Мария Чепурина - Девушка на виндсерфе

Прошло два дня. Всё сильно изменилось.

Мысли об одиночестве всё чаще выходили на первый план. Я была, конечно, с мамой, но какой подросток не чувствует себя одиноким, если рядом только родители! Можно было, конечно, писать Оле с Викой «ВКонтакте», и я это делала… Но не их мне не хватало. Мысли о Данилове, о нашем несостоявшемся поцелуе около моря, о том, что он сейчас, быть может, с другой девушкой, просто не давали мне покоя.

А вот отдых радовал всё меньше. Все кораллы на пляже – а их было три – я уже изучила. Новых рыбок больше не было. Купание приелось. Ноги сзади побаливали от солнечных ожогов – кто бы мог подумать, что их тоже надо мазать кремом от загара? Прелесть новизны пропала, а недостатки гостиницы проступали всё сильнее. Цены в отельных ларьках были явно завышены. В ресторане от раза к разу давали одно и то же – и не редкостные яства, а среднего уровня еду, как в школьной столовке. Обед и ужин были без напитков: за них приходилось платить, и это оставляло неприятное ощущение мелкого жульничества. Массажисты донимали нас на пляже предложениями пойти к ним на массаж по неадекватной цене. Пальмы были сухими, траве тоже явно воды не хватало. Вечерами делать было нечего: в море плавать мама запрещала, потому что в темноте там выбиралась из укрытий злая живность с длинными шипами и ядовитыми щупальцами. Бассейн, едва темнело, оцепляли. Мне это казалось оскорбительным: они думают, я, что ли, в этой луже утону без их надзора?! Темнело при том очень рано, значительно раньше, чем дома: уже в шесть часов. Так что оставалось только лопать ужин, сидеть в Сети или тусоваться на дискотеке. Что касается последней, то она была скучнее не придумаешь: в помещении между рестораном и ресепшном сидели, пили чай сонные люди. Им включали русскую попсу: самую тухлую, такую, что у нас и семиклассники не слушают. Никто не танцевал: лишь маленькие дети с визгом бегали по залу и лезли на сцену. Где-то час была «живая музыка»: выходил женоподобный такой дядька и пел песни на английском. Мама от него пришла в восторг, сказав, что эти песни она слушала в моём возрасте. У меня же «певец» вызывал отвращение.

В общем, гостиница мне надоела. Теперь для меня это был не рай, а, скорей, золотая клетка.

Несколько раз я предлагала маме покинуть пределы отеля:

– Может, пойдём погуляем? Отправимся куда глаза глядят. Поищем что-нибудь новое, интересное. Местность осмотрим…

– Местность тут везде одна и та же, ты же видела. Вокруг одна пустыня. И арабы – дикари. Помнишь, что гид говорил? – отвечала мне мама. – И вообще. Про революцию не слышала? В городах народ бунтует, там опасно. Изобьют ещё… Или ограбят. А то и в гарем украдут!

– А мы завернёмся в платки и пойдём аккуратно, не привлекая к себе внимания!

– Но какой в этом смысл? Мы ж на местном языке не говорим. Вне гостиницы никто не знает русского. Да ну, ещё заблудимся! Загорай лучше, смуглая в школу вернёшься, там хвастаться будешь. А потом на экскурсию съездим.

Наконец, четвёртого мая после завтрака мне всё-таки удалось отпроситься на самостоятельную прогулку за пределы гостиницы. Я была отпущена пройтись вокруг лагуны, по пляжам других гостиниц, до подножия гор при условии, что не отклонюсь от маршрута, не буду заговаривать с местными и вернусь не позднее чем через час.

И вот я отправилась в путь. Как и ожидалось, пляж, пляж, пляж. Отели слегка отличались по форме грибочков и цвету лежащих на шезлонгах полотенец, но в целом всё было одно и то же: корпуса типовых номеров, суховатые пальмы, массажные столы с видом на море, сохнущие купальники, лотки со всяким хламом вроде чипсов и магнитиков…

Русских, судя по обрывкам разговоров, было много. Но встречались и другие языки. Больше всего поразили меня встречающиеся кое-где туристы из мусульманских стран. Я, конечно, знала, что их женщинам положена закрытая одежда, но никогда не видела в этом какого-то угнетения, считала просто национальной особенностью. А тут мне впервые стало жалко арабок. Они плавали в платках и комбинезонах! И не только плавали – загорали. А верней, лежали под грибками в этой жути из синтетики и прели.

Огороженные буйками купальные зоны перемежались с местами для виндсёрфинга. Кое-где виднелись вывески сёрф-станций. Я остановилась возле одной из них, довольно долго разглядывала стеллаж с белыми досками и склад парусов всех цветов. Под небольшим навесом располагалась стойка администратора. Возле неё – зона отдыха, где тусовались крутые спортсмены. Всё в них было чуждым, незнакомым, вызывающим смущение: специальная одежда, подтянутые фигуры, изредка доносящиеся до моих ушей непонятные термины. В прилегающем к станции куске моря яблоку было негде упасть от обилия людей с парусами и досками. «Опять зад отклячила?! Выпрямись!» – крикнула возле меня какая-то тётенька, стоящая по колено в воде, другой, взгромоздившейся на доску. Видимо, так проходила учёба. В целом я чувствовала себя здесь совершенно лишней и неуместной, так что решила скорее уйти, чтобы не попасть в какую-нибудь неприятную ситуацию.

Миновав ещё несколько пляжей гостиниц, я оказалась в пустынном месте с надписью: «Public beach». Там было довольно неприятно: из земли торчали два грибка, под которыми был свален всякий мусор. Поодаль было что-то вроде стоянки разных лодок и яхт. Одна из них – огромная, с винтом почти в мой рост – лежала на берегу, напоминая мне мёртвого динозавра. Неудивительно, что здесь не было ни души.

За общественным пляжем цивилизация заканчивалась, да и полчаса уже прошло, так что я решила поворачивать назад.

Не успев пройти и нескольких шагов в обратном направлении, я заметила парня на сёрфе. Он подплыл к берегу, спрыгнул в воду и по пояс в ней пошёл куда-то, волоча за собой доску вместе с парусом. Я невольно засмотрелась: для чего он это делает? Парень был спортивный, загорелый, с высветленными солнцем волосами. На нём были оранжевые шорты и промокшая насквозь белая майка. Типичный герой молодёжного сериала. Почему-то мне подумалось, это итальянец. Или, может быть, испанец. Хосе или Лука…

– Эй! – крикнул «испанец». – Ты что так уставилась? Смотришь, как будто человека с доской ни разу не видела.

– Ну, вблизи ни разу, если честно, – я смутилась. – А как ты догадался, что я русская?

– Да тут все почти русские, кто не арабы. – Парень остановился. – А про доску – как-то мне не верится. Ведь ты не первый день здесь? По ожогам вижу, что не первый.

– Третий… Нет, четвёртый. Просто я первый раз вышла из гостиницы. До этого-то видела, конечно, только издали.

– Вот народ ненормальный! Да как это можно-то – приехать и в гостинице сидеть?! Как в тюрьме, ей-богу! Что вообще в Дахабе делать без катания?!

Парень, похоже, был прав. Но насчёт того, что и эту прогулку мне с трудом удалось выпросить у мамы, я решила не распространяться. Только спросила:

– А сложно вот так вот кататься?

– Вначале – конечно. Как всё. Пока не умеешь – сложно, а как научишься – сплошное удовольствие. Ветер, море, свобода!.. Если не попробуешь, то много потеряешь!

– Но я же не умею…

– Так учись! Тут все учатся. Разве ты не знаешь, что Дахаб – это идеальное место для начинающих виндсёрферов? Удобная лагуна, всегда ветер. Сюда же для того и приезжают! А ты для чего приехала? – насмешливо спросил мой новый знакомый.

– Я не знаю. Меня мама привезла. А что до учёбы, то боюсь, что с моей тройкой по физкультуре…

Парень отмахнулся:

– Перестань! Все так поначалу говорят. А потом у них всё получается. Тут ни силищи не надо, ни способностей каких-то специальных. Даже дети вон катаются. Так что не трусь. Приходи и учись. Прямо сегодня!

– Ну, сегодня это вряд ли… А куда мне приходить?

– Ты что, плохо видишь? Тут же станции просто на каждом шагу, выбирай любую! Ну, то есть я-то, конечно, могу посоветовать… – Парень сказал мне название станции. – По берегу пойдёшь, увидишь вывеску.

– А, да, видела! Ты что, там занимаешься?

– Не, у меня там папа работает.

– Работает?! – изумилась я.

– Ну да. А ты как думала: здесь только отдыхать можно? Некоторые люди тут работают. Должен же кто-то туристов обслуживать.

– Ты же русский!

– Ну и что? Тут куча русских. Станции держат, отели, кафе… Кто в сезон работать приезжает, а кто уже несколько лет тут живёт.

– То есть ты тут живёшь?

– Нет, живу я в Хабаровске. Приезжаю на каникулы к родителям. А они уже два года тут живут.

– Значит, ты один живёшь? Студент?

– Нет, в десятом классе. Живу с бабушкой. – Парень поморщился. – Ладно, тебе ведь туда же? Пошли. Надоело стоять тут.

Он снова поволок по мелководью свою доску. Я пошла по берегу. С минуту мы молчали.

– А куда ты это тащишь? – не выдержала я.

– На станцию, естественно. Не могу же я бросать снаряжение где попало.

– А разве не проще было бы поехать на доске вдоль берега, а не везти её на себе?

– В купальные зоны нельзя заходить. А они тут повсюду. Как я, по-твоему, через эти штуки буду на доске перепрыгивать? – С этими словами парень поднырнул под соединяющей несколько буйков верёвкой, которой обозначались границы частного пляжа, а потом протащил над ней доску и парус.

– А подальше пройти, за буйками? Ведь ты же приплыл сюда как-то.

– Приплыл. По ошибке. На доске сюда опасно заходить, тут ветер сильный. Унесёт на другой берег, в Саудовскую Аравию, – и привет. Хорошо, что причалить сумел, пока ещё дальше куда-нибудь не уехал. Так что лучше обратно по берегу.

– Ясно… Так ты говоришь, даже дети катаются?

– Угу. Им, кстати, легче. Они лёгкие. Да и ты вроде не жирная!

– Спасибо…

– Только вот что: на обучение несовершеннолетнего должны дать согласие родители. Ну, бумажку подписать там, то да сё… Так что с мамой придётся прийти в первый раз.

– Если она разрешит, – я вздохнула. – А дорого стоит учиться?