Месье Боб, и никто иной, был подлинным виновником драмы. Сюзанн могла покончить с собой только по двум причинам: от страха, что слишком много рассказала, или потому, что слишком любила. В последнем случае это означало, что она не чувствовала себя больше способной бороться с соперницей.

Ее слова: «Одна из нас должна исчезнуть»… болезненно отзывались в сердце Аньес, которая оказалась победительницей в печальном турнире: Сюзанн больше не было.

Ужасная мысль пронеслась внезапно в мозгу Аньес, охваченной безмерной жалостью к погибшей. Сначала она гнала эту мысль прочь как абсурдную и слишком противоестественную… Но она снова возвращалась к ней: что если месье Боб был не просто винтиком в механизме, который привел к смерти Сюзанн, а был его истинным автором? Что если месье Боб убил Сюзанн, а затем замаскировал убийство под самоубийство? Разве он, Боб, не был способен на все? Но зачем ему понадобилось убивать ее? Чтобы покарать слишком болтливую девчонку или чтобы заставить ее замолчать навсегда? В припадке отчаяния Сюзанн вполне могла рассказать другим все то, что она уже открыла Аньес… А разве мог он смириться с этим? Что значила для него смерть несчастной девушки? Он не любил Сюзанн так же, как не любил ее, Аньес.

И все же такое предположение показалось ей чудовищным. Мог ли месье Боб пойти на такое преступление? Бесчувственность его делала такое предположение весьма возможным. Аньес начинала склоняться к мысли, что месье Боб не отступил бы и перед немотивированным преступлением, если оно могло принести удовлетворение его извращенному честолюбию. Но более веской причиной убить ее, могло быть все-таки желание заставить замолчать слишком болтливую девчонку… По отношению к своему покровителю, с которым ее связывала тайна, Сюзанн совершила непростительную ошибку: она должна была поплатиться!

Могло ли подобное преступление остаться безнаказанным? Мысль о необходимости правосудия пробудила в хрупкой девушке пока еще слабое желание бороться. Почему бы не предупредить полицию? Последствия для нее мало значили. Законы преступного мира, в который входили и сутенеры, не внушали ей страха. Однако, она знала их неумолимую силу, без которой месье Боб и его собратья никогда не смогли бы спокойно заниматься своим ремеслом: как бы они продолжали эксплуатировать женщин, если бы у них не было средства их терроризировать в тех случаях, когда те перестают повиноваться?

Даже если ее попытаются убить приятели месье Боба за то, что она выдала его правосудию, Аньес примет это как справедливую кару за ее собственное малодушие последних лет. Вопреки тому, что могли подумать эти убийцы, ее смерть была бы не сведением счетов, а уплатой долгов обществу, за жизнь вне его моральных законов и особенно за то, что она обманывала ту, которая вкладывала в нее всю свою любовь и веру: Элизабет.

Увлеченная этим порывом, Аньес, преодолев свое отвращение, снова вернулась на улицу Фезандери. Ей очень хотелось встретиться с месье Бобом, чтобы тут же прояснить тайну смерти Сюзанн.

Ее желание было услышано: месье Боб был там; он спокойно курил, развалившись в кресле гостиной.

Она направилась прямо к нему и, достав из сумочки «Франс Суар», протянула ему.

– Читай! – сказала она.

– Я уже читал, – ответил он равнодушно. Он сделал несколько затяжек сигаретой.

– Бедная девочка! Это должно было с ней случиться… Он смотрел на Аньес из-под полуопущенных век на застывшем лице.

– Вспомни, что я говорил: она не подходила тебе в подруги…

Аньес посмотрела с изумлением на этого бессердечного и хладнокровного человека.

– А тебе уже лучше? – поинтересовался он. – Утренний урок заставил тебя поразмыслить?

Она снова почувствовала себя порабощенной под этим холодным, ледяным взглядом.

– Дурочка, – усмехнулся он. – В один прекрасный день, рано или поздно, наши отношения должны были проясниться. Я не спешил открывать тебе глаза. И все-таки я не жалею, что это произошло. Сейчас ты свободна. Итак, хватит историй. Не будем скандалить. Это ни к чему не приведет, потому что мы уже не можем друг без друга… Ты прекрасно знаешь, что мы связаны навсегда, как говорят: в радости и в горести!

Он обнял ее за талию и притянул к себе. У нее возникло привычное головокружение:

– Да, – пробормотала она.

– Ты должна сказать: да, мой Боб.

Аньес сжалась и отступила назад. Но, чувствуя рядом тело своего любовника, стыдливо пробормотала:

– Да, мой Боб…

– Тебе нравится так меня называть? Она ничего не ответила.

Он прижал ее к себе, и Аньес охватила слабость.

– Отныне ты «моя» женщина… Отныне только ты будешь иметь право называть меня «Боб».

Он отпустил ее, успокоенную, покоренную.

– Может выпьем виски, чтобы отметить это? – предложил он улыбнувшись. Наполняя бокалы, он мягко спросил ее:

– Скажи… Назвав тебе мое настоящее имя, что она рассказала еще?

– Все!

Он отпил глоток.

– И какое впечатление это произвело на тебя?

– Я тебя возненавидела.

– Это и есть любовь, – сказал он.

– Я почувствовала к тебе отвращение!

– Но это же любовь!

– Я хотела убежать от тебя, чтобы никогда больше тебя не видеть…

– Но ты осталась! Это тоже любовь, малышка! Невозможно все время только целоваться и говорить друг другу нежности. Иногда нужно немного ненависти, чтобы внести разнообразие в любовные чувства. А когда эта капля внесена, согласие достигается в постели. Законным супругам хорошо понятны эти высоты и падения. Но это не мешает им жить в согласии. Впрочем, в браке нет мелочей. А самое главное в нем – бизнес…

Он, не спеша, закурил сигару.

– Большое преимущество нашего положения сейчас в том, – продолжал он, – что оно прояснилось. Это значит, что у нас не будет больше необходимости взаимно лгать: я знаю, что ты работаешь с клиентурой, а ты поняла, что это лучшее средство сделать меня счастливым!

Все должно быть упрощено: вместо того, чтобы отправляться на дом к клиентам, что не всегда безопасно, ты могла бы в будущем приглашать своих приятелей сюда. Поверь моему давнему опыту: такая шикарная обстановка оправдывает высокие тарифы. Хорошенький маленький автомобиль, как твоя белая «Аронд», чтобы снимать клиентов, шикарные апартаменты, чтобы их принимать; ты мне доставишь огромное удовольствие, подняв свои расценки.

Обывательски-серьезная направленность разговора отвлекла Аньес от ее переживаний. Профессионалка, которой она волей-неволей стала, хотя сама осуждала это ремесло, на короткое мгновение одержала над ней верх. Она оценивала и взвешивала эти веские доводы.

– Кстати, – продолжал Боб, – теперь, когда мы все знаем, нет необходимости приносить деньги в конце каждого месяца, якобы от Клод Верман. Отныне будет проще: ты будешь отдавать мне деньги по мере поступления… Как ты находишь мое предложение?

– Почему бы и нет?

– Это позволит облегчить нашу бухгалтерию и каждый день мы будем знать свое финансовое положение.

– Ты позволишь мне задать тебе один вопрос?

– Сейчас, когда ты усвоила мелодию, все, что тебе угодно!

– Сюзанн…

– Снова она! Ну, хорошо, я слушаю…

– Скажи: ты не боишься неприятностей в связи с ее смертью?

– Каких неприятностей?

– Не знаю… Даже, когда речь идет о самоубийстве, полиция ведь все равно должна вмешаться?

– Само собой разумеется, она обязана разобраться в этом; но в данном случае все очень просто, здесь нет никаких сомнений: Сюзанн открыла газовый кран и адью!

– Значит, полиция…

– Что полиция? Ты снова об этом? Это тебя беспокоит?

– Меня это беспокоит только из-за тебя… Тебя наверняка заставят дать показания…

– Я уже дал их сегодня утром в одиннадцать часов…

– Они действуют быстро!

– Они выполняют свою работу…

– Они тебя вызывали?

– Да нет же! Когда я узнал, что она отравилась газом…

– Как ты об этом узнал?

– Но, честное слово, ты устраиваешь мне допрос! Я не очень люблю это, малышка!… И все-таки я должен сказать тебе всю правду, чтобы успокоить твои волнения на мой счет. Этим утром я хотел кое-что сказать Сюзанн и позвонил ей в десять часов…

– Так ты не видел ее вчера вечером, когда ушел отсюда, немного рассерженный?

– Ты заходишь далековато, малышка…

– Не сердись… Итак, ты позвонил ей этим утром в десять часов.

– Да… Так как она не отвечала, я через некоторое время перезвонил еще, не это ничего не дало. У меня появилось предчувствие… Я сказал себе: «что-то с ней случилось!» Я сел в «Шевроле» и проехал к ней. Когда я вошел в дом, консьержка сказала мне: «О! Месье… Случилось большое несчастье… На лестнице чувствовался запах газа, жильцы стали жаловаться… Я вызвала слесаря, и он открыл… Бедная девушка! Я тотчас вызвала полицию, и они спросили меня, часто ли принимала она гостей у себя. Я ответила, что она принимала только одного человека, очень приличного месье, наверное, ее друга. Я имела в виду Вас! Я правильно сделала, сказав это?» Я поднялся наверх: вся полицейская команда была в сборе: судебномедицинский эксперт, люди, которые снимали отпечатки повсюду, фотографы… Классическая команда, а как же! Если бы ты ее видела, вытянувшуюся на своей кровати, бедная Сюзанн. Ее лицо было фиолетовым. Она даже не разделась! И там так воняло газом! Я могу тебя заверить: хоть я человек и крепкий, но думал, что меня стошнит… Вот и все!

– А потом?

– Потом? Они попросили меня назваться, что я и сделал… Я сказал, что живу с тобой здесь, и что покойная, действительно, одна из наших знакомых…

– Из «наших» знакомых?

– Разве это не правда? Ты познакомилась с ней до меня, когда вы были манекенщицами! Никогда не нужно лгать полиции: рано или поздно это обернется против тебя… Само собой разумеется, я рассказал не слишком много, подробности опустил… Это бесполезно! Возможно, они допросят и тебя, чтобы сравнить с моими показаниями. Ты должна будешь отвечать в точности то же самое…