– Вы освободили Салима, – сказал он. – Судьба мальчика снова в его руках. Примите за это мою благодарность. Мы перед вами в долгу.

– Что ты сказал ей, Абдулла? – раздался сверху ворчливый голос Мод.

Старик услышал и улыбнулся.

– Госпожа вам благодарна. Это и заставляет ее сердиться. Она не умеет быть благодарной. Салим тоже очень признателен. Он хочет повидаться с вами, – тихо проговорил Абдулла, и у Джоан перехватило дыхание. – Он сам мне это сказал. Там, где дорога поднимается вверх и уходит к Матраху, он встретится с вами сразу после восхода луны. В скалах к востоку от поворота.

– Сегодня? Но я не знаю, сумею ли…

– Он не может ждать.

– Хорошо, – согласилась Джоан. – Ладно.


Рори подозрительно посмотрел на Джоан и сердито нахмурился, когда она заявила, что будет обедать с Мод и снова останется у нее на ночь, но ничего не сказал.

– Что ж, – произнес Роберт, – мы будем скучать, Джоан, но у тебя остается все меньше времени, чтобы побыть с мисс Викери, так что я понимаю. Но и наше расставание близится, – сказал он и мягко улыбнулся, когда девушка вышла.

Джоан долго гуляла по узким улочкам Маската, а потом присела на крыльце одного из домов, чтобы отдохнуть. Торопиться было некуда, ей только нужно было успеть выйти за ворота до их закрытия. Индиец, мимо лавки которого она продефилировала три раза, вышел, чтобы подсказать дорогу, а когда девушка вежливо отказалась от его услуг, подарил ей вместо этого кулек орехов. Джоан с жадностью принялась их грызть – под взглядами улыбавшихся из окна жены лавочника и его дочери, одетых в оранжевые платья-камизы и розовые шальвары.

Пушка на форте Мерани выстрелила, и Джоан достала из сумки фонарь, но не зажгла его. Девушка затаилась в самом тихом переулке на дальней окраине и стала ждать. Когда темнота сгустилась, скрадывая очертания предметов, она почувствовала, что теперь надежно укрыта, и успокоилась.

Джоан слышала скрип и лязг закрываемых часовыми ворот, но продолжала ждать, пока ночь не стала чернильно-синей, и лишь тогда отправилась по грунтовой дороге, карабкавшейся вверх по склону. Она не знала точно, в какое время восходит луна, и не хотела рисковать. На повороте дороги девушка свернула, некоторое время шла по буеракам, а затем обнаружила гладкий камень и присела, чтобы вытряхнуть из сандалий камешки и песок. Потом она просто отдыхала, прислушиваясь к стуку собственного сердца, с все возрастающим чувством нереальности происходящего. Она вспомнила, как однажды отец сказал, что ночь – это особый мир. Только теперь, на высоком склоне, глядя на разбросанные внизу редкие огоньки Маската, она наконец поняла, что он имел в виду. С ней могло приключиться все, что угодно. Обломок скалы, на котором она сидела, был еще чуть теплым от дневного жара – такой же температуры, как ее тело. На востоке взошла луна. Это был серебряный полумесяц, похожий на рыбью чешуйку. И вдруг Джоан поняла, что она не одна. Девушка встала и обернулась, совершенно спокойная внешне, хотя дыхание в груди у нее сперло так, что она едва могла сделать вдох.

Салима тоже скрывала тьма. Сперва Джоан не узнала его. Фигура, рост и осанка показались ей чужими, потому что она привыкла видеть его в кандалах, скорчившимся на полу камеры. Но это длилось не больше секунды. Потом что-то глубоко знакомое проступило в его чертах и в том, как он двигался. Неужели ей есть чего бояться? Джоан заставила себя вспомнить о застреленном охраннике и о том, что Салим заслужил свою репутацию, убив много людей в войне против султана. В слабом свете луны она увидела пистолет, заткнутый за пояс, а рядом висел простой ханджар. Винтовка за спиной, патронташи на груди. На Салиме было одеяние горца, от него исходил запах ладана и табака. Он улыбнулся, и во мраке блеснула полоска белых зубов.

– Вы ждете меня в темноте, как преступница, – произнес он тихо. – Я не знал, придете ли вы, узнав, кто я. Теперь вы сами видите, что сделали, посодействовав моему побегу.

– И что же такого я сделала? – спросила Джоан с тревогой в голосе.

– Завели друга среди врагов вашей страны, среди врагов вашего брата, – просто сказал он.

– Вы продолжите воевать?

– Конечно. От моей свободы было бы мало проку, если бы я не стал этого делать.

– Вы могли бы уехать куда-нибудь и начать мирную жизнь. Наконец, можно отправиться в пустыню.

– И чем я стану там заниматься? Тогда мне придется забыть, кто я. Именно это произошло с Мод. Вы хотите, чтобы меня ждала ее участь?

– Это не так уж плохо – не знать себя, – тихо проговорила Джоан, и Салим снова усмехнулся.

– Повернитесь. – Он обошел ее и встал спиной к луне. – Я хочу видеть ваше лицо. – Джоан повиновалась. Лицо Салима было невидимым, так как свет падал из-за его плеча. Луна слепила глаза девушки, и силуэт собеседника оставался темным, почти сливаясь с окружающей чернотой. Салим изучал Джоан долго. Время растягивалось, словно обволакивая их, и Джоан была совершенно невозмутима. Ей казалось, что все происходит с кем-то другим. Наконец Салим поднял руку и кончиками пальцев коснулся темных завитков у ее виска. – Я представлял себе волосы более светлыми, – пробормотал он, проводя большим пальцем вдоль ее подбородка. Его прикосновение показалось бесконечным, и в какое-то мгновение Джоан подумала, что он собирается ее поцеловать. Это было и пугающим, и заманчивым. Но Салим опустил руку и отступил. – Вы так молоды. Но я не чувствую в вас страха. Я вижу женщину, которой не слишком уютно в той жизни, что дана ей от рождения.

– Но я была напугана, – возразила Джоан. – И сейчас напугана.

– Нет, – покачал головой Салим. – Вам просто вложили в голову мысль о страхе. Приучили думать, что вы должны быть напуганы.

– Я не знаю, что стану делать дальше.

– И я тоже. Но что-то делать мы все равно будем.

– А что вы хотите делать?

– Это я знаю, но не скажу. Так безопасней. Но у меня есть предложение. – Он шагнул в сторону, так что лунный свет стал падать на них сбоку, и Джоан наконец увидела его лицо. Перед ней предстал человек, разительно отличающийся от того, с которым она познакомилась в Джалали. Он был бойцом, командиром, ведущим за собой людей. Наверное, Салим должен был подавлять ее своей мужественностью, но вместо этого он, казалось, делился с ней уверенностью, точно так же, как некогда это делал отец. – Я перед вами в огромном долгу, Джоан. Я обязан вам свободой. Вы пришли ко мне с мужеством и милосердием – не важно, сознавая, что делаете, или нет, – тогда, когда я был близок к отчаянию, и принесли мне надежду. Вы не хотите возвращаться в Англию, но и не можете оставаться в Маскате. Мне предстоит скрываться еще дня два или три. Надо подождать, пока люди султана не подожмут хвост и не станут искать меня с меньшим рвением. Тогда я отправлюсь в горы Джебель-Ахдара. Поэтому предлагаю то, чего, насколько мне известно, вам очень хочется. Я могу взять вас с собой в горы.

Джоан долгое время молчала. Она сосредоточилась на своем мерном дыхании, а сердцебиение стало медленным и громким, словно тяжелая поступь чьих-то ног. Она чувствовала себя слишком легкой, отрывающейся от земли. Похожее ощущение бывало у нее и раньше, она словно готовилась к полету, а может, и к падению. Салим терпеливо ждал.

– Я не знаю, на что решиться, – выдавила из себя наконец Джоан.

Она вспомнила о вялой, потерянной матери, одиноко ждущей дома в стеганой ночной кофте[129]. Вспомнила множество тем, которые они с Рори еще не успели обсудить. Вспомнила Даниэля, сражающегося в горах, и Чарли Эллиота. Затем она подумала о Джебель-Ахдаре. Об огромных древних вершинах, словно наблюдавших за ней во время всего пребывания в Маскате, ждущих ее. Что-то внутри щелкнуло и встало на место. Это было исполнение ее плана. Может, слишком поспешное, чересчур быстрое, пугающее, но это был ее план.

– Я не знаю, – повторила она снова, хотя это была неправда.

Какая-то ее часть понимала, что отправиться в горы с Салимом – все равно что сбежать, но она сразу же захотела туда уйти не оглядываясь, несмотря на сопутствующее такому выбору чувство вины.

– Вы должны решить, – проговорил Салим мягко. – Я не смогу вернуться, если вы передумаете, когда меня здесь уже не будет, и вы не сумеете найти меня после того, как я уйду.

– Знаю, – сказала она, полностью веря его словам.

– Итак, вы решили, чего хотите?

– Думаю, да.

– И у вас хватит на это мужества? – Вопрос остался без ответа. Салим посмотрел на луну, уже клонящуюся к горизонту. – Даю вам два дня, – сказал он. – Послезавтра я снова приду сюда в то же время. Потом я уйду. Если хотите, чтобы я взял вас с собой, будьте здесь.

Он замолчал и стал ждать какого-нибудь знака, подтверждающего, что Джоан его услышала. Когда она кивнула, Салим повернулся и, не сказав больше ни слова, скрылся, оставив ее с чувством, будто земля уходит из-под ног, как это случается с людьми, ступившими на берег после долгой морской качки.


Джоан провела остаток ночи у Мод – на первом этаже, вместе с Абдуллой, который, впустив ее, прижал палец к губам, а потом провел в дальнюю комнату, где уступил свою кровать. Прежде чем оставить девушку одну, старик принес ей кувшин с водой и чашку, а также матерчатый сверток. Она развернула его и при свете свечи увидела черную абайю и никаб.

– Если пойдете с ним, переоденьтесь, – посоветовал Абдулла. – Госпожа не знает об этом плане.

Джоан, кивнув, поблагодарила, после чего провела бессонную ночь, не смыкая глаз. Мысли снова и снова возвращались к горам. Теперь, когда они оказались почти в пределах досягаемости, Джоан влекло к ним еще сильнее. Ее словно тянула туда какая-то неведомая сила. Еще ей пришло на ум, что она не спросила у Салима, сможет ли когда-нибудь вернуться, если пойдет с ним. И не узнала, куда именно они направятся и чем станут там заниматься. А потом она засомневалась, имеет ли это какое-нибудь значение.

Она спрашивала себя, так ли прост ее выбор: жить и дальше своей жизнью или предпочесть ей совершенно иную. А еще – должен ли первый шаг к свободе быть самым большим.