– Что? – прошептала я, вопросительно вскинув подбородок.

– Сзади! – прокричала Нинон. – Будь осторожнее! Сзади враг!

Я удивленно обернулась и увидела ее.


Она была блондинкой. У нее было балетное телосложение – прямая спина, узкие плечи, сильные худые ноги, тонкая талия, гордо вздернутый подбородок. Ее волосы были гладко зачесаны назад, открывая правильное лицо с чуть длинноватым носом, огромными раскосыми глазами, благородным высоким лбом и полными чувственными губами. На ней были простые черные брюки и незамысловатая футболка, но все равно в этой девушке чувствовался шик.

Федор замер. Я почувствовала, как напряглось его плечо.

«Уйди, – мысленно обратилась я к прекрасной незнакомке, – не мешай мне, уйди! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Словно почувствовав мой немой зов, она лениво обернулась. Равнодушно скользнула взглядом по моему напряженному лицу и вдруг… И вдруг увидела его. Она еще ничего не успела сделать, а я уже почувствовала приближение опасности. И моя интуиция как всегда не обманула: девица, резко поменяв курс, направилась к нам.

– Здравствуйте, – глубоким грудным голосом сказала она, подойдя, – меня зовут Анна Мельникова.

Она протянула тонкую руку Федору – ладонью вниз, словно намекала не на вежливое рукопожатие, а на многозначительный поцелуй руки. И он правильно понял намек, приложился губами к ее гладкой коже.

– Федор Орлов.

– Знаю, – улыбнулась она, все еще не отнимая руку, – я вас и ищу. Я журналистка.

Мне стало смешно. Наверное, Орлов подумает, что это какой-то странный флеш-моб или программа «Розыгрыш». Но он выглядел скорее заинтересованным, нежели раздраженным или удивленным.

– Вот как?

– Я представляю издание «Мир звезд» и хотела бы сделать о вас материал. Как о самом завидном женихе Москвы.

– И что же вам интересно обо мне узнать? – улыбнулся Орлов, который при появлении блондинки благополучно забыл о моем присутствии.

– Все. Нам интересно узнать, как вы живете, где обедаете, с кем встречаетесь, о чем мечтаете и какого цвета ваше постельное белье.

Я задохнулась. Да эта стерва один в один копирует мой текст! Неужели подслушала? Что ж, в любом случае, она выбрала неверную тактику. Сейчас Орлов ей покажет. Сейчас он скажет, что не собирается давать ей интерьвю, что его постельное белье – это его частная жизнь и что он вообще сомневается в ее журналистской компетентности.

Но вместо всего этого Федор вдруг с улыбкой сказал:

– Замечательно. Вы хотите начать интервью прямо здесь или пригласить вас в гости?

В этом месте я, немного оправившись от шока, решила вставить свое веское слово:

– Знаете, а я тоже журналистка. И – вот забавно, да? – тоже собираюсь взять у Феди интервью. И сейчас мы как раз направляемся в «Палаццо Дукале», чтобы спокойно поговорить. Да, Федя?

Блондинка ничего мне не ответила, но посмотрела, как мне показалось, с жалостью. А Федор сфокусировал на мне рассеянный взгляд.

– Знаете, Варя…

– Вера! – возмущенно поправила я.

– Ну да, я и хотел сказать Вера… Думаю, мы перенесем наш ужин на другой день. Я вам позвоню, не волнуйтесь – с этими словами, взяв блондинку под руку, он поволок ее к выходу.

Мне только и оставалось, что на потеху зевакам крикнуть ему вслед:

– Как же ты собираешься мне позвонить, если у тебя нет моего телефона?!


– Не расстраивайся, – сказала Нинон, протягивая мне сигарету.

Мы сидели на постаменте Юрия Долгорукого и тупо наблюдали за оживленной жизнью ночной Тверской. Кто-то куда-то спешил, кто-то кого-то снимал, кто-то что-то предвкушал. А мое сердце было разбито.

– Я же тебя предупреждала, – в сотый, наверное, раз сказала Нинон.

– Знаю. Но я надеялась… И потом, все было так хорошо, мы болтали… А потом появилась оглобля, и он думать обо мне забыл.

– Так всегда и бывает, – философски вздохнула Нинон. – Это Москва, дурочка. Здесь всегда все хорошо, пока не появляется какая-нибудь оглобля. Чтобы выжить, надо стать либо полной пофигисткой, либо… той самой оглоблей, которая ломает кайф простым девушкам вроде тебя.

– И что же мне делать? – обреченно поинтерсовалась я.

– Как что? – удивилась Нинон. – Конечно же худеть. Срочно!

– Но я никогда в жизни не сидела на диетах! – в отчаянии воскликнула я. – У меня не получится.

Нинон с видом бывалого солдата потрепала меня по плечу:

– Конечно же, получится. У всех получается рано или поздно. Конечно, – многозначительно добавила она, – я имею в виду только тех, кому не наплевать на собственное будущее.

– Я попробую, – уныло согласилась я.

Вот так буднично начался самый безумный период моей жизни. Сидя на прохладном граните, я мысленно пообещала самой себе, что справлюсь. И даже не подозревала, что только что выбрала тропинку, которая всего лишь через год приведет меня в специальное отделение Института питания.

Глава 4

Миром правит любовь. А любовью – общественное мнение.

Легко влюбиться в фотомодель, нежную, большеротую, с пятидесятисантиметровой талией и задорно торчащей попкой, с острыми холмиками молодой груди и шелковым золотом волос. Легко влюбиться в известную актрису, загадочно-томную, с уложенными кудрями, умеющую красиво плакать и носить винтаж. Легко влюбиться в светскую красотку, порхающую на шпильках от Джимми Шу с одной party на другую, не знающую иных проблем, кроме выбора: Сан-Франциско или Антибы. Легко влюбиться в ухоженную бизнесвумен с цинично-ироническим прищуром, разглаженными рестилайном морщинками, которая перед сном читает Декарта, а по выходным играет в гольф.

Легко влюбиться в бизнесмена, который мчится по Тверской в алом «Порше», и его темные волосы красиво развеваются на пахнущем пылью ветру. Перехватить его насмешливый испытующий взгляд и пропасть – с первого взгляда, словно в омут провалиться, пойти за ним, как крыса за волшебной дудочкой. Легко влюбиться в известного музыкант или поэта – с влажными от слез умиления глазами смотреть на него из толпы таких же смущенно-восторженных обожательниц и ждать, когда он позовет тебя, тебя одну, хоть на край земли, хоть на одну-единственную ночь.

А вот нам, простым смертным, чей возраст, как снежный ком с горы, на всех парах мчится к тридцатнику, чьи бедра медленно обрастают гормональным жирком, чье имя никому не известно, чья красота не подобна удару под дых – нам, обычным московским девушкам, надо очень-очень постараться, чтобы кто-нибудь на нас запал. Что делать, если ты перфекционистка и не хочешь размениваться на бледных клерков с залысинами, или прыщавых отроков с намечающимися амбициями и без копейки в кошельке, или стареющих зануд, которые вечерами возятся в гараже или пьют пиво перед телевизором? Как быть, если, останавливая взгляд только на первосортных мужчинах, сама ты выглядишь не очень? Симпатична, мила, неглупа, но до Тины Канделаки тебе, как кремлевским холмам до Эвереста?

Вопрос: что делать?

А) сразу застрелиться;

Б) немного снизить планку и, отвернувшись от главных фигурантов московского любовного фронта, сконцентрироваться на ком-нибудь попроще;

В) в силу возможностей, средств и изворотливости максимально приблизиться к идеалу.

Само собой, я выбрала третий вариант.

И нечего жаловаться, если желудок сводит от голода, если ты уже вторую неделю сидишь на таблетках от анемии, но все равно от слабости едва удерживаешься на каблуках. Нечего жаловаться, если на сто двадцать восьмом приседании у тебя больно свело ягодичную мышцу, если от кислотного пилинга щиплет кожу, если массаж оставляет на твоей коже фиолетовые синяки. Тебя просто не поймут. В твоей трагедии ничего особенного нет, это московская норма. За каждым вторым впалым животиком местной красавицы кроется такая драма о стойкости, что мало не покажется. Этот город помешан на внешности. Не быть красоткой здесь не комильфо.


С Гениальным Громовичем у меня установились теплые дружеские отношения под кодовым названием «цивилизованный развод». За четыре года, проведенные вместе, мы успели стать родственными душами. И пусть я так и не смогла его полюбить, все равно ближе Громовича у меня никого в Москве не было. Сняв обручальные кольца, мы продолжали общаться. По инерции Громович иногда переводил на мою Visa деньги. Помогал таскать сумки с продуктами. Самоотверженно выслушивал мое нытье. Приглашал в кино. Делился планами. Собственно, после развода в наших отношениях мало что изменилось, просто из них исчез досадный межполовой аспект – и нам обоим стало легче. Нам более не портило вечер унылое ожидание бессмысленного действа, именуемого «супружеский долг», – вяло склеенные рты, дежурные поглаживания, неуместный стон, сымитированный оргазм. Пожалуй, он стал мне еще ближе после развода – такое возможно только в тех случаях, если люди разбегаются по взаимному согласию.

Нам обоим не нужно было время, чтобы «пережить», «переболеть». Оба были настроены сразу же броситься в затягивающую топь новых отношений – только вот мне хотелось несерьезного флирта, а мой экс-супруг, как обычно, был настроен на любовь до гроба. Иногда мы созванивались.

Естественно, он в конце концов узнал о моих неудачных чаяниях, благо, наши отношения давно подразумевали ту степень близости, при которой слово «целлюлит» произносится совершенно беззастенчиво.

– Какой бред, – искренне удивился Гениальный Громович. – Вер, твоя подруга интеллектуально ущербна. Я всегда тебе это говорил.

– Знаю, что ты не любишь Нинон, – поморщилась я. – Она просто своеобразная. Но, согласись, рациональное зерно в ее словах есть.

– Ни за что не соглашусь. Наоборот, мне кажется, что ты выглядишь, как никогда, хорошо.

– Ты всегда мне льстил. Между прочим, это из-за тебя я так разжирела. Если бы мы не заказывали каждый вечер пиццу, если бы три раза в неделю не обедали в «Тарасе Бульбе», если бы ты не закармливал меня комплиментами…