– А может, кто-то и займется!

Лена перестала разливать чай и поймала ее восторженный взгляд:

– Варька! Да ты что? Неужели предложение сделал? Вот так Зотов!

У Вари, улыбавшейся и торжественно, и загадочно, после этой фразы брови подпрыгнули. Их с Леной разделяла целая геологическая эпоха. Она ведь ничего, совершенно ничего не знает! И начинать надо с нулевой отметки – с того, как они с Зотовым из этого же кабинета отправились в «Золотой рог», а подруга суеверно желала ей ни пуха ни пера.

Лена слушала внимательно, не сводя с Вари глаз и словно добывая из ее мимики и жестикуляции уточняющую информацию. Иногда она останавливала повествование и требовала пересказать чью-нибудь прямую речь слово в слово. Истории с психологом посочувствовала, над описанием зотовского интерьера беззлобно посмеялась. А когда очередь дошла до принудительной проверки на совместимость, ужаснулась:

– Варь, ну зачем же? Да разве можно так над собой издеваться?! Если уж так это было опричь души, почему не уйти, не…

– Но мы ведь все уже распланировали, – развела руками Варя, которой пришлось еще раз все пережить, чтобы передать Лене с полной достоверностью, и снова ощутила себя раздавленной.

– В таких случаях планы меняют на ходу! – возмутилась Лена. – И вообще, плевать на эти планы! Нормальное настроение дороже! Да мне бы мой выходной дороже был! А в «Три пескаря» на банкет с его друзьями зачем потащилась, когда уже все было ясно? Ничего не понимаю! И почему ты тогда так сияешь? Только оттого, что все кончилось?

Варя поняла, что придется еще раз начать сначала. Но теперь вспоминать каждую подробность было так радостно, что Лене не приходилось переспрашивать. Она слушала так же сосредоточенно, только уже не смотрела на Варю неотрывно – словно сразу что-то поняла и этого не требовалось, и даже начала прихлебывать остывший чай.

– Варь, – начала она, когда та остановилась, чтобы перевести дух. И столько непривычной осторожности было в ее голосе, что Варя не обеспокоилась – нет, просто слегка отвлеклась от счастливых мыслей, которые самопроизвольно блуждали в голове, появляясь ниоткуда. Лена с немного обидной небрежностью все это обобщила: – Я вижу, что ты влюбилась. Тут нельзя не увидеть или перепутать. И замечательно. – Но во все еще осторожной и вместе с тем напряженной интонации не было ни радости, ни одобрения. – Витя Бояринов – человек как человек. Не бандит, не выскочка непонятно откуда. Семья нормальная, в смысле родители, все их знают. Но у меня такое странное ощущение от твоего рассказа. Я даже сама не сразу поняла…

– И что же ты поняла? – благожелательно, почти снисходительно спросила Варя, просто чтобы что-нибудь сказать и чтобы Ленка перестала напрягаться.

– Ты говорила как будто о ком-то другом, – с удивлением отметила Лена. – Как будто о совершенно другом человеке.

Варя же нисколько не удивилась, вспомнив, как сама она все это время знакомилась по очереди с разными Бояриновыми, и каждый из них действительно не был похож на другого. Может, их, как фигурок в матрешке, много, и она еще не все видела – что же в этом плохого? Варя Воробьева – это тоже несколько вариантов. Варя, которую видят все. Варя, которая колдует над своими картинами и которую не видит никто. Варя с Леной. Варя на работе. Варя с папой. И это только начало…

– А ты разве знаешь Виктора?

– Ну да. Нет, когда я хоронила родителей, в ритуальной службе еще его родители сидели. Тогда мы не сталкивались. Мне приходилось с ним встречаться по работе. Он в прошлом году центральную аллею у себя в порядок приводил – ну, где с одной стороны елки, с другой – кипарисы. И все старые, что-то засохло, что-то повалилось, пару елок хулиганы спилили под Новый год. Да еще тогда было нашествие жука-короеда – даже здание лесхоза сгрызли деревянное, смех один… В общем, он советовался, как все в порядок привести. Мы тогда подсадки сделали, повесили ловушки от жука – не в этом суть. Варь, это делец. Обыкновенный, достаточно жесткий, в меру хитрый. Не то чтоб за копейку удавится – но разбрасываться деньгами не будет, никакой сентиментальности. Когда бабки себе места на кладбище покупают, думаю, тут его тоже на жалость не возьмешь. Поэтому все эти речи о благотворительности, о поисковом отряде даже как-то странно слушать. Нет, ты дай договорить! Ну, блажь, как у многих, – кто-то крестиком вышивает, кто-то в кактусы влюблен. Кто-то детишкам из детдома мячик подарит – и радуется…

Варя дернулась на стуле, но Лена только быстрее заговорила:

– Погоди, а то я потеряю мысль. Я же не хочу никак его очернить или принизить! Хоть это он и испортил тебе все с Зотовым! Влез и испортил! Наоборот, я настаиваю, что это обычный деловой человек, какие сплошь и рядом. И совершенно ни к чему его идеализировать… Нет, ты именно идеализируешь! А я же не говорю, что все, что ты рассказала, – неправда. Просто попробуй на эти факты чуть-чуть иначе посмотреть. Вся эта гонка на ускорение – и то успеть, и это, и пятое-десятое – это обычный нормальный инстинкт хозяев жизни: побольше под себя подгрести, постоянно расширять сферу влияния. Сегодня землица хорошо идет, а завтра, может, философия пригодится… какой дурак сейчас книжек не пишет… Не подумала, что и ты просто попала под эти жернова? Ну, положим, Зотову нужен выставочный экземпляр – а Бояринову что нужно? Почему не то же самое? И это ладно бы! Варенька, а если к тебе завтра будет потерян интерес, как к надоевшей жене или устаревшей философии, – или наоборот… Уж слишком быстро расширяется эта вселенная! Может, завтра и тебя ему будет мало, – вот что меня беспокоит!

Этот делец, хитрый, жесткий и далекий от сентиментальности, полночи сидел с ней рядом и только глядел на нее, почти не дыша, подумала Варя.

Сама Лена тоже может показаться и хитрой, и жесткой, и расчетливой – тому, кто видит, как она ведет дела, и кто не знает, какая она на самом деле.

Варя молчала. Если раньше ее мысли выскакивали наружу, то теперь ответы и реплики звучат про себя – что толку их произносить. Но в ее молчании было столько возмущения и упрямства, что Лена могла не сомневаться – подруге абсолютно все равно, что будет завтра. Никакому завтра в ее жизни сейчас места нет. И с какой стати ее тут поучают, как несмышленыша! Очень похоже на наставления Рахиль Исаковны – стоит только нагрянуть любви, как отовсюду поползут неисчислимые опасности, и жизни конец. Да к тому же непременно окажется, что это и не любовь вовсе – «найдешь, а вдруг она ложная, ложная!»…

Варя продолжала глядеть исподлобья, но Лена вдруг улыбнулась, поднялась и потянулась в шкафчик за каким-то особенным рахат-лукумом.

– Ах, Варенька, – мечтательно проговорила она, прижимая к себе коробку, и теплые огоньки в ее глазах, как свечи за замерзшими окнами, мягко улыбались Варе. – А я-то так хотела, чтобы ты перестала наконец перебиваться на свои музейские копейки и чтобы вернулась домой! Ты только не обижайся, но мне всегда казалось, что ты никогда не мечтала ходить по унылым залам и повторять одно и то же. А на самом деле с удовольствием сидела бы дома и делала свои картины из цветов! И вот предоставилась такая сказочная возможность: выходи за Зотова, сиди и делай. Он же не погонит тебя на хлеб зарабатывать. И в душу лезть не будет – соблюдай приличия и занимайся своими делами. Спокойная жизнь, творческая, светская, какая захочешь – мечта ведь, а? Еще и продвигаться поможет, выставки организовывать, с его-то возможностями… Ну неужели он совсем безнадежный зануда?!

Последние слова были просто криком души, и Варя рассмеялась.

– Да нет, он, может, и не зануда совсем, – попыталась она объяснить. – Так, знаешь: не ходите по ковру – вы протрете в нем дыру… А картины, боюсь, в его доме ни одной и не получилось бы. Нас с ним, наверное, просто нельзя в одну вазу ставить, как розы с гвоздиками. Будут терпеть друг друга и медленно убивать… А ты сама забирай его, если хочешь! – неожиданно предложила она. – Может, тебе подойдет?

Теперь рассмеялась Лена, даже рахат-лукумом подавилась и закашлялась, и Варя бросилась стучать ее по спине.

– А с Бояриновым тебе про свои картины вообще придется забыть, – заявила Лена, – одними его фантазиями будешь заниматься. Да, да, тут спокойной жизни не дождешься, это не такой человек! Ты вот представляешь, чем он займется, если удерет-таки с кладбища? Нет? И я не представляю… И еще не пойму – как тебе удалось ему язык развязать? Из него же слова не вытянешь не по делу… Тоже мне, Пьер Безухов с духовными метаниями! Заморочил бедную головушку.

– Да никаких метаний, Лен, – запротестовала Варя, – мы только и делали, что хохотали как ненормальные…

– Слушай, а Зотов больше тебе не позвонил? – перевела разговор Лена. – Не подумал, что утро мудренее и что вчера у тебя был просто нервный срыв? Папа, бомба. Все-таки такое не каждый день…

– Звонил, – пожала плечами Варя. – Я не ответила.

– А ты Бояринову звонила?

– Тоже нет пока. Еще не вечер, но сейчас от тебя выйду – и позвоню. Я если бы сразу ему позвонила, то до тебя бы просто не дошла, и мы бы с тобой так и не встретились!

– А что с работой? Будешь отпуск догуливать или нет?

– Вот видишь, еще и на работу надо звонить! Я и забыла совсем! Ничего, завтра понедельник, у нас все равно выходной, так что еще один день есть в запасе…

– Ва-аренька, – просяще и беспомощно протянула Лена, уже провожая подругу, – ты, конечно, все уже решила, с этим, видно, ничего уже не поделаешь… Только подумай еще как следует, ладно? У тебя же есть время. Ведь твой звонок не для того нужен, чтобы сообщить, что ты его любишь без памяти, это и так видно. Это же будет означать, что ты готова принять его целиком, со всеми его тараканами в голове, и с бывшими женами, и с детьми, к которым он всегда будет рваться. Все-таки варианты с женатыми мужчинами, которые то ли разведутся, то ли нет, мне всегда казались безнадежными… Кстати, а ты этим вечером как – придешь посидеть с нашими? Решили наконец собраться. Робин всех обзванивал и меня обзвонил. Просил тебе передать.