– Мы редко принимаем к себе новых членов, – нахмурилась Людочка, – ты должна понимать, что быть дыханцем может не каждый. В последнее время к нам и так зачастили журналисты. А ведь испокон веков мы были тайным обществом, никто о нас не знал.

– И… как давно вы существуете?

– Дыханцы были еще в Древней Руси. Сохранились кое-какие документы… Немного, но все-таки. В одной летописи говорится о человеке, которого еще при жизни почитали святым. Он двадцать лет провел в пещере, без солнечного света и еды. Иногда он принимал посетителей, и те возвращались домой просветленными, многие в тот же день рвали со своими семьями и уходили в монастырь. Дыханцы существовали всегда, просто раньше они не стремились к объединению. Вот у нашей настоятельницы, Серафимы, и отец, и дед, и прадед были дыханцами. Она чудесная, святая женщина. Мало того, что она объединила всех существующих в России дыханцев. Так еще и сколько людей обучила нашим практикам. Каждый год матушка Серафима берет не менее трех учеников… Вера, мне кажется, ты должна с ней познакомиться.

– Не знаю… – засомневалась я, – не уверена, что готова вот так все бросить. У меня даже на диете сидеть не получается.

– Это другое. Конечно, очень много времени придется посвящать медитациям и специальным упражнениям. Но ты вполне можешь не отказываться от социальной жизни. Недавно у нас в храме жила ученица – известная модель. Правда, потом она поссорилась с матушкой Серафимой, и ее изгнали.

– У вас и храм свой есть?

– А как же, – улыбнулась Людочка, – нам необходимо уединенное место. Питание солнечным светом – это непросто и требует времени. Наш храм находится в Подмосковье, в глухом лесу. Так просто и не найдешь. Но я могла бы написать тебе адрес и схему нарисовать.

– И мне можно вот запросто к вам наведаться? Вы принимаете к себе кого угодно?

– Вовсе нет, – покачала головой она, – сначала тебе придется поговорить с матушкой Серафимой. Она решает, кто должен уйти, а кому можно остаться. К нам ведь, Вера, часто пытаются журналисты прорваться. Думают, побывают на церемонии или медитативном сеансе и сразу смогут написать о нас сенсационный материал. Но не тут-то было. Матушка Серафима – как детектор лжи, обмануть ее невозможно. Только человек с чистыми помыслами и искренним желанием может к нам присоединиться.

– Вы меня заинтересовали… Что ж, я ведь ничего не потеряю, если съезжу с ней поговорить? А можно, я возьму с собой подругу?

– Пожалуйста, – улыбнулась Людочка, – Серафима открыта для всех желающих. Наш храм – это одновременно самое доступное и самое закрытое место в мире.


Вернувшись домой, я первым делом позвонила Нинон. Уж она-то, добровольная рабыня диетического питания, просто не могла не слышать о людях, которые не едят вообще. Если они, конечно, и в самом деле существуют.

– Приве-ет, – у нее был такой томный голос, что я тут же пожалела о звонке. Роковым женщинам вроде Нинон нельзя звонить после полуночи.

– Извини-что-побеспокоила-утром-перезвоню, – выпалила я.

– Вера? Стой, не вешай трубку! – уже нормальным тоном воскликнула она. – Сто лет пытаюсь тебя поймать. Ты там, случаем, не спилась?

– Что за вопрос? – возмутилась я.

– Я все знаю, – после паузы призналась она, – о твоем Мише и этой Нан. Я же говорила, что у меня есть с ним общие знакомые… Они сейчас в Москве, знакомятся с его родителями.

Еще утром эти слова, точно опасная бритва, полоснули бы по моему сердцу. Но сейчас мне почему-то было все равно. Пусть познакомит ее хоть с бабой Нюрой из Саратова, мне-то что. У отношений, замешанных на сексе, нет будущего. Пройдет время, и он заметит, что у Нан отвратительный визгливый голос, лопатообразные ногти и червивая душонка… М-да, время пройдет, ну а пока… Пока он будет нежно дышать на ее выпирающие ключицы, целовать крошечные пальчики на ее ногах и умиляться, что ее талию можно обхватить четырьмя его пальцами. Тошно-то как.

– Вер? Ты еще там? Ой, какая я дура, что тебе сказала! – принялась сокрушаться Нинон.

– Расслабься, – выдавила я, – все в прошлом. Мне это больше неинтересно.

– Правда? – недоверчиво поинтересовалась Нинон. – Но ты так переживала… Хотя ты права, ни один мужик не стоит того, чтобы из-за него убиваться. Наверняка у этой Нан не то, чтобы букет, а целый дизайнерский венок венерических инфекций… – и тут же, почти без паузы добавила: – А у меня новый роман.

В этом вся Нинон – только она способна плясать буги-вуги на руинах чьего-нибудь личного счастья.

– Да? И с кем? – без особого интереса отозвалась я.

– Он сейчас в душе, – немного понизила голос Нинон, – Ве-ерка, кошмар, я не знаю, как его зовут.

– То есть как? – недоверчиво хохотнула я. – Сама же говорила, что не в твоем стиле тащить в койку первого встречного.

– В том-то и дело, что мы вместе уже почти две недели! И не смей ржать! Слышишь? Не смей!

Я прикрыла трубку ладонью, чтобы до нее не донеслось утробное бульканье.

– Но как же это вообще могло получиться?

– А вот так! Мы познакомились в спортклубе, на йоге. Он, наверное, представился, но ты же меня знаешь, я никогда с первого раза не запоминаю имена. Потом мы пошли в кафе. Потом он пригласил меня в кино. Потом мы пошли сначала в «Петрович», а позже – к нему домой. И вот…

– Хорошо, а когда он звонит тебе по телефону, что он говорит?

– Он говорит: «Привет, это мужчина твоей мечты»! Вот я влипла, а? И спросить теперь неудобно, он решит, что у меня не все в порядке с головой. Подумать только, я знаю, что у него родимое пятно на члене, но не знаю, как его зовут.

– Ты в своем репертуаре, – вздохнула я, – посмотри его водительские права.

– Пробовала! – прошипела Нинон. – Как только он пошел в душ, я метнулась к его куртке. Но в карманах ничего. Видимо, он носит бумажник в брюках… А если он меня застанет, как это будет выглядеть?.. Ладно, а чего ты звонишь в такую поздноту?

– Да спросить кое-что хотела, – замялась я, – я тут познакомилась с одним человеком…

– Ого, и как он? – оживилась эта придурочная. – У вас уже что-то было?

– Не перебивай! – гаркнула я. – Нинон, если сразу к делу, то мой вопрос будет звучать так: слышала ли ты что-нибудь о дыханцах?

Я ожидала, что она переспросит: «О ком, о ком?», но Нинон невозмутимо ответила:

– Ну конечно, слышала. Это сейчас модная тема, ее эксплуатируют все журналы.

– Значит, это не шутка? И человек правда может питаться воздухом и солнечным светом?

– Вер, ты, что ли, решила к ним примкнуть? – фыркнула она. – Позволь тебе напомнить, что у тебя не хватает силы воли, чтобы всего лишь не пить пива и не есть конфет.

– Это другое! Я познакомилась с женщиной, которая не ест уже полгода. У нее фигура, как у девочки, это просто поразительно. И она говорит, что это не диета, и сила воли здесь ни при чем. Просто надо выполнять определенные упражнения, медитировать. Ей вообще не хочется есть. Она говорит, что с годами организм перестраивается настолько, что есть уже и не получится. Там у них есть баба, которая не ест семь лет!

– Не знаю, – с сомнением протянула Нинон, – говоришь, как у девочки фигура?

– И это самый вялый из возможных комплиментов, – заверила я, – у них есть что-то вроде храма в Подмосковье. Но только принимают туда не всех. Я поеду туда в выходные, со мною будет говорить их главная баба, Серафима. Если хочешь, могу взять тебя с собой.

– Даже не знаю, – засомневалась Нинон, – а что, пить тоже нельзя?

– Первое время можно воду, – утешила ее я.

– И в обмен на это получаешь фигуру как у школьницы?.. Что ж… Хотя бы посмотреть на это чудо я не откажусь.


И вот в субботу утром две холеные горожанки, проделав длинный и утомительный путь, остановились перед тяжелыми чугунными воротами, за которыми, как подсказывала наскоро нарисованная Людочкой схема, и располагался храм дыханцев. Говоря «холеные», я в первую очередь подразумеваю Нинон. Она в ответ на призыв одеться поспортивнее напялила золотой велюровый костюмчик Джуси Кутюр и остроносые туфли на шпильке – теперь на каждом каблучке красовался нарост подсохшей грязи, похожий на бесформенный гриб-паразит. Ее обнаженный живот атаковали слепни. В ее красиво уложенные кудряшки нападали коричневые сосновые иголки. Она натерла пятку и за два часа ходьбы по полям и рощам устала так, как будто побывала на сдвоенном занятии по кикбоксингу – и во всем этом Нинон почему-то обвиняла меня.

– Я думала, это будет что-то вроде пикника на природе, неспешной прогулки по красивым местам, – ныла она, – а ты хочешь, чтобы я пешком дотащилась чуть ли не до Питера.

– Но я говорила, что идти придется часа полтора, – возмущенно оправдывалась я. – Какой пикник, ты спятила? Мы же едем в храм к людям, которым вообще есть запрещено! И кто тебе сказал, что храм должен находиться в пяти минутах ходьбы от электрички? Это же сокровенное место, тайное!

– «Галерея» или «First» тоже сокровенные и тайные места, – настаивала на своем Нинон, – даром что находятся в центре Москвы. Главное, правильно организованный фейс-контроль.

– Знаешь, иногда мне хочется надеть тебе на голову мешок из-под картошки.

– Лучше надень себе на задницу штаны, которые тебе идут, вместо этого ужаса, – огрызнулась она, имея в виду мой новый тренировочный костюм.

– В отличие от тебя я не отношусь к жизни, как к подиуму.

– Ну и зря. Может быть, в противном случае твои мужчины не женились бы на трехдолларовых проститутках.

Десять – ноль, полный нокаут, противник уничтожен и раздавлен, и пока жестокая публика качает на руках победителя, он будет тихо выплевывать из окровавленного рта выбитые зубы.

– Ладно, извини. – Нинон и сама поняла, что перегнула палку.

– Да что уж там…

Остаток пути шли молча. Узкая тропинка змеилась между деревьев. Августовский лес пряно пах прелой листвой, под ногами хрустели артритные суставы веток, теплый сквозняк шуршал кронами берез, звонко перекликивались птицы. Нинон шла немного впереди, а я, как завороженная, рассматривала ее подвижный компактный задик.