– Хотите, я покажу его недавнюю фотографию? – спросил Чарли в какой-то момент разговора. Он вынул маленькую карточку из бумажника, лежавшего в кармане рубашки, и передал ей. Джоан вгляделась в черно-белое изображение. Чарли стоял, выпятив грудь колесом, рядом с худым пожилым мужчиной, в темных глазах которого застыло настороженное выражение. Его узкое лицо с острым носом имело что-то общее с лисьей мордочкой. Оставшиеся волосы были жидкие и седые, он казался высоким несмотря на то, что сильно сутулился. В форме рта и в уголках глаз ей почудилось нечто такое, отчего их выражение казалось печальным. – Снимок сделан в прошлом году, когда я приезжал домой в отпуск, – пояснил Чарли. – Папа, к огромному своему огорчению, в последнее время почти не путешествует. Проклинает старые кости, которые совсем вышли из строя.

– Этот снимок сильно отличается от фотографий, которые я знаю. От тех, что опубликованы в книгах, – проговорила Джоан. Она всегда представляла старшего Эллиота прямым и сильным, с густыми темными волосами и бородой, которая, когда он был в рубашке или саронге[90], с винтовкой через плечо и в куфии, делала его похожим на одного из арабов, с которыми он путешествовал. Потрескавшиеся губы, лоснящаяся кожа и горящие задумчивые глаза. Было грустно видеть, как романтический герой прошлого теперь превратился в старика с печальным лицом. Почувствовав острый укол жалости, она подумала о его четырех погибших сыновьях. – Ему, наверное, было приятно узнать, что вы едете в Оман. В страну его триумфа, – предположила Джоан.

Чарли забрал у нее фотографию и слегка нахмурился.

– Вы так считаете? – проговорил он.

– Мод Викери скоро появится на обеде в представительстве.

– Вот как? – спросил Рори.

– Да, прости, что не сказала тебе этого раньше. Но мне еще нужно поговорить с Робертом и Мэриан и все устроить. Вы бы хотели познакомиться с ней? – спросила она у Чарли.

Он улыбнулся, раздумывая.

– Встретиться с бывшей соперницей отца, так?

– Теперь это дело прошлое. Она немощна и временами немного рассеянна. С крутым норовом, но довольно милая, правда. Что вы на это скажете? Думаю, ей будет интересно познакомиться с вами.

– Что ж, мой старик сойдет с ума. Он ведь даже не знает, что она здесь. А если и догадывается, то не обмолвился об этом ни единым словечком.

– Так вы приедете? – спросила она.

Чарли закурил сигарету, наклонился вперед, облокотился на стол и улыбнулся с таким выражением, что ей стало боязно, не видит ли их Рори.

– Если вы готовы взять на себя все эти хлопоты ради того, чтобы я пообедал с вами, Джоан, то я, конечно, приеду.

Когда со столов убрали остатки еды, Джоан отвела Даниэля в сторону. От мысли о том, что брат возвращается в горы, сердце у нее начинало замирать, как при падении самолета в воздушную яму.

– Я пишу письмо маме, – сказала она. Лицо Даниэля сразу застыло и напряглось, и на Джоан накатила волна отчаяния. Но она решила не сдаваться. – Не мог бы ты приписать хотя бы несколько слов? Только одну или две строки? Пожалуйста!

– Джоан, будь добра, оставь меня в покое. Ты ничего не знаешь. И ты не стала главой семьи после смерти папы.

Он произнес это без злобы, но сказанное все-таки уязвило ее.

– Я не пытаюсь быть главой семьи. Я просто хочу все исправить. Кто на самом деле ее глава? Думаю, такого человека у нас больше нет. Собственно, и семьей-то мы себя по-настоящему больше не ощущаем. И ты прав, я, конечно, ничего не знаю, и это очень тягостно. Но я не могу выносить того, что вы двое теперь живете в разных мирах! От этого возникает чувство, будто… будто наша семья разваливается на части. Будто папа был единственным звеном, которое удерживало нас вместе.

– Что ж, может, он им и был, – проговорил Даниэль, хмуро отводя глаза.

Джоан задумалась, пытаясь облечь свои опасения в слова.

– Дэн, что, если ты не вернешься? – спросила она тихо. От этого у нее на глазах появились слезы. – Ты собираешься отправиться в эти ужасные горы, где полно снайперов и мин… Что, если тебя убьют?

– Джоан…

– Что, если твоими последними словами, сказанными маме, окажутся те, которые ты произнес, в гневе выбегая из ее комнаты? Разве ты хочешь этого?

– А как насчет ее последних слов, адресованных мне? – прошептал он яростно. Дрожь пробежала по всему его телу.

– Я не знаю, что она сказала, но зато я знаю, что она любит тебя, а ты любишь ее. Один из вас должен заговорить первым. Пожалуйста, Дэн, просто напиши несколько слов. Пожалуйста!

Он ничего не сказал, поэтому она порылась в сумочке, достала письмо и, разгладив, положила его на стол перед собой, а потом достала ручку и положила рядом. Спустя несколько мгновений он взял ручку, и Джоан с облегчением вздохнула. Он написал несколько строк и поставил подпись, а потом, извинившись, вышел из-за стола. Джоан взяла письмо в руки и прочитала.


Я все еще твой сын – получается, слова не могут этого изменить. Мы ведем здесь войну, и Джоан считает, что я могу с нее не вернуться. Поэтому я решил написать тебе несколько строчек. Надеюсь, ты станешь о себе заботиться и обретешь покой, смирившись со всем этим. С любовью, Даниэль.


Она несколько раз перечитала написанное, пока Чарли рассказывал Рори невероятную историю о гигантских летучих мышах, живущих в малайских джунглях. Рори слушал с недоверием, которое было написано у него на лице. «Я все еще твой сын». Она сложила и убрала письмо, так ничего и не поняв, но решила пока оставить все как есть и больше не наседать на брата – по крайней мере, в этот вечер.

– Все в порядке, дорогая? – спросил через несколько минут Рори, наклонившись к ней.

Джоан кивнула.

– Просто Дэн стал ужасно колючим, – сказала она, не сумев улыбнуться.

– Куда он делся?

– Не знаю. Надеюсь, он вернется попрощаться с нами.

– Дорогая, оставь этот жалобный тон. Конечно, он вернется. Пойду разыщу его.

Рори поднялся с места, неуклюже ударившись о стол. Потом его немного качнуло, и, проходя мимо Джоан, он ухватился за спинку ее стула, чтобы сохранить равновесие.

– Боюсь, джин ударил вашему жениху в голову, – осушив свой бокал, заметил Чарли, когда Рори вышел из палатки. Десантник закатал рукава рубашки, открыв загорелые до черноты руки, испещренные небольшими шрамами.

– Что ж такого? Сегодня пятница, и мы в отпуске.

– Разве вы оба не чувствуете себя столетними стариками, когда он называет вас «дорогая»? Разговариваете как два ребенка, которые играют во взрослых. А между тем вы едва ли давно отпраздновали полное совершеннолетие[91].

– Мне двадцать шесть, а Рори двадцать четыре.

– Только двадцать четыре? – Он приподнял брови.

– Да. А в чем дело? – спросила она, словно защищаясь.

Чарли невинно поднял руки:

– Извините.

Джоан встала из-за стола и вышла на улицу.

Ночь стояла тихая и теплая, небо теперь приобрело глубокий черный цвет. В свете прожектора Джоан могла видеть красный флаг Омана, безвольно свисающий с флагштока на вершине замка. Из казарм доносились быстрая арабская речь и смех. Группа солдат сгрудилась вокруг чего-то лежащего на земле, и все взгляды были устремлены в одну точку. Заинтригованная, Джоан пробралась поближе и ахнула, увидев на дорожке огромного бледного паука. Его волосатое тело было размером с ладонь, а лапы – коротенькие и толстые. Она инстинктивно подняла руки, защищаясь от этого чудища, по ее коже пробежали мурашки. Солдаты смеялись и передавали друг другу деньги. Паук сидел невозмутимо, его черные составные глаза слегка поблескивали. Существо игнорировало свою аудиторию и ритмично жевало – что именно, Джоан не видела и была этому рада.

– Это фаланга, – произнес Чарли Эллиот позади нее, и Джоан оглянулась. Стоящий неподалеку десантник курил сигарету, держа свободную руку в кармане. – В Южной Африке таких пауков называют «парикмахерами», – добавил он. – Тамошние туземцы считают, будто фаланги способны выстригать волосы людей и животных и выстилать ими свои подземные гнезда.

– Какая мерзость, – сказала Джоан брезгливо. – Почему они ее просто не убьют?

Чарли пожал плечами:

– Фаланга такая, какая есть. Мерзость или нет – дело вкуса. Один из солдат нашел ее в своем вещмешке, когда возвратился из Низвы. Этот парень сейчас здесь. Кажется, его зовут Карим. Он держит ее в качестве питомца и принимает ставки на то, что она съест абсолютно любую еду.

– Что, если она его укусит? – спросила Джоан.

Она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на лунно-бледного паука, по-прежнему старательно пережевывающего пищу, и скорее почувствовала, чем услышала, как Чарли приблизился к фаланге сзади.

– Пока что не укусила, но у них в слюне есть обезболивающее, поэтому они могут съесть вашу ногу раньше, чем вы это заметите. – (Джоан ощутила во всем теле легкое покалывание.) – Знаете, вам, пожалуй, не стоит ходить по лагерю одной после наступления темноты, – сказал он. – Я почти уверен, что ничего не случится, но некоторые солдаты не навещали своих жен в течение очень долгого времени. И большинство из них никогда не видели девушку в облегающем зеленом платье.

– Я вышла лишь для того, чтобы найти Дэна и Рори, – сказала она, поворачиваясь к Чарли.

Джоан захотелось сказать ему, что она храбра, точно львица, что ей довелось войти в форт Джалали и выйти оттуда целой и невредимой. Но беда была в том, что сейчас она вовсе не чувствовала себя храброй.

– Я помогу их найти, – предложил он.

– В этом нет ни малейшей необходимости.

– Возможно, вы правы. Но все-таки.

Слегка поведя глазами, отчего Чарли только улыбнулся, Джоан прошла мимо него по направлению к замку. Вход оказался заперт, здание смотрело на них темными окнами, и девушка остановилась, бессмысленно потоптавшись у двери.

– Даниэль был расстроен, – проговорила она.

– Он теперь большой мальчик, Джоан.