– Хорошо, – согласился благодарно Власов.


Дарья продиралась, продиралась через плотную тьму, не понимая, почему стремится так куда-то, но чувствовала, что именно туда ей обязательно надо попасть, туда, где светлеет что-то и, кажется, зовет…

– Вот так! Вот молодец! – подбадривал ее незнакомый добрый голос. – Открывай глаза! Даша, давай, посмотри на меня!

Она разлепила веки и увидела размытое большое голубое пятно, которое двигалось и, похоже, говорило.

Она снова закрыла и открыла глаза. Пятно стало приобретать более четкие контуры и оказалось медицинской рубашкой, надетой на незнакомого большого мужчину.

– Молодец! – похвалил ее за что-то мужчина, – Ну, как ты у нас тут?

«Где – у них?» – подумала она.

– Давай-ка проверим, – бодрым тоном сказал он и показал ей три пальца. – Сколько пальцев?

– Три, – еле слышно пролепетала она.

– Хорошо! – обрадовался мужчина ее знанию математики, отвернулся и приказал куда-то в сторону: – Дайте ей попить!

Перед ней появилось еще одно незнакомое лицо, женское. Ей что-то сунули в губы, она потянула, поняла одновременно, что это вода и что она очень хочет пить.

– Все, хватит, – сказал мужчина, и трубочка из ее рта исчезла. – Пока много пить нельзя. А теперь скажи мне свое имя и фамилию.

– Дарья Васнецова, – чуть громче прежнего ответила она.

– Совсем молодец! – радостно похвалил он и, как ребенку, взялся объяснять: – Дашенька, ты находишься в больнице, мы сделали операцию, и теперь ты идешь на поправку.

– Зачем вы делали мне операцию? – удивленно спросила она.

– Ты попала в автомобильную аварию…

И тут она вспомнила!

И холодный, дикий ужас ухватил ее лапой за горло!

Четыре секунды! И грузовик, несущийся на них!

Ей стало нечем дышать, а в голове ударил большой, гулкий колокол.

– Тихо, тихо, – поспешил успокоить ее мужчина, – теперь все хорошо, все уже в прошлом!

Он сделал какой-то знак рукой, что-то сказал тихо и непонятно. К другой стороне кровати подошла женщина, которая ее поила, и что-то вколола в капельницу. И Дашка только сейчас обнаружила, что игла от капельницы воткнута в сгиб ее локтя.

– К тебе тут пришли, – улыбнулся ей мужчина, как Дашка поняла, доктор. – Я разрешил тебя навестить, но только недолго. Тебе надо отдыхать.

И отошел от кровати. С кем-то тихо поговорил в отдалении, а к ее койке приближался другой мужчина, она почему-то не могла двигать головой и поэтому рассмотрела его, только когда он подошел совсем близко.

– Власов, – узнала она, в глазах защипало, и так сильно, нестерпимо вдруг захотелось плакать.

– Не надо, не плачь, – попросил он, наклонился и поцеловал в уголок губ. – Привет.

– Привет, – пыталась справиться со слезами она. – Как остальные?

– Не знаю, – очень убежденно уверил Власов, – они в другой больнице, в районной.

– А я?

– А ты в областной.

– Это ты меня сюда привез?

– Нет, тебя привез вертолет МЧС. – И поделился секретом: – У меня там знакомые есть.

– А Гришка как?

– Жив твой Гришка, – заверил Власов. – Ты его спасла.

– Это он меня спас, – грустно улыбнулась Даша. – Он меня утащил к себе на заднее сиденье, допрос учинять про тебя.

– Теперь все хорошо будет, слышала, что Антон Иванович сказал. А он знает, он твой доктор.

– А моим сообщили?

– Пока нет. Я решил подождать, когда ты в себя придешь, чтобы сразу с хорошими новостями.

– Там же бабушка и Лидия Ивановна. Они с ума сойдут! – разволновалась Дашка.

– Тихо, тебе нельзя волноваться, – погладил ее по щеке Власов. – Ты же сама им звонила и сказала, что приедешь завтра вечером, чтобы они не ждали и не нервничали. Помнишь?

– А сейчас какой день?

– Сейчас как раз нужный, – улыбнулся ей Власов. – Я бы тебе самой дал поговорить с ними, но здесь нельзя включать телефон. Я выйду отсюда и сразу позвоню твоей Кате и маме. И мы решим, как лучше сообщить твоим бабулькам.

– Власов, ты что тут, со мной, целые сутки?

– К тебе меня не пускали, я в гостинице ждал.

– Игорь Николаевич, – откуда-то сбоку сказала женщина, – больше нельзя.

Он кивнул, наклонился, поцеловал Дашку в щеку и в уголок губ.

– Все, Даш, мне пора. Я завтра утром приду.

– Не надо, Власов, – попросила она. – У тебя же там полная запарка! Я ж отсюда никуда не денусь, буду лежать и выздоравливать, а у тебя там дел полно!

– Я приду завтра, – ответил он тоном, не допускающим возражений.

Поцеловал ее еще раз и ушел.

А Дарья медленно погрузилась в то, из чего совсем недавно выбиралась, – в плотную непонятную темноту.

Она то приходила в себя ненадолго, то снова проваливалась в ощутимую темень, а когда по-настоящему пришла в осознанное состояние, первое, что увидела, – это сидевшего рядом с ее койкой Власова.

– Привет, – улыбнулся он и взял в ладони ее руки. – У меня целая куча хороших новостей.

– Ты так и не уехал.

– Я так и не уехал. Катя летит из Италии, она будет у тебя завтра, Лиза осталась с твоей мамой. Бабушкам мы сказали, что произошла небольшая авария, у тебя сломана нога и тебе придется лежать в этой больнице. И совсем замечательная новость: у тебя никаких осложнений нет и ты быстро поправишься.

– Спасибо за семью и бодрый оптимизм, – поблагодарила Даша. – Как остальные?

– Тоже поправляются, – уверил он.

– Власов, я тебя прошу, езжай ты в свое Кукуево, тебе же там надо быть! – настаивала она.

– Дарья, я же тебе объяснял, что никуда ты теперь от меня не денешься!

– А я могу куда-то отсюда деться? – улыбнулась немного печально она.

– А кто тебя знает! – сделал попытку развеселить ее Власов. – Ты девушка шустрая! Можешь и сбежать.

– Вот те крест, начальник, с кровати ни-ни! – шутливо поклялась Дашка.

– Ну хорошо, вот завтра Катю встречу, устрою, приведу к тебе, тогда и уеду.

Когда Власов первый раз увидел Дашку на этой койке, думал, убьет кого-нибудь, жаль, виноватого не найти!

Загипсованная правая нога, подвешенная на вытяжке, загипсованное правое плечо, распухшее лицо в синяках и мелких порезах, левая рука под капельницей, все тело в порезах, мелких и глубоких.

Как она вообще выжила?!

Антон Иванович строго-настрого предупредил, что ей нельзя говорить о погибших и вообще стараться не напоминать о самой аварии, да никто и не собирался. Он быстро справился с потрясением и кровожадными инстинктами, только сердце ныло от боли за нее.

Она жива. Все. Точка.

Но и на следующий день, утром, хоть и знал и был готов к тому, что увидит, Игорь испытал тот же минутный шок, царапающий сердце и разум болью.

За два дня они с мужиками справились со всеми скорбными делами, посидели вечером, выпили печальную, и рано утром они уехали, собираясь и в Москве помочь Татьяне Анатольевне. А через три часа он встретил Катю на железнодорожном вокзале.

Игорь увидел ее в первый раз, но узнал сразу. Не явно, но чем-то неуловимым они были с Дашкой похожи. Она первым делом попросила разместить ее как можно ближе к больнице.

– Не хочу к ней такая идти, – объяснила она. – Я уставшая как черт, грязная. В Италии жара, в Москве жара, домой заскочила вещи Дашкины взять, бабулек успокоить – и на поезд, а там еще хуже – грязь, жарища.

Ближайшая гостиница, которую они нашли, оказалась далеко не лучшей, «беззвездной», как назвала ее Катерина. Власов настаивал, чтобы она поселилась в другой, Катя отмахнулась:

– Какая разница! Я все равно буду сюда только спать и мыться приходить. Главное – тут пешком пять минут.

Власов представил Катю Антону Ивановичу, остальному медперсоналу, и они пошли в палату к Дашке. Он знал, какой шок испытает Катя, увидев сестру, но она, молодец, быстро справилась, да и он помог, попросил ее выйти ненадолго. Придвинул стул к самой койке и наклонился совсем близко к Дашке:

– Я уеду сейчас. Приеду на следующей неделе. Денька через три тебя переведут в другую палату. Там можно пользоваться телефоном, я его Кате отдам, в нем твоя симка. Буду звонить тебе часто.

– Тебе же некогда болтать, Власов, зачем часто звонить? – Она смотрела на него внимательно своими синими глазищами, казавшимися на исхудалом, побитом лице огромными.

– Я не стану болтать, буду слушать твой голос, – пояснил он. – Сейчас я тебя поцелую и уйду, а ты мне пообещаешь хорошо себя вести и выполнять все назначения врачей.

– Зуб на выброс! – поклялась Дашка.

– Мне кажется, что с тебя более чем достаточно травм, оставим зубы на месте, – усмехнулся Власов.

И медленно, очень осторожно поцеловал ее в губы, продлив немного поцелуй.


Для Дашки потянулись долгие часы преодоления. Первые несколько суток ее держали на серьезных обезболивающих, поэтому она почти не чувствовала ни боли, ни тела – засыпала, просыпалась, снова засыпала. Катюха находилась рядом постоянно, ухаживала, старалась шутить, как можно больше отвлекать разговорами на нейтральные темы.

– Дашка, давай, что ли, в города поиграем? – бодро предлагала сестра.

– Улан-Удэ, – сразу высказалась Дарья.

– Почему Улан-Удэ? – рассмеялась Катька.

– Там сейчас хорошо, холодно и просто чтобы ты отстала.

– Ну надо же чем-то занять твои мозги! – тормошила ее сестра.

– Почитай вслух политэкономию, я засну сразу же, – выдвигала вариант Дарья.

Ей было нестерпимо жарко, она плавилась под гипсом, и, хоть боли сильной не чувствовала, все тело ныло и стонало. Ей было тошно, немного страшно, и она вредничала.

Через три дня Дарью перевели из интенсивной терапии в реабилитационную палату, в которой лежали еще две женщины. Власов по телефону настаивал на одиночных больничных «апартаментах», но она отказалась: зачем, так веселее будет.

Ей назначили другой режим обезболивания, и вот тут-то пришла и закрепилась надолго дикая боль, такая, что порой темнело в глазах и зубы скрипели. Даша терпела, старалась бороться, не замечать и все порывалась двигаться, переворачиваться, ну хоть садиться для начала.