Конечно, это ее зов плоти, хоть это и не оправдание. В конце концов, она пришла сюда в надежде, что ночь закончиться именно так.

Кейтлин встала на колени перед рождественским деревом и в ожидании Лукаса стала его изучать.

Она абсолютно отличается от той елки, что сейчас стояла в квартире Коллинзов. Колум и Патрик принесли домой пихту на следующий день после Дня Благодарения. Она, Локлан и остальные десять кузенов с Попсом (дедушкой) потратили большую часть ночи, выпив четыре бутылки вина, съев шесть пицц и прослушав три рождественских альбомов, чтобы подстричь ее.

Оно было огромным живым зеленым воплощением семейной памяти, каждый миллиметр которой был украшен свисающим попкорном, сверкающими цветными фонариками и игрушками ручной работы трех поколений семьи.

А также спереди в самом центре дерева висели лампочки, которые ее бабушка Сандэй сама расписала, когда они с Попсом впервые приехали из Ирландии в Америку. Попс любил рассказывать историю о том, что у них не было денег на большое дерево или украшения. Дедушка нашел и принес в квартиру над пабом на Рождество потрепанное умирающее маленькое деревце, которое кто-то выкинул. Бабушка была так рада, что взяла коробочку лампочек из шкафа, разрисовала их красивыми зимними пейзажами, привязала к ним веревочки и гордо повесила на тоненькое деревце. Каким-то чудом все четыре лампочки сохранились до сегодняшних дней.

Сейчас думая об этом, Кейтлин не удивлялась. Попс имел склонность к сохранению праздничных украшений, учитывая, что все дерево было увешано всеми игрушками, сделанные не только семью детьми, но и двенадцатью внуками. Самое безумное и милое то, что Попс мог вспомнить, кто и когда сделал каждую игрушку. Финн отметил, что в следующем году потребуется второе дерево, чтобы вместить всю коллекцию Попса.

Дерево же Лукаса не содержало ни одного воспоминания. Оно выглядело так, словно его заказали в каком-то шикарном магазине, которое заранее украсили и осветили без участия самого Лукаса. На этой елке были простые белые лампочки, которые даже не мигали. На самом деле на елке был только белый цвет, никакого разнообразия.

Кейтлин еще раз обрадовалась тому, что пришла. Его Рождеству не хватало и хорошей еды, и немного цвета, и немного веселья.

― Кейт?

Она посмотрела вверх, удивившись, что Лукас стоит перед ней. Как долго он уже стоит тут?

Криво улыбнулась.

― Прости.

― Ты и, правда, любишь Рождество? Никогда не видела кого-нибудь, так очарованного елкой.

Кейтлин не стала поправлять его ошибочный вывод. Его дерево было красивым, но на самом деле огорчало ее. А потом она заметила коробку в его руках.

Лукас заметил ее взгляд.

― Я знаю, мы оба решили, что еще рано в наших... ― он всего на секунду замолк, но она заметила, ― отношениях покупать друг другу подарки.

Отношения ― хорошее слово.

Это сделало ее счастливой.

Настолько, что ей не хотелось сдерживаться, даже чтобы защитить свое сердце, ей всегда не удавалось этого. У ее сердца есть плохая привычка проигрывать, несмотря на ее здравый смысл. Это всегда было занозой в ее заднице, большим недостатком в генетике. И она ничего не могла с этим поделать.

― Что в коробке?

До ее вопроса он выглядел очень серьезно, но теперь он улыбнулся.

― Не только у тебя есть праздничное настроение. Я нашел их вчера и, когда увидел их...

Ее любопытство достигло пределов, особенно, когда Лукас не стал открывать коробку.

― Встань, Кейт, и подойди к окну. Положи свои ладони на стекло и расставь ноги.

Она задрожала вставая. Хотя они были высоко над городом, и окна выходили только на воду, было что-то скандальное в том, чтобы стоять напротив панорамного окна, словно демонстрируя себя всему миру.

Но, несмотря на все свои мысли, она сделала так, как он сказал, встала у окна. В отражение она наблюдала за перемещениями Лукаса: он поставил подарочную коробку на кофейный столик.

Он не надел рубашку, и она осознала, что обычно он оставался более одетым во время их прелюдии, возможно, из-за того, что на третьем свидании она призналась, что ее сильно возбуждает быть обнаженной перед полностью одетым мужчиной.

Девушка должна пересмотреть свое мнение. Потому что правда состояла в том, что нет ничего более сексуального, чем Лукас без рубашки.

Он приблизился к ней и сейчас, как и всегда, она была ошеломлена разницей их размеров. Его широкие плечи и мускулистые руки без татуировок напомнили ей огромного медведя-гризли. Его величина было первым, что она заметила в нем. Он был импозантным впечатляющим и захватывающим, и он об этом знал.

Кейт не сомневалась, что он может заставить ее делать все, что ему захочется. Он был больше и сильнее. И все же он не использовал свою физическую силу. В этом не было необходимости. Все, что ему требовалось, это посмотреть на нее или заговорить своим глубоким с хрипотцой голосом, и она была готова подчиниться его воле. Потому что и она этого хотела.

Лукас провел своим пальцем по ее спине. Она вздрогнула от неожиданного нежного прикосновения. Было щекотно.

― Нервничаешь? ― его тон ясно дал понять, что он прекрасно понимал, что дело в не в этом.

Но в ней достаточно гордости Коллинзов, поэтому она оглянулась на него через плечо и подарила дерзкую улыбку.

― Не сдерживайся, ― подразнила она.

Глаза Лукаса сузились.

― Всегда стараешься, чтобы за тобой было последнее слово. Так ничему не научилась?

Своей твердой рукой он надавил ей на спину, подталкивая ее к окну, пока ее грудь не была в плотную притиснута к стеклу. Ее соски затвердели от холода.

― Глаза вперед. И что бы я ни делал, не отнимай свои руки от стекла. Ты поняла?

Она кивнула.

― Да, сэр.

Девушка заметила, как Лукас реагировал каждый раз, когда она произносила «сэр». На него это влияло так же, как и его команды, отданные глубоким голосом, ― на нее. Она не могла это отрицать, и в этом они были идеальной парой.

Лукас воспользовался ее позой и провел своими руками по ее бокам, бедрам, прежде чем погладить ее задницу. Она привыкла к более сильным прикосновением с его стороны, поэтому это легкое касание обезоружило ее.

Как только она оказалась в состоянии полной расслабленности, он изменил игру, ударив ее по левому полушарию задницы. Сильно ударив.

Она охнула, а потом застонала. Она абсолютно зависима от порки Лукаса. Сэмми множество раз перекидывал ее через колени, но никогда, ни разу, не будил в ней такие ощущения, в отличие от Лукаса.

Мужчина прижался грудью к ее спине. Перекинув ее волосы на одну сторону, он поцеловал ее шею. Она сопротивлялась желанию закрыть глаза. Она не хотела пропустить такое сексуальное шоу, за которым она могла наблюдать через отражение в стекле.

Она практически отняла руку от стекла, отчаянно желая прикоснуться к нему, запустить свои руки под эластичный пояс его штанов и дотронуться до его члена.

Кейтлин вовремя успела себя остановить.

― Хорошая девочка, ― пробормотал он.

Как у него это получается? Как он узнал, о чем она думала?

― Думаю, ты заслужила подарок.

Лукас отошел, и она сразу же заскучала по теплу его тела.

Он открыл коробку прямо за ее спиной, и она не могла увидеть, что в ней, а потом одной рукой отстранил ее от окна, так чтобы между ней и окном оставалось около полуметра. Ее ладони все еще касались стекла.

Этот подарок был достаточно тонким, чтобы держать его тремя пальцами, а свободными указательным и большим пальцем он сжал ее сосок. Он сжимал до тех пор, пока громко не выдохнула весь воздух, который невольно задержала.

― Боже.

Она любила боль. Лукас узнал это раньше, и у него не было проблем, чтобы использовать это против нее. Приятным для нее способом.

Мужчина играл с ее сосками, пока они не стали твердыми, как камень. И тогда она почувствовала, как защелкнулся первый зажим. Он был на пружине и очень тесным.

― Дыши, ― прошептал Лукас, пока она пыталась восстановить дыханием.

Он прикрепил еще один зажим. Боль была короткой и желанной. Ее тело начало дрожать, и она чувствовала, как ускользает ее сознание, концентрируясь только на физических ощущениях.

Каждый раз, когда они были вместе, она чувствовала, что ускользает все на большее время. На прошлой неделе она большую часть дня пыталась понять, что это за чувство, и пришла к выводу, что больше похоже на то, словно она покидает свое тело.

Разум уступил эмоциям, мысли ― прикосновениям.

В эти мгновения она была животным. Без вины, без тревог, без страха. Она жила лишь на инстинктах.

Легкий звон вернул ее в реальность. Она через стекло посмотрела на зажимы, и тихо рассмеялась, когда Лукас пальцами качнул бубенцы, прикрепленные к зажимам.

― А ты говорила, что я не знаю, как отмечать Рождество.

Кейтлин бы рассмеялась, если бы Лукас дал ей шанс. Но был еще один колокольчик.

Одно рукой Лукас раздвинул складочки и присоединил последний зажим к клитору. Он в первый раз использовал зажим в этом месте.

Кейтлин застонала, но жжение было коротким, и с последним зажимом она пропала для окружающего мира.

Ее зрение и самоощущения стали размыты.

Лукас сильнее наклонил ее и пробежал пальцами по ее складочкам, а потом медленно скользнул двумя пальцами внутрь. Она была такой мокрой, такой готовой. Его пальцев было недостаточно.

К несчастью, сейчас она была не способна говорить.

В какой-то момент Лукас сбросил с себя брюки, надел презерватив и, наконец, они стали создавать музыку, которая ей так нравилась. Звенели бубенцы на зажимах, пока он брал ее сзади грубо, жестко и быстро.

Они двигались в унисон. Кейтлин упиралась руками в стекло, толкаясь ему навстречу, добавляя этим большую остроту и силу толчкам.