«Надо перестать кусать ногти», – подумала я, приглаживая их края. Я вспомнила то время, когда была маленькой и кусала ногти, Я была так глупа, что думала: вот исполнится мне семнадцать, и я в один момент стану взрослой дамой с длинными крашеными ногтями. Я дала седоволосой служительнице пять шиллингов, и та, зардевшись, забеспокоилась по поводу сдачи.

– Благодарю, сдачи не надо, – сказала я, – я сегодня вышла замуж.

Мне надо было сказать это кому-нибудь. Она жала мне руку, и ее глаза наполнились слезами, когда она желала мне многих и многих лет счастья.

Я тоже поплакала с ней за компанию. Все выглядело так, словно мы были мать и дочь. Мне так хотелось рассказать ей всю правду и получить ее одобрение в том, что я делаю все правильно. Но это, наверное, выглядело бы очень глупо, поэтому я просто ушла.

К счастью, не успела я устроиться в одном из кресел в баре, как появился Юджин. И хотя мы не виделись совсем недолго, когда я увидела его, подумала 6 том, как он красив. Так хороши были его оливковая кожа и выдающиеся скулы.

– Теперь все в полном порядке, – сказал он, касаясь своей щекой моего лица. Он также и побрился.

Я очень сильно надушилась, и он сказал, что я пахну просто замечательно. Потом, желая продолжить праздник, мы отправились в обеденный зал ресторана и были первыми, для кого накрыли в этот вечер ужин. Юджин заказал полбутылки шампанского, но когда официант принес ее в ведерке со льдом, заказ показался нам очень жалким, и Юджин велел принести полную бутылку. Я попросила пробку, которая хранится у меня и поныне. Я ценю ее более всего, что у меня есть, эту пробку с остатками серебристой фольги. Мы чокнулись, и он сказал:

– За нас.

Я выпила, мечтая о том, чтобы всегда оставаться молодой.

Это был превосходный вечер. Из-за стрижки его лицо выглядело молодым, даже мальчишеским. А на мне было новое черное вечернее платье, купленное на те деньги, которые он дал мне. При определенном свете, в определенные минуты большинство женщин выглядят прекрасными – это был мой свет и мои минуты, в зеркале на стене я видела, как мое лицо светится красотой.

– Я бы съел тебя, – сказал Юджин, – как мороженое.

Он повторил эти слова позже, когда мы были дома в кровати, и обнял меня, чтобы заняться со мной любовью. Покрутив кольцо на моем пальце, он сказал:

– Оно великовато тебе, надо его немного уменьшить.

– И так хорошо, – ответила я лениво, чувствуя какую-то томность во всем теле из-за шампанского и из-за голоса Юджина, который вдыхал запахи моих волос.

– Пускай это кольцо останется с тобой надолго, – сказал он.

– Как надолго?

– Покуда ты так вот по-детски смеешься.

Я заметила не без сожаления, что он избегал таких страшных слов, как «на всю жизнь».

– Тук, тук, пусти меня, – сказал он, настойчиво проделывая себе путь внутрь моего тела.

– Мне не страшно, мне не страшно, – сказала я. Он много раз говорил мне, чтобы я повторяла про себя эти слова, чтобы заставить себя не бояться. Поначалу мне было больно, но боль воодушевляла меня, и я лежала там, пораженная сама собой, касаясь языком его голого плеча.

Я застонала, но он успокоил меня поцелуем, и я затихла, молча касаясь своими лодыжками его бедер. Было очень странным участвовать во всем этом, даже комично, так что я подумала о том, как Бэйба и я частенько намекали на такие вот особенные ситуации, фантазируя и тут же пугаясь своего собственного любопытства. Я подумала о Бэйбе, и о Марте, и о моей тетке, о всех тех, кто считал меня ребенком, и я знала сейчас, что проследовала, пересекла безвозвратно границу, отделяющую женщину от девушки.

Мне не было приятно, просто я чувствовала странное удовлетворение, что сделала то, ради чего родилась. Мой разум сосредоточился на каких-то посторонних вещах. Я думала о том, что вот оно то тайное, что так пугало и влекло меня, все эти духи, и вздохи, и фиолетовые бюстгальтеры, и кружева на кровати, и ожерелья, и многое другое, все – ради этого? Мне все это казалось комичным и прекрасным. Его нарастающее волнение, словно морской волной окатывающее меня, и его слова, которые он шептал мне. Короткие стоны и крики, крики и короткие стоны, с которыми он вгонял себя в мое тело, пока наконец не взорвался и не омыл влагой своей любви.

Потом была тишина, такая тишина и спокойствие, и нежность, и мне казалось, будто у меня между ног лежал мокрый нежный цветок. Как раз в этот момент луна вышла из-за туч, заливая своим светом и комнату, и бурый ковер на полу. Шторы были открыты, но никто из нас не собирался их закрывать.

Я лежала в его объятиях, слезы медленно наполняли мои глаза и сбегали по щекам. Я боялась, что он увидит мое лицо, и неправильно истолкует мои слезы, я прятала глаза, потому что не хотела мешать ему чувствовать себя счастливым.

– Теперь ты падшая женщина, – сказал он после некоторой паузы. Голос его, казалось, приходил откуда-то издалека, потому что, слушая его страстный шепот, я совсем забыла, каким был его настоящий голос.

– Падшая, – повторила я эхом какой-то тихой дрожью.

Теперь я чувствовала себя не такой, как Бэйба или любая другая знакомая мне девушка. А вот если бы Бэйба была на моем месте, было бы ей страшно или, наоборот, сразу понравилось? Я подумала о маме, которая всегда дула на горячий суп, прежде чем дать его мне, и о тех резинках, которые она вставляла в мои гольфы, чтобы они не спадали.

Он перевернулся на спину, и я вдруг почувствовала себя одинокой, лишившись тяжести его тела. Он зажег свечу, а от нее прикурил себе сигарету.

– Ну что ж, новое положение – больше ответственности и больше проблем.

– Извини, что я явилась к тебе без приглашения, – сказала я, обидевшись на слово «положение», я просто перепутала его со словом «осложнение».

– Не стоит извиняться, я бы такую красотулю, как ты, из своей постели не выгнал, – пошутил он, и я подумала: а что же в самом деле он обо мне думает? Я не умела рассуждать о всяких высоких материях, даже поддержать беседу толком не умела. Я никогда не водила машину.

– Я постараюсь научиться рассуждать о всяких высоких материях, – сказала я. Я решила купить себе плотную юбку и корсет.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты научилась рассуждать о высоких материях, – отозвался он, – я просто хочу, чтобы ты подарила мне хороших детей.

– Детей?! – я чуть не умерла, когда он это сказал, и даже села в постели. – Но ты же говорил, что у нас не будет детей.

– Не сейчас, – сказал он, несколько шокированный моей реакцией.

Дети путали меня. Помню, как Бэйба первый раз рассказала мне о кормлении грудью. Мы с ней как раз гуляли по полю и ели сладости. Мне стало так нехорошо, что я выкинула свой пакетик, так, чтобы она, конечно, не видела, а Бэйба преспокойненько доедала свое лакомство. Сейчас мне снова стало дурно.

– Да не волнуйся ты так, – сказал он, успокаивая меня и укладывая обратно в постель, – не беспокойся об этом. Все будет хорошо в конце концов. Выбрось все из головы, наслаждайся своим медовым месяцем.

– У нас вся постель смята, – сказала я только затем, чтобы переключить себя на что-нибудь простое, обыденное. Но нам было так хорошо, что никому не хотелось вставать и застилать постель заново. Он протянул руку и взял свою рубашку и застрявшую в ней майку, которые лежали на постели. Я помогла ему одеться и поцеловала впадинку у него между лопаток, вспоминая абрикосовый цвет его кожи при дневном свете.

– Ты есть не хочешь? – спросила я. Сна у меня не было ни в одном глазу, и мне хотелось, чтобы этот счастливый час продлился как можно дольше.

– Нет, только спать, – зевнул он и лег набок поближе ко мне.

– Я была хорошей девочкой? – спросила я, когда он положил руку мне на живот.

– Ты была просто замечательной девочкой.

– Это все не так уж страшно.

– Не будем возвращаться к прежним страхам, – ответил он, – спим.

Я чувствовала, что мой живот поднимается и опускается под весом его руки.

– Как твои рентгеновские снимки? – спросила я.

– Встретимся около Якобса завтра вечером в девять, – проговорил он сквозь сон, и его рука медленно соскользнула с моего живота.

* * *

Я не думала, что смогу заснуть, но заснула. Когда я проснулась, было светло, и я увидела, что он смотрит на меня.

– Привет, – сказала я, прикрывая глаза из-за яркого света солнца.

– Кэт, – сказал он, – у тебя такой безмятежный вид, когда ты спишь, я смотрел на тебя целых полчаса. Ты словно кукла.

Я положила голову ему на подушку, и наши лица оказались совсем рядом.

– О, – произнесла я радостно и вытянула ноги. Пальцы ног выглядывали из-под одеяла. Он сказал, что надо еще успеть кое-что сделать перед тем, как мы встанем и будем умываться. Он взял меня очень быстро, и на этот раз мне совсем не казалось это странным.

* * *

Мы умывались вместе. Принять ванну мы не могли, потому что не было горячей воды. Под душем у меня сердце зашлось от ледяной воды, а он тер мое тело мокрой мыльной губкой.

– Нет, нет, – просила я, но он сказал, что это хорошо для кровообращения.

– Хорошо, что ты не храпишь, – сказал он мне, когда мы растирались сухими полотенцами, – а то пришлось бы отослать тебя.

– Ты меня любишь? – спросила я.

– Задай мне этот вопрос лет этак через десять, когда мы будем лучше знать друг друга, – сказал он и позвал меня завтракать.

Он сказал Анне, что мы поженились.

– Знатная новость, – ответила она, но было видно, что она не особенно верит в нашу сказочку.

Глава шестнадцатая

Потом дни потекли один похожий на другой. Мы вставали в десять, иногда в одиннадцать, съедали легкий завтрак. За едой Юджин читал письма, иногда он читал их мне вслух, Это были главным образом деловые письма, и чем дальше, тем очевиднее становилось, что ему придется ехать в Южную Америку снимать этот фильм об орошении. При этом не похоже было, что есть какой-то шанс на то, что он возьмет меня с собой.