем не менее Женя ответила:

– Да, конечно. Через какое-то время, когда ты успокоишься... Мы могли бы пообедать вместе, или сходить в кино, или... – Черт, какой же жалкой она себя в тот момент чувствовала!

А несчастный Мамонтов окончательно разошелся и задал ей вопрос, который брошенным любовникам озвучивать принципиально не рекомендуется:

– Женя... У тебя что, кто-то есть? – И глаза у него при этом были, что называется, на полвторого.

– Да нет у меня никого, – махнула она рукой. И почти не соврала. Потому что и басист малоизвестной рок-группы, в номере которого она пару раз переночевала во время гастролей (собственно говоря, для нее имел значение не сам мужчина, а то, что у него был номер люкс с джакузи и встроенным феном), и какой-то мужик в кожаных штанах с сальным взором, которого она подцепила где-то на фуршете, – все они были для нее именно никем.

– Ясно, – Миша потух, – ладно, я все понял...

Она еле удержалась от того, чтобы радостно воскликнуть: «Ну наконец-то!» Но к Мамонтову она относилась, по большому счету, хорошо и даже с некоторой нежностью, поэтому намеревалась сохранить скорбную мину до конца диалога.

– Так я пойду?

– Да, так будет лучше, – благосклонно разрешила она.

– Жень... Но если ты когда-нибудь передумаешь... Ты мне только позвони. Я так и не понял... Не знаю, что у тебя произошло и почему все так. После того, что между нами было...

Она открыла было рот, но он остановил ее предостерегающим жестом:

– Да не надо мне ничего объяснять, я понимаю, что тебе тоже нелегко. В любом случае, спасибо, что согласилась хотя бы со мной встретиться. Ты ведь могла просто перестать отвечать на мои звонки.

Она хотела сказать что-нибудь утешительное, но усилием воли заставила себя промолчать. Если она споет ему ободряющую песенку Глории Гейнер «I will survive», будет еще хуже. Поэтому Женя молча смотрела на то, как Миша просит у официантки счет, как он заглядывает в бумажник, как отсчитывает несколько сторублевых купюр, не забыв про десять процентов для обслуживающего персонала... А потом, неловко попрощавшись, он ушел, а Женя на нервной почве заказала себе многоэтажную башню мороженого и целую бутылку дешевого шампанского «Корбель Брют». Почему ей захотелось выпить именно шипучки, которая в иных условиях относилась к стойко презираемым ею напиткам, она и сама не поняла...

Напиться, влить в себя как можно больше высокоградусного пойла – вот что ей было нужно в тот момент. Уютная кондитерская, куда пригласил ее Мамонтов, совсем не подходила для этой высокой цели. Поэтому Женя расплатилась и покинула интеллигентное заведение, не постеснявшись прихватить с собой недопитую бутылку шампанского. Пока она переминалась с ноги на ногу, решая, куда отправиться, бутылка опустела. Ловким броском она отправила бутыль в ближайшую урну, да, к несчастью, промахнулась. С веселым звоном пустая тара разбилась о тротуар, осколки разлетелись в разные стороны.

Проходившая мимо пенсионерская парочка неодобрительно посмотрела в сторону Жени, старушка даже прошамкала что-то вроде «шалава», но, наткнувшись на Женин тяжелый взгляд, замолчала и ускорила шаг.

Поймать такси было не так-то просто. Почему-то проезжавшие мимо автомобили не хотели тормозить возле еле держащейся на ногах девушки с тлеющей сигаретой в руке. В конце концов она решила оставить идею буржуазного путешествия в такси и на своих двоих отправилась на поиски ближайшего питейного заведения.

Хорошо, что дело было в центре, – задача оказалась сверхлегкой. Не прошло и трех минут, как Женя наткнулась на подходящий подвальчик с подсвеченной красным вывеской «Кафе-бар». Мужественно преодолев ступеньки, она очутилась внизу.

Гардеробщик подозрительно поинтересовался:

– Вы что, пьяная?

– Трезвая. – Женя заговорщицки ему подмигнула и всунула в его ладонь две сторублевые купюры.

Гардеробщик помялся, повертел головой по сторонам, но потом все-таки спрятал деньги в карман и принял Женину куртку.

– Только вы за какой-нибудь дальний столик сядьте, – умоляюще прошептал он, – чтобы не бросаться в глаза. А то мне пьяных пускать запрещено!

– Где хочу, там и сяду, – осмелела Женя, пробираясь в самый центр зала, к красиво освещенной барной стойке. – Сообразите мне чего-нибудь покрепче!