Джоан мгновенно проснулась, когда Роберт постучал в дверь. Было раннее утро, канун Рождества. В ее голове промелькнули воспоминания о матери и о доме, о Даниэле в детстве. Мальчиком он любил лежать на животе, заглядывая в стоящий на полу под елкой рождественский вертеп. Но теперь подобные радости казались далекими и недосягаемыми. Она рывком распахнула дверь, не заботясь о том, что Роберт увидит ее в пижаме. Лицо у него было серьезным. Он был одет и чисто выбрит.

– Что случилось? Есть новости?

– Самолет из Англии только что приземлился в Бейт-аль-Фаладже. Натаниэль Эллиот сейчас едет в дом Мод Викери. Она попросила также приехать нас с тобой. Говорит, ей требуются свидетели. Зачем, собственно, они нужны, мы не знаем, но приходится выполнять ее требования.

– Думаю, у меня есть одна мысль. Но сперва мне надо одеться, – сказала Джоан, вновь закрывая дверь. Она натянула те же мятые брюки и блузку, какие были на ней накануне, провела рукой по спутанным волосам и плеснула воды в лицо. Потом девушка взглянула в зеркало и увидела себя в новом свете: она стала стройней, загорелей и старше, чем когда приехала в Оман. Она не думала и мечтать о встрече с Натаниэлем Эллиотом, а тем более не могла представить себе обстоятельства, при которых та произойдет. Джоан пребывала в полном смятении. Спускаясь по лестнице, чтобы встретиться с Робертом, а затем, проезжая с ним по Маскату, она молилась, безмолвно и горячо, чтобы все закончилось хорошо, хоть и не понимала, как это возможно. Кто-то должен был пострадать.

Они подъехали к дому Мод раньше Натаниэля Эллиота, и Абдулла впустил их, не говоря ни слова. Лицо старика было встревоженным. Джоан теперь знала его достаточно хорошо, чтобы это увидеть. Он не был отцом Салима, но вырастил его как своего сына. Проходя мимо, Джоан взяла старика за руку, крепко ее сжала, и Абдулла ответил кивком, прежде чем они поднялись по лестнице. Мод расположила свое кресло перед столом и выглядела прекрасно. Вся одежда, пускай старомодная и поношенная, была безупречно чистой. Блузка с кружевным воротником аккуратно заправлена в длинную шерстяную юбку. К груди приколота маленькая зеленая брошь. Волосы тщательно зачесаны назад в идеальный пучок на затылке. Глаза ясные и внимательные. Если их обладательница и потеряла сон в ожидании назначенной встречи, по ним об этом никто бы не догадался. Единственным, что выдавало напряжение, были ее совершенная неподвижность и нечеловеческое хладнокровие, которое она сохраняла благодаря своей железной воле. Руки она сложила на коленях, а кольцо с синим камнем, которое обычно лежало на столе, теперь красовалось на безымянном пальце. Джоан заметила, что большой палец левой руки неизменно возвращается к нему, поглаживая перстень, и до нее наконец дошло, что это кольцо может означать.

Увидя вошедших, Мод прочистила горло.

– Хорошо. Проходите и садитесь. Я хочу, чтобы как можно больше людей услышали то, что будет здесь сказано, – проговорила она.

Ее голос был спокойным и твердым. Джоан пристально посмотрела на нее, вспомнив, какую невольную реакцию вызвал у нее Чарли Эллиот. Ей стало интересно, что случится, когда войдет отец.

– Скажите, как давно это было? Когда вы видели его в последний раз? – спросила Джоан.

– Прошло сорок девять лет, восемь месяцев и двадцать один день, – ответила Мод.

Она взглянула через плечо на дорожные часы, стоящие на столе, и ее самообладание в первый раз дало маленький сбой. Тень душевного страдания промелькнула на лице и тут же исчезла.

– Знаете, вам нет нужды снова бередить старые раны, – осторожно произнесла Джоан. – Что бы вы ни запланировали… вам достаточно послать весточку, заложников освободят, и со всем этим будет покончено.

– О, помолчите, Джоан, – сказала Мод рассеянно. – Я ждала этого момента очень долго.

Роберт похлопал Джоан по плечу, словно желая утешить после этих пренебрежительных слов. Та взяла его руку и оставила в своей. Он притих, и Джоан почувствовала его смятение. Ситуация действительно была странной и очень тревожной. Потом на улице раздался звук автомобильного двигателя, Джоан и Роберт вскочили, уставившись с тревогой на дверь.

Натаниэль Эллиот поднимался по лестнице медленно, хотя и не останавливался.

– Мне сюда? – услышали они его голос, твердый, но истончившийся с возрастом, и Джоан почувствовала, как Мод напряглась в своем кресле.

Ее собственный пульс ускорился. Она испытывала такое возбуждение, что с трудом могла усидеть на месте. Натаниэль шел впереди Сингера и Берк-Бромли, опираясь на трость. Джоан его сразу узнала по фотографии, которую показывал ей Чарли. Она почувствовала, как сидящая рядом с ней Мод перестала дышать. Высокий рост Натаниэля теперь скрадывался сутулостью. Стройность превратилась в болезненную худобу, часто свойственную старости. Рука, свободная от трости, тряслась. Скрюченные пальцы, пятнистая кожа.

Он пересек комнату, встал перед Мод, и долгое время они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Тишина становилась гнетущей. Встреча, очевидно, представляла для обоих такую важность, что даже полковник Сингер, который был явно возбужден и нетерпелив, не решился прервать их молчание. Грудь Мод вздымалась и опадала. Старая женщина, не моргая, впилась взглядом в своего гостя, но Джоан не могла угадать ее чувства. Наконец Натаниэль слегка откашлялся.

– Привет, Мод, – произнес он дрожащим голосом.

– Здравствуй, Натан, – поздоровалась Мод. – Воды утекло много.

Тишина вернулась, и Натаниэль, казалось, сник под ее тяжестью. Он покачнулся, трость скользнула по полу, и Джоан пришлось подойти, чтобы взять его под руку.

– Пройдите и сядьте, мистер Эллиот, – предложила она.

Натаниэль кивнул, и Джоан помогла ему пройти к дивану, на который он сел и в неподвижности замер. Пару секунд Мод не в силах была оторвать от него взгляд своих горящих, широко распахнутых глаз.

– Ты постарел, Натан, – произнесла она удивленным голосом.

– Ничего не поделаешь… хотя ты, Мод, выглядишь так же, как всегда. Кроме, я полагаю, вот этого… – добавил он, указывая на инвалидное кресло. – Ты попала в аварию?

– Нет. Просто постарела, как и ты.

Джоан внимательно смотрела на Мод и пыталась разгадать выражение ее лица. Оно было странное, резкое, похожее на отчаяние, но еще больше на голод. Натаниэль сжался от этого взгляда, как будто тот подавлял его.

– В чем дело, Мод? – спросил он коротко.

– Я хочу, чтобы ты им все рассказал.

Взгляд Мод стал стальным, и даже Джоан его испугалась.

– Не все ли теперь…

– Не все ли теперь равно? Возможно, для кого-то разница действительно невелика. Но для тебя это выбор: останется один из твоих сыновей жить или умрет. Есть ли разница для меня? Есть. И очень большая. Я хочу, чтобы ты рассказал правду перед всеми этими людьми. Так, чтобы впоследствии твои слова нельзя было опровергнуть или взять обратно. Я хочу, чтобы ты открыл истину, и пускай присутствующие поведают о ней всему миру.

– Всему миру? – эхом отозвался он. – Мод, это никому не интересно. Эта история давно поросла быльем!

– Это интересно мне! – раздался внезапный крик Мод, разрушивший хрупкое спокойствие. Еще некоторое время спустя ее рот беззвучно открывался и закрывался, словно слова, которые она пыталась выговорить, были слишком важны, чтобы их произнести. – Ты… ты забрал у меня все, Натаниэль…

Фразы срывались с уст Мод с дрожью, которая пронизывала все ее тело, словно конвульсия. Впрочем, это могло быть сдерживаемым изо всех сил рыданием.

Натаниэль кивнул. Он провел языком по пересохшим губам и с трудом сглотнул.

– Я знаю, – прошептал он. – Я знаю, что сделал.

– Тогда расскажи им. – Мод вцепилась в подлокотники кресла, и ее пальцы напомнили ястребиные когти. – Расскажи, или свершится братоубийство.

– Что? Что свершится?

Старик непонимающе покачал головой, но Джоан почувствовала, как у нее в голове все встало на свое место.

– Салим – сын мистера Эллиота, правда, Мод? Он брат Чарли, – торопливо проговорила она.

– Да. У меня родился от тебя сын, Натан. После того, как ты оставил меня умирать в пустыне.

– Я не… О нет… Этого не может быть, – проговорил он упрямо.

– Не может? – Мод наклонилась вперед, пронизывая его взглядом. – Посмотри мне в глаза и скажи, может это быть или нет? – На лице старой женщины одно выражение сменялось другим, выдавая бурю охвативших ее чувств.

Натаниэль молчал. Он словно съежился и смотрел в пол.

– Мисс Викери, – произнесла Джоан тихо и осторожно, – а знает ли Салим, что держит в заложниках брата? Знает ли он?

– Конечно нет, – едко ответила Мод. – Я никогда не говорила ему о тебе, Натаниэль. Я сказала, что у меня был муж, который умер. Ты для нашего сына никто.

– О, вы должны ему сказать! Скрывать подобное плохо… это нечестно! – воскликнула Джоан.

– Вы здесь лишь для того, чтобы смотреть и слушать, и это все, ради чего вас пригласили, Джоан, – проговорила Мод, все еще не спуская глаз с Натаниэля.

Джоан повернулась к полковнику Сингеру:

– Кто-то должен открыть ему глаза! Салим никогда не причинит вреда своему брату. Я в этом уверена! Вы должны послать к нему гонца. Я смогу без помех подняться в горы. Мне для этого нужен только никаб. Пожалуйста, вы должны…

– Хватит, Джоан! Ему не нужно этого знать, – оборвала ее Мод.

– Я скорей отправлюсь в горы, одетый в пижаму, чем отпущу туда вас, мисс Сибрук! – проговорил полковник Сингер возмущенно. – Никто никуда не пойдет.

– У меня есть еще один сын? – спросил Натаниэль прерывающимся голосом.

На его глазах выступили слезы, но, увидев их, Мод лишь сильнее ожесточилась.

– И он скоро останется твоим единственным, если ты не сделаешь, как я велю.

– Ты хочешь услышать мой рассказ… но о чем именно?

– Мне нужна правда. Я хочу, чтобы ты рассказал правду. Поведай им, кто первым пересек пустыню Руб-эль-Хали в тысяча девятьсот девятом году.