Она умеренно пользуется косметикой, только намек на тени и тушь, чтобы выделить эти большие карие глаза, и немного цвета на щеках и губах.

М-м-м, эти губы. Пухлые и красные, умоляющие поцеловать их.

Даже уши прекрасны. У нее особенные ушки, с одним маленьким бриллиантовым гвоздиком и с тремя кольцами, поднимающимися вверх по обеим ушным раковинам.

А ее волосы.... Бог мой. Такие густые, черные, длинные. Руки вздрагивают, они так и чешутся погрузиться в эти локоны цвета черного дерева, почувствовать, как они, будто шелк, скользят между пальцами, а потом притянуть ее к своей груди… зацеловать до смерти.

— Сделай фото, чувак. А-то это надолго.

Кривая усмешка на ее губах где-то между «позабавило», «озадачена» и «польщена».

Я поднимаю телефон, провожу вверх для снятия блокировки, включаю камеру и делаю снимок. Одна ее рука – в заднем кармане джинсов, другая – небрежно свисает сбоку. Распущенные волосы черной массой обрамляют лицо, несколько прядей развеваются на ветру. Насмешливая улыбка и острый, пронзительный взгляд.

Как только я сделал фото, она бросается ко мне, пытаясь выхватить телефон.

— Я не имела в виду на самом деле сфотографировать, тупица! Я была не готова!

Она дотягивается до телефона, который держу над нами. Для большинства девушек, если я поднимаю что-то над своей головой, это становится также недосягаемо, как и Марс. Но она, безымянная красавица, такая высокая, что сможет подпрыгнуть и поймать мою руку, и черт, чика сильная. Она выхватывает мобильный из рук, прежде чем это осознаю.

— Эй!

Я вырываю его обратно до того, как она сможет удалить фото.

— Это было классное фото, нет причин для беспокойства. Ты хочешь его увидеть?

Она снова бросается на меня, одно резкое движение, и телефон – вне досягаемости, смеясь, я поднимаю телефон и держу его так, чтобы она могла увидеть снимок.

— Смотри.

Она морщится.

— Фото ужасно! Угол совсем не тот. Ты не можешь фотографировать девушку с этого ракурса. Совсем ничего не понимаешь?

— Так перестань пытаться стащить мобильник, и тогда пересниму, — говорю я.

На удивление, она уступает, затем опирается на одну ногу, другая согнута в колене, тело изогнуто, руки погружены в волосы, голова отклонена немного назад. Идеальная поза, подчеркивающая волосы и рост. Я щелкаю несколько кадров, устанавливаю фильтр, а потом показать ей.

— Так лучше? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Ну да. Нормально.

— Нормально?

Я качаю головой.

— Ты спятила. Это обалденная фотка. А ты – безумно фотогенична. Я знаю пару фотографов, которые были бы счастливы заполучить тебя в качестве модели.

Она встряхивает волосы и закатывает глаза.

— Да... да, конечно, — с сарказмом в голосе говорит она. — Расскажи еще мне.

Я убираю телефон в карман и иду вперед лицом к ней, потом останавливаюсь, из-за чего она врезается в меня.

— Ты, правда, не понимаешь, как прекрасна, так ведь?

Она толкает меня так сильно, что спотыкаюсь и едва сохраняю равновесие.

— Я уже согласилась поужинать с тобой, поэтому можешь перестать мне льстить, ладно?

Не думаю, что она понимает, кому хамит. Я быстро бросаюсь к ней и поднимаю с земли. Затем пробегаю три длинных шага, опускаю ее и прижимаю спиной к стене здания. У нее даже не было времени протестовать или пошевелиться, а я уже припираю ее к стене. Схватив обе руки и вдавливая костяшки пальцев в обшитую сайдингом7 стену, я переплетаю пальцы с ее. Придавив бедра своей массой, я тону в аромате ее кожи и волос, в том, как грудь сминается моей, как учащается ее дыхание, как она задыхается от неожиданности.

— Нехорошо толкаться, — говорю приглушенным голосом, находясь в нескольких сантиметрах от ее лица. Глаза широко раскрыты, и я чувствую, как она дрожит. — Послушай меня. Ты думаешь, я собираюсь тратить свое время на лесть? Я, бл*дь, так не думаю.

— Просто…

Я не позволяю ей закончить.

— Сейчас. Прежде чем кто-то из нас сделает еще хоть шаг, мне нужно кое-что от тебя.

Она вся трясется, глаза с блюдца, карие, глубокие, такие темные, наполненные мыслями и эмоциями, которые не могу понять.

— Что? — спрашивает она неуверенным и тихим голосом.

— Твое имя.

— Дез, — шепчет она. — Меня зовут Дез.

— Дез, а дальше?

— Росс. Дез Росс.

— Дез.

Я растягиваю слог, акцентируя звук «з» в конце и пробуя на вкус имя.

— Это сокращенно от чего-то?

— Просто Дез.

Не могу больше сопротивляться. Просто не могу. Я отпускаю ее руку и провожу ладонью по личику, а потом запускаю в густую массу черных волос. Они прохладные, шелковистые и все еще влажные. Ее рот слегка приоткрывается; у меня захватывает дух от желания предъявить права на эти красные губы, но не могу – боюсь этого, боюсь поцелуя. Я смотрю на нее, пытаюсь прочесть мысли, но она просто дышит, приоткрыв губы, ее глаза изучают мои. Я сдерживаю себя и не делаю попытку сорвать поцелуй. Дез тоже не тянется ко мне, но и не отталкивает, не пытается убежать. Ее трясет. Пальцы, все еще сплетенные с моими; они дрожат, как будто она едва сдерживает порыв эмоций. Это нервы? Желание? Или страх?

Поднимается ветер; он сильно дует вдоль аллеи, неся с собой тяжелы воздух. Это не холодный ветер, не в это время года, но он влажный, густой, сырой.

Я заставляю себя отпустить ее, отказаться от нее и, когда пространство между телами увеличивается, Дез, кажется, с трудом отходит, тяжело выпуская воздух из легких. Через мгновение она распрямляется, видимо, берет себя в руки, а затем кидает быстрый взгляд на небо.

— Кажется, дождь собирается.

Я следую за ее взглядом и вижу, как надвигаются вдруг низкие, серые тучи, закрывая голубое небо и солнце. Становится темно, и быстро холодает. Кожу покалывает, а по небу проносится оглушительный раскат грома; ослепительная вспышка молнии разрезает воздух, пронзает его и исчезает. Капля, две и три, и четыре, а потом, прежде чем мы смогли сделать хоть шаг, небеса разверзлись, и проливной дождь хлынул, как из ведра.

— Твою мать!

Я хватаю ее за руку и тяну за собой.

— Откуда, черт возьми, он взялся?

Она бежит со мной и смеется, в то время как дождь колотит по головам, и мы промокаем до ниток за считанные секунды. Я понятия не имею, куда идти, просто бегу, и она следом за мной.

— Куда мы направляемся, Адам?

— Я не знаю!

Мы добегаем до перекрестка, и она дергает меня влево, тянет вперед и ведет вниз по короткой дороге, которая выходит на центральную улицу. Дез открывает дверь и заводит меня в старый бар с низкими потолками, стертыми деревянными полами и толстыми балками; на экранах транслируются спортивные каналы, на одной стене висит мишень для игры в дартс8, около небольшой стойки восемь или десять стульев. В помещении два или три зала, несколько столов и кабинок в каждом, и, собственно, с баром в углу, в качестве центрального элемента. Это теплое, темноватое и уютное место. Можно представить, как в таком баре круглый год напивается кучка местных жителей, когда туристы уже разошлись по домам.

— Господи, все случилось так быстро, — говорит Дез, отжимая волосы. — Просто появился из ниоткуда.

Я потираю руками свои короткие, взъерошенные черные волосы.

— Без шуток. Только что светило солнце, а в следующую минуту – ливень.

Как, черт возьми, я смогу сейчас поужинать с этой девушкой? Она насквозь промокла, рубашка прилипла к телу, очерчивая чашечки лифчика, плоский живот и изгибы спины. Я вижу торчащие соски сквозь ткань ее рубашки и бюстгальтера.

Я тоже мокрый, через рубашку видно белую майку, которая превратилась в очень тонкий и мокрый хлопок. И да, будучи спортсменом и звездой боевиков, я должен быть в отличной форме, особенно во время съемок. Каждый день часами я пропадаю в тренажерном зале, чтобы сохранять форму, на которую рассчитывают продюсеры для моей роли хулигана и крутого супергероя. Что-то типа Росомахи и Бэтмена в одном лице. Он мрачный, задумчивый и ничего не хочет делать со своими суперспособностями; избегает их, пока события не вынуждают его действовать. В комиксах, по которым снят фильм, мой персонаж изображен невероятно сложенным, даже круче, чем большинство супергероев, и когда киношники начали подбирать актеров, они понимали, что должны найти кого-то, кто был бы способен достичь таких габаритов, которые необходимы, чтобы сыграть эту роль. «Скала»9 мог бы сыграть эту роль, но он старше, чем им нужно, и слишком хорошо известен. Они хотели относительно неизвестного актера, такого, кто смог бы выложиться по полной, чтобы сыграть ведущую роль, но не настолько знаменит, чтобы сразу же быть узнанным на бытовом уровне.

И тут появляюсь я. Марек в «Фулкруме»10 был моей прорывной ролью, но у меня то тут, то там было достаточно ролей второго плана, чтобы доказать мой уровень. Я по природе крупный, и при правильном режиме и тренировках, смог набрать такую мышечную массу, чтобы достичь важнейших характеристик, требующихся для персонажа. Это означало, что на данный момент, мышцы увеличены до максимума. Даже в мой первый сезон в Сан-Диего Чарджерс11 я не был таким мускулистым, и в моей насквозь промокшей футболке, я все равно, что с голым торсом.

Дез смотрит на меня довольно откровенно, пока вытирает влагу с лица кипой барных салфеток.

— Повезло, я только что приняла душ, — говорит она.

— Скажи спасибо, что на тебе нет этой рубашки, — я шучу, дергая намокшую, прозрачную ткань.

— Зато, ты, наверное, хотел бы, — говорит Дез и скользит на барный табурет.

— Черт, еще как хочу, — я располагаюсь рядом с ней на табурет и пытаюсь удержать глаза к северу от ее плеч.