Никакими человеческими именами и эпитетами Александра обозначить этих людей не могла — не сращивались они с человеческими! Отторжение несовместимых химических элементов.

На столе стояли две открытые бутылки пива, один — «урод» ближе всего по смыслу — отчитывался кому-то по сотовому.

Санька прислушалась.

— Да без проблем, — бубнил урод. — Ждем. Хорошо, постараемся, — дав обещание, он посмотрел на Ивана.

«Что постараетесь? Не убить его, что ли?» — почувствовав накатывающую панику, подумала Сашка.

— Что вам от нас надо? — потребовала она объяснений, забыв про все гуровские инструкции и наставления.

— Заткнись! — рявкнул урод.

— Что вам надо?! — не заткнулась Сашка.

— Ты, сучка, лучше хавало не открывай?! — заорал здоровый и кинулся к ней так быстро и резко, что стул, на котором он только что сидел, отлетел в сторону.

Подскочив, он ухватил Сашку лапищей за подбородок, дернул ее голову вверх и, брызгая слюной, заорал, изредка вставляя слова в поток мата:

— Ты… даже рот не разевай… а то я тебя… из-за тебя, сучка… Грыма, и манал я придурка этого… сам тебя!!!

Из ярко и образно выраженного матом монолога Сашка поняла, что трогать ее им запретили — ах, ах, очень обидно, извините — но приказали!

Ну, она ответила! На том языке, который они понимали и исключительно на котором разговаривали, попутно отведя душу и загнав подальше накатывающую волнами панику, закончив свою речь все тем же вопросом.

— Да пошел ты… туда же, где теперь твой Грым обретается! Что вам от нас надо, козлы недоделанные?!

Он ее ударил. В челюсть, кулаком — тяжелым, как кувалда, кулаком.

В голове что-то взорвалось и лопнуло, перед глазами вспыхнули яркие, слепящие веселые солнышки, разлетаясь на миллионы салютных огоньков.

Боль была чудовищной, Сашке показалось, что у нее повылетали все зубы и откололось полчерепа. Но она не потеряла сознание, не закрыла глаза, только поэтому заметила летящий для второго удара кулак и нагнулась, не успев сообразить, что уклоняется от удара.

Соприкосновения кувалды с нежной девичьей челюстью не последовало.

К ним присоединился дружбан урода-переростка, повиснув на разъяренном товарище.

— Бес! Ты что, ох…!! Тебя Постный сдаст, как Грыма!! Шеф тебя закопает на…! Все, харе!! Что ты связался с этой…!!

Худосочный висел на медведеподобном друге, как кургузая плащ-палатка. Гоблин орал, мычал, матерился, пытаясь скинуть его и добраться до Сашки.

Висевшему на широких плечах сотоварищу удалось как-то доораться до сознания подельника — хотя убей бог, до чего там было докрикиваться, Санька и представить не могла — скважина насквозь, идеальный тоннель, дыра в пространстве!

Тем не менее бушевавший урод поостыл и уставился на нее покрасневшими тупыми маленькими глазками.

— Убью! — пообещал он ей. — Все равно убью!

Хлипкий тащил его к столу.

Сашка не удержалась.

Как она вообще доктором наук стала, страдая, как сейчас выясняется, клиническим идиотизмом? Но она не могла остановиться — не могла, и все!

Что-то подталкивало ее, непреодолимое, нечто непонятное, злое. Вот интересно знать что?

— Только конченые больные импотенты сначала связывают женщину, потом бьют!

— А-а-а!!! — взревел утихший было бычара и рванул к ней.

— Дура!! — орал в унисон хлипкий, повиснув на другане, теперь уже спереди. Вперемешку звучал мат в ее адрес и уговоры: — Бес, Бес, нельзя!!! Постный тебя шефу заложит, тот приказал пальцем не трогать!!! Они тебя в расход!! Постный приедет через час, разберется с ней и тебе отдаст!!

В идеальном тоннеле забрезжил свет понимания, глазки обозначились мыслью-страшилкой о возможной безвременной кончине. Что она вытворяет?! Сашка не понимала саму себя! Зачем она провоцирует этого дебила? Что, попытка самоубийства не удалась, нужна помощь?

Как в милицейском протоколе, озвученном Задорновым: «был застрелен при попытке самоубийства».

Но она не жалела! Наплевать!

Хоть крупица информации — руководит этими придурками некий Постный, в свою очередь, подчиняясь неведомому Шефу, который имеет какие-то свои интересы в отношении Александры. И если она правильно поняла, данный Шеф уконтропупил некоего Грыма и приказал беречь ее аки зеницу ока!

Серьезный мальчик!

Ну и что это дает? И так было понятно, что нужна она не этим дебилам!

Обстановку разрядил третий участник похищения.

— Что у вас здесь? — немного матерного фольклора, обрисовывающего ситуацию. — Бес, Скунс, ну на… пошли пожрем, потом с мужиком побазарим.

— Постный приказал без него не начинать! — напомнил Бес, пришедший в себя.

— Я смотрю, ты уже начал, — хохотнул третий, еще не обозначенный кличкой.

— Да она сама напросилась! — взревел Бес.

— Он тоже напросился! — завелся теперь третий.

Сашка помалкивала, внимая. Вот скажите: чего было сразу не послушаться хорошего совета заткнуться?

Братки вышли из комнаты.

Передохнем.

— Сань, — услышала она вполне бодрый и даже очень злой голос Ивана Федоровича Гурова. — Ты на учете в психдиспансере не состояла? Или у тебя с перепугу с головой что-то?

— Господи! Гуров, ты в порядке! — обрадовалась Сашка, всматриваясь в его разбитое лицо.

— Я да! Про тебя такого сказать не могу! Какого хрена ты его провоцировала?! — бушевал он.

— Для получения информации, — пролепетала Сашка.

— Да? — саркастически удивился он. — А я думал, тут садо-мазо, а я не у дел!

— Прекрати сейчас же!! — потребовала Сашка. — Он сказал…

— Я слышал, что они тут все говорили, и ты думаешь, что это стоило того, чтобы получить в челюсть? Через час приедет посредник заказчика для беседы с тобой, ты бы и так узнала все, что тебя интересует!

— Ты прав! Прав, конечно! Я не знаю, чего вдруг меня понесло! Но я не могла удержаться. Может, это от страха?

— Романова, а ты не могла бы бояться как-нибудь по-другому, без провокаций? — поинтересовался Иван Федорович.

— Я не знаю! Мне еще никогда так страшно не было! Иван, что с нами будет?!

— Ну, что… сейчас они вернутся и станут меня бить. Тебя бить вряд ли будут, но, возможно, когда приедет этот Постный, — рассуждал спокойненько подвешенный за руки на крюк Иван, — может, изнасилуют, получишь незабываемые воспоминания, реализовав заодно свои склонности к мазохизму!

— Да пошел ты! — возмутилась Сашка.

— Если ты обратила внимание, пойти я не могу.

— Зачем ты меня пугаешь?!

— Потому что возможен и такой расклад.

— Гуров, нас убьют? — простонала Сашка.

— Пока нет, но динамика хорошая. По крайней мере, относительно меня они имеют такие намерения, — «успокоил» Иван.

— Что нам делать?! — заорала Сашка.

Вопрос был нелогичен, делать они ничего не могли по понятным и явным причинам — она сидела, приклеенная скотчем, а он болтался в подвешенном состоянии, причем в самом что ни на есть прямом смысле.

Разбитое лицо Ивана скривилось в усмешке.

— Ничего не делать. Сиди, расслабься, понаблюдай за редко выпадающей женщине приятной картиной избиения мужика!

— Гуров, что ты несешь?!

От неопределенности и страха — животного, тупого, который вполз незаметно, проникая везде, сжирая все, даже звенящую боль в челюсти и голове, — Сашка почувствовала, что ее затягивает паника, непролазная, тягучая, как патока, мерзкая!

— Александра! — жестко, зло позвал Иван. — Прекрати! Нельзя! Соберись! Еще ничего не кончилось!

— Сейчас, сейчас! — она боролась, изгоняя из себя панику и этот животный страх. — Ты прав, нельзя!

— Ты же Романова! — помогал он ей. — У тебя царская фамилия!

— Да… — прохныкала Сашка. — И чем они закончили!

И он расхохотался! Сашка обалдела, забыв и о страхе и о панике, глядя на смеющегося Гурова совершенно потрясенно.

И тут веселье кончилось. Сразу.

— О, любовничек очухался! — входя в комнату, глумливо заметил безымянный пока браток.

— И что за веселье?

Он подошел и встал перед висящим Иваном, руки в карманах, на лице издевательская, надменная усмешка.

— Да так, анекдоты рассказываем, время коротаем, — отозвался Иван.

Без предупреждения, не изменив выражения лица, парень выкинул руку вперед и ударил Ивана в живот с такой силой, что его тело отшвырнуло назад. Как боксерскую грушу. Сашка вскрикнула, Иван, сжав челюсти, перевел дыхание.

— Ну, расскажи теперь и мне. Я тоже посмеюсь! — предложил парень и ударил еще раз.

Сашка не заметила, как двое остальных оказались в комнате, обратив на них внимание, только когда осторожный Скунс попытался урезонить товарища:

— Постный сказал — без него не начинать и не трогать!

— … твоего Постного, из-за этого… Грыма пристрелили! — проорал колотивший Гурова бандит.

Последовала серия ударов в живот, по почкам, в челюсть. Подвешенное тело Ивана моталось из стороны в сторону, остановившееся было кровотечение снова открылось, и алые струйки залили все лицо.

Парень отошел, выпил пивка, принесенного ими с собой, присел на стул, отдохнуть, наверное. К Ивану шагнул Бес.

— Ты кто такой?

Иван молчал, Бес саданул его в живот и в бок, по ребрам, даже не запыхавшись от усилий.

— Ты кто такой, сука?!

— Бес, не надо, подождем! — вмешался Скунс.

Выдворенный было при помощи Ивана из Сашки страх вернулся и накрыл ее с головой, подминая под себя все существо: личность, разум, все, что было Романовой Александрой! Осталось только мелкое дребезжание напуганного до смерти тела, понимающего свою подчиненность чужой немилосердной, звериной воле. Сашка стала впадать в какую-то прострацию, ей казалось, что из Ивана течет ручьями кровь, много, много крови, и заливает все вокруг: пол, ее приклеенные к ножкам стула ноги.