И посредине всего этого столпотворения спокойно стояла Кейт, едва замечая то, что происходит вокруг нее.

Прохожие оборачивались. Мужчины обменивались замечаниями. Женщины, особенно те, кто ее знал, останавливались и глазели на Кейт…

«Неужели это молодая Ханниген? Та самая, которая родила в прошлом году… Посмотри, как она себя держит! Боже всемогущий! Ни дать ни взять герцогиня Файфширская! Должно быть, эта работенка приносит ей неплохой доходец…»

Главный инженер, уловив на себе, как ему показалось, взгляд Кейт, перешел на другую сторону дороги и встал всего в нескольких футах от красавицы, делая вид, что ожидает прибытия трамвая. Его голодные глаза при этом бродили по ее телу.

Даже оказавшись в помещении Шилдской почты, Кейт не знала точно, как будет вести разговор по телефону. Она протянула деньги через прилавок, подождала, пока ее соединят, а затем направилась к ближней из двух стоящих в углу телефонных кабинок. Она уже успела привыкнуть к этому чуду техники, поскольку в доме Толмаше был установлен телефон, а в необременительные обязанности горничной входило отвечать на звонки. А вот у Джексонов никому, кроме домоправительницы, не разрешалось прикасаться к аппарату.

Она услышала гудок на другом конце линии, затем искаженный помехами голос произнес:

– Алло! Кто говорит?

Голос принадлежал экономке, миссис Хэнлин.

– Алло! – вновь послышалось в трубке. – Это пансионат Джексонов.

«Измени голос, – сказала Кейт себе. – Говори так, как говорит мисс Толмаше».

– Алло!

– Да?

– А-а-а… Мистер Геррингтон дома?

– Мистер Геррингтон?

– Да. Он вернулся из-за границы?

– Да. Мистер Геррингтон вернулся три недели назад.

При этом известии Кейт почувствовала слабость и прислонилась плечом к стенке телефонной кабинки.

– С кем я разговариваю? – спросила экономка.

– Я… его знакомая. Он сейчас дома?

– Нет, не дома. Мистер Геррингтон отправился в свадебное путешествие. Он женился на прошлой неделе… Вы меня слушаете?

– Да.

– Он с женой поехал в Америку. Там мистер Геррингтон будет читать лекции… Что вы сказали? На ком он женился? На мисс Скотт-Джоунс, конечно. Они обручились еще в позапрошлом году, когда мистер Геррингтон отправился путешествовать по Африке… Если хотите, я могу передать его сестре… Алло! Алло!

Кейт повесила трубку и вышла из кабинки. Пожилая женщина в длиннополом черном пальто и шляпе без полей коснулась ее руки.

– Что с вами, милочка? Вам плохо?

– Нет. Спасибо. Все хорошо…

Кейт вышла на свежий воздух.

«Джон! Джон… Мисс Скотт-Джоунс! Ты никогда не упоминал… Никто ничего мне не говорил. Она такая уродина! О, Пресвятая Богородица, помоги мне! Он никогда не увидит Энни. Он никогда меня не любил, даже когда… Мне надо где-то присесть…»

Кейт вошла в кафе и села в углу спиной к залу. Она ощущала на себе пристальные взгляды посетителей, слышала их приглушенные замечания. Заказав чашку чая, Кейт принялась пить его маленькими глотками. Жизнь внезапно потеряла смысл. К ней вернулось чувство безнадежности, которое терзало до рождения Энни. Все ее старания, все то, ради чего она жила на протяжении минувшего года, пошло прахом… Только теперь она нашла в себе силы признаться самой себе, зачем хочет измениться, зачем так старается, зачем ищет похвалу и одобрение со стороны Бернарда Толмаше.

Кейт чувствовала себя юной и беспомощной. От приподнятого настроения, которое царило в ее душе с утра, не осталось ни следа. Ей хотелось плакать.

«Нельзя, – приказала она себе. – Надо подождать, пока я не вернусь домой».

Затем Кейт подумала, что и там не имеет права давать волю своим чувствам. Что может подумать мама? Сара ничего не знает о Джоне. Тогда она только раз спросила, кто был тот мужчина, но, наткнувшись на упрямое молчание дочери, не стала настаивать. Еще более непонятным было то, что отец, несмотря на свой вспыльчивый характер, ничего ей не сказал, а лишь хмуро уставился на беременную дочь, а потом перевел взгляд на жену. При этом на его лице Кейт прочла странное, не поддающееся определению выражение… Нет. Ей нельзя идти домой и плакать в присутствии мамы. Это ее расстроит. Еще никогда Кейт не видела свою мать такой счастливой, как сегодня. Надо подождать, пока она ляжет спать. А как быть с Энни? Сегодня ее дочь лишилась даже призрачного шанса иметь отца. Понимание этого усугубило и без того мрачное настроение Кейт. Только сейчас она осознала, сколь много поставила на призрачную надежду завоевать любовь Джона.

Кейт не стала покупать себе книги и вместо книжной лавки направилась на конечную остановку джероуского трамвая, расположенную всего в нескольких ярдах от ворот, ведущих в доки. Отсюда она собиралась поехать обратно домой. Когда Кейт наконец добралась до Тайн-Дока, как раз подали трамвай. Кейт поспешила на него. Она ловко проскальзывала между садящимися в трамвай мужчинами и никак не могла понять, как же это ей «посчастливилось» выбить небольшой чемоданчик из рук незнакомого молодого человека. Извинение Кейт со смехом было принято. Незнакомец сказал, что не стоит волноваться и что все хорошо.

Он уселся рядом с ней на деревянную лавку и сказал:

– Теплая погода для этого времени года.

– Да, теплая, – согласилась Кейт.

– Хотелось бы, чтобы на Рождество пошел снег, – продолжал незнакомец.

– Да, так было бы лучше.

– Вы ведь мисс Ханниген?

– Да. Меня зовут Кейт Ханниген.

Кейт предпочла бы, чтобы невольный спутник перестал ей докучать.

Наконец, чувствуя облегчение, она поднялась со скамейки и попрощалась:

– Всего хорошего. Счастливого Рождества!

Мужчину несколько обескуражила ее холодность. Он не ожидал, что она окажется такой сдержанной. И вообще… С какой стати она так важничает? Ладно, начало положено. Сегодня она должна будет присутствовать на всенощной. Пассажир встал во весь свой немалый рост (пять футов четыре дюйма), поправил галстук-бабочку и целлулоидные манжеты. Вместе с другими зеваками он проследил за тем, как Кейт, слегка приподняв юбку, легко переступила через лужу на дороге и шагнула на тротуар.

«Я скажу маме, что не нашла книг, которые хотела купить, а потом у меня разболелась голова, – медленно идя по улице, думала Кейт. – Она поверит. Нельзя портить ей Рождество».

Входная дверь оказалась неплотно притворена. Кейт резко распахнула ведущую в кухню дверь. Мать стояла у окна с Энни на руках, а у стола доктор Принс натягивал резиновые перчатки.

В прошлый раз, когда Родни видел Кейт, то воспринимал ее лишь в качестве своей пациентки. Молоденькая мисс Ханниген казалась такой юной и слабой, буквально стоящей на пороге смерти. Теперь же врач с неподдельным изумлением разглядывал вошедшую, вспоминая ту ночь ровно год назад, когда ему пришлось бороться за ее жизнь. Только своевременная помощь Дэвидсона спасла ее. Как же они тогда бились! Доктор Принс был даже благодарен Кейт за то, что она послужила связующим звеном между ним и Питером. Теперь они стали лучшими друзьями. Родни и представить себе не мог, как прожил бы минувший год без приятного общества семьи Дэвидсонов и их мрачного на вид, но такого уютного домика на берегу речушки Дон.

Но вот эта девушка… Кейт Ханниген… выглядела просто изумительно. Она казалась человеком, попавшим в убогую кухню из совсем иного мира.

«Что такое? Дело не только в ее озаренном каким-то внутренним светом лице и чудесных волосах… Одежда! Конечно же, одежда! Господь милостивый! Она хорошо одета… очень стильно. Откуда она могла ее достать? В глазах врача отразилась испытываемая им досада. Жаль! Почему никто не возьмет ее в жены? Зачем ей все это? Она кажется такой юной и непорочной, хотя…»

– Добрый день, доктор!

– Добрый день, Кейт!

Родни натянул на руку вторую перчатку.

– Ты чудесно выглядишь, – сказал врач с фальшивым добродушием.

Сара сделала шаг от окна. От глаз матери не укрылся недоверчивый взгляд, которым врач окинул ее дочь. Он был еще многозначительнее, чем взгляд священника.

– Она просто великолепна, доктор, не правда ли? И все это благодаря доктору Дэвидсону, который нашел моей девочке такое замечательное место. Только посмотрите, что ее хозяйка подарила Кейт на Рождество!

Родни вдруг заулыбался. Питер Дэвидсон рассказывал ему о семье Толмаше и их филантропических причудах.

– Ты и впрямь чудесно выглядишь, Кейт… очень модно.

– Спасибо, доктор, – поблагодарила она.

Кейт подошла к матери и взяла Энни на руки. Малышка подпрыгнула и весело залопотала. Кейт понимала, почему мать так быстро уведомила священника и врача о том, откуда у ее дочери вся эта роскошная одежда. Она почувствовала обиду и разочарование.

«Я не плохая, – сказала Кейт самой себе. – Я никогда бы не делала это за деньги, только…»

Она осеклась, даже мысленно не осмелившись произнести «по любви».

– Энни милый ребенок, Кейт.

– Да. Она хорошо растет?

– Вашей маме прибавилось с ней забот. Я прав, миссис Ханниген?

Сара улыбнулась. Какой он чудесный человек! Сначала она его немного побаивалась, но теперь все было иначе. К тому же доктор Принс любил детей. Он даже, бывало, укачивал Энни, сидя на кухне.

– Год назад эта маленькая мисс заставила меня поволноваться, – сказал Родни, склонившись над младенцем и делая ей пальцами «козу».

Энни приоткрыла ротик, демонстрируя шесть малюсеньких молочных зубиков, и быстро задвигала ножками и ручками, легонько ударяя маленькими кулачками по лицу матери. Затем подалась вперед и схватилась ручками за черную бороду врача.

– О! Маленький бесенок!

Родни пригнул голову ближе к ребенку и попытался высвободиться из цепких пальчиков.

– Энни! Отпусти сейчас же! Ты непослушная девочка! – громко заговорила Кейт.

– Боже мой! – вскричала Сара. – Кто бы мог подумать, что она такая быстрая. Господи! Помоги, Кейт!

– Не надо, – возразил Родни. – Вы сделаете ей больно.