– С каких это пор? – фыркнула Наталья, выпуская дым ему в лицо. Иван на секунду задумался. Как-то ночью он заметил, как Ирина кашляла. Утром она вышла из кухни, стоило ему закурить. Он спросил ее, все ли хорошо и не мешает ли ей дым. Она ответила, что не мешает. Улыбнулась и сказала, чтобы Иван не беспокоился о ней. Но он вдруг понял – черт его знает почему – совершенно четко и без сомнений, что Ирине дым неприятен и что она его только терпит. Ради него. Так Ира поступает всегда. Никогда не хочет создавать проблем. Улыбается и просит не беспокоиться о ней.

Он перестал курить в квартире, стал выходить на улицу, благо для этого было достаточно сделать всего пару шагов, и по тому, как благодарно улыбалась Ира, он понял, что был прав.

– Не хочу заработать рак легких, – пожал плечами Иван, проходя в кухню. – Что ты хотела?

– Мне… я хотела тебя кое о чем попросить, Ваня, – пробормотала бывшая жена, и по ее лицу пробежала тень. Она ненавидела это, ненавидела положение, в котором оказалась, и то, что для возврата кредита ей необходимо было просить денег у Ивана. Это было – как признать свою ошибку в вопросе куда более чувствительном, чем их разрушенная любовь. Это было признанием поражения, фиаско.

– Сколько тебе нужно? – спросил Иван еще до того, как Наталья начала объяснять, зачем ей нужны деньги.

– Я знаю, ты сейчас и сам в сложном положении. Хотела бы я, чтобы мой вопрос можно было решить иначе, – пробормотала женщина, и это было чистой правдой. Она меньше всего хотела занимать деньги у своего бывшего. Деньги – это было то, в чем она была лучше его. По крайней мере, так думала. И, между прочим, так считали все, кто их знал. Иван был беззаботным гулякой, он проматывал деньги, Наталья же зарабатывала их. Как же так получилось…

– Я не спрашиваю тебя зачем. Не спрашиваю, что случилось. Я спрашиваю: сколько?

– Двадцать тысяч долларов. – Голос ее затвердел, как вода превращается в лед от холода. – И не нужно со мной так.

– Как – так? – Иван повернулся и удивленно посмотрел на Наталью. Она замолчала и отвернулась.

– Ты же любишь красную рыбу? – спросила она с фальшивой интонацией, пытаясь переменить тему. Затем она нырнула в свою красивую, объемную сумку из высветленной кожи и достала пластиковую коробку с сэндвичем. – Я взяла тебе с соусом «ранч».

– Спасибо, это лишнее. – Иван развернулся и пошел в мастерскую. Больше всего он хотел, чтобы Наталья ушла. Ее присутствие само по себе было опасностью, дестабилизирующим фактором, напоминанием о том, что за пределами их квартиры и большой постели со смятыми простынями существует реальный мир.

– Слушай, я отдам их тебе, как только мне перечислят деньги за большой контракт, – зачастила Наталья, которой категорически не нравилось то, как отстраненно и вежливо держался ее бывший.

– Я уверен в этом, – кивнул Иван, не глядя на Наталью. Он прошел в мастерскую, достал с подоконника свой портфель и повернулся к жене, набивая цифры на своем планшете. – Я могу перебросить их тебе по Интернету на карту, подойдет?

Наталья не ответила. Она смотрела на «Завалинку», и между ее идеальных, правильной формы бровей пролегла глубокая складка. Иван запоздало понял, что не стоило ее приводить в мастерскую. Секреты никогда не были его сильной стороной, и теперь, когда нужно было срочно что-то придумать, соврать, – Иван только стоял и молча смотрел на ее побледневшее лицо.

– Что это? – спросила Наталья, а в голосе зазвучали металлические нотки. – Иван, я спрашиваю, что это такое!

– Это… не твое дело, – пробормотал он.

– Ты что, переписываешь картину? – спросила она. – Переписываешь, вместо того чтобы искать? Ты с ума сошел?

– Ты пришла ко мне за деньгами или чтобы снова лечить мою больную голову?

– Ты совершенно ополоумел, разве можно опускаться до такого! – воскликнула Наталья раньше, чем заметила в коридоре Ирину.

– Что здесь происходит? – Когда Ирина появилась в коридоре, они оба – и Иван, и Наталья – обернулись синхронно, одновременно. Ирина стояла, одетая в одну лишь длинную футболку с усатым лицом Сальвадора Дали, Ванькину футболку. Длинные голые ноги, господи ты боже мой! Наталья смотрела на нее с таким изумлением, что Ирине стало мучительно неудобно.

Она ведь не знала, что в дом кто-то пришел. Услышала шум и пошла к своему медведю, хотела узнать, что случилось. И теперь она стояла здесь, перед Натальей, и вид ее был столь красноречив, и столь очевидна ее нагота и сонная неприбранность, что Наталья буквально взорвалась.

– Значит, ты все прощаешь? Подставляешь вторую щеку, да, Ванька? Может, ты даже рисуешь это для нее?

– Замолчи! – процедил он, бледнея.

– Как вам это удается, а? – Наталья сделала несколько шагов навстречу Ирине, а та стояла как столб, не понимая ни агрессии, ни обвинений. Ревность?

– Я… я пойду, пожалуй.

– Не так уж вы красивы. Молоды, не спорю. Выше меня, да. И что? Волосы почти такого же оттенка, что у меня. Ванька никогда не любил блондинок. Значит, вы решили его отблагодарить за подарок? – Наталья держала Ирину взглядом, но растерянный вид молодой любовницы мужа, пусть и бывшего, взбесил ее окончательно.

– Наталья, я прошу тебя…

– О чем вы? – спросила Ирина, отступая к стене. – Какой подарок?

– О чем я? – вытаращилась на нее Наталья, а затем расхохоталась. – Вы что, всерьез думаете спутать меня своими играми? Вы не такая хорошая актриса, моя прелесть. И не забывайте, меня ваши ноги не одурачат. Думаете, вы окрутили его и теперь можете доить?

Ирина не стала слушать, что Наталья скажет дальше, она развернулась и пошла обратно, в комнату. Однако Наталья была не из тех, кого можно отбросить, от кого можно просто так уйти. Она ворвалась в спальню – в ее спальню, если уж на то пошло, – и развернула Ирину к себе. Та вскрикнула и вырвала руку.

– Вы с ума сошли? Иван!

– Да, Иван! Ива-а-ан! Где ты и что ж ты идиот-то такой? У тебя из-под носа тащат картину, а ты что делаешь? Рисуешь еще одну? Я-то думала, ты хотя бы ее выгонишь. Я понимаю, что сажать длинноногую женщину в тюрьму не хочется, как-то неудобно. Ты же жалостливый, всегда был. Но почему она стоит тут как оскорбленная невинность? Думаешь, она не стащит еще что-то? Думаешь, остается из любви к тебе навечно?

– Уходи!

– О чем она говорит? – растерянно пробормотала Ирина.

– Господи, да ей нужно в сериалах сниматься, в эротических! Успокойтесь, дорогуша. Никто вас в полицию не тащит. Не нужно спектаклей, все и так все знают.

Иван буквально силой вытолкал Наталью в коридор и захлопнул дверь в спальню. Он смотрел на Ирину, пытаясь выработать какую-то стратегию, предугадать ее реакцию. Девушка смотрела на него своими большими изумрудными глазами, в ее взгляде сквозило непонимание, она была сконфужена. Оскорблена?

– О чем она говорила, Ваня? – спросила Ира тихо.

– Ни о чем. Она просто завистливая и сварливая баба, это все. Не слушай ее.

– Иван!

– Зачем нам нужно обсуждать это? – спросил он и шагнул вперед, схватил Ирину, прижал к себе, стащил с нее футболку, принялся целовать ее лицо, удерживал силой, не обращая внимания на то, что она пытается высвободиться из его рук. Голая, любимая, такая близкая – но она уже ускользала, и ее сопротивление становилось все яростнее.

– Иван, почему ты рисуешь еще одну картину? Я… я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

– Никакого. Никакого, – прошептал он, но Ира уже отскочила от него и теперь лихорадочно собирала вещи по комнате. Иван в отчаянии наблюдал, как она натягивает белье, джинсы, бюстгальтер, блузку – столько слоев, сквозь которые так тяжело пробиться.

– Ответь мне, о чем говорила твоя бывшая жена? Она считает, что я украла у тебя что-то? Почему? И не смей говорить, что она просто сошла с ума! Я видела, что ты знаешь, о чем она. Это было написано на твоем лице.

– Ира…

– Что я украла?

– «Завалинку».

– Она что, пропала? – спросила Ира, замерев. – Поэтому ты ее писал?

– Я думал, ты поняла, – прошептал Чемезов и тут же пожалел о сказанном. Ирина молчала долго. Странным образом Наталья тоже словно исчезла. Ее голоса было больше не слышно.

– Ты думал, что я поняла? Что я поняла что? – переспросила девушка, но ответ уже пришел сам собой. – Что ты рисуешь это для меня? Чтобы прикрыть меня? Это я должна была понять?

Именно в этот момент Иван совершенно точно осознал, что Ирина никогда не приближалась к его картине. Черт знает, куда она делась. Скорее всего, ее просто свистнули при погрузке в машину.

В конце концов, это была не первая его работа, которую крали. Его могли выследить, за ними могли наблюдать. Он должен был хотя бы допустить такой вариант. С чего он взял, что это была Ира? Потому что Сережа так сказал. Сергей был совершенно уверен. Но ведь он-то не Сережа. Дурак, дурак!

– Я люблю тебя, – пробормотал Иван, но слова эти полетели в пустоту. Ирина смотрела на него с изумлением и сожалением. Чемезов с ужасом понял, как неправильно прозвучало его признание.

– Не нужно так говорить, – попросила Ирина.

– Почему? – спросил он.

– Ты меня совсем не знаешь, – ответила она.

– Ты сама закрылась от меня. – Он говорил почти обиженно. – Я ничего о тебе не знаю. Почему ты никогда не говоришь о себе?

– Чтобы знать кого-то, не нужно знать о том, какое у него прошлое. Неужели ты думал, что я украла картину? Значит, ты думал так и простил меня? Каково это было?

– Эта картина – она ничего не значит, это просто кусок картона.

– Очень дорогой кусок картона. Сколько она стоит?

– Какая разница! – возмутился Иван. – Скажи мне лучше, почему ты не хочешь, чтобы мы были вместе?

Ирина замолчала. Она отвернулась и уставилась в окно. Сколько раз она смотрела на эту улицу, днем и ночью, солнечным и дождливым утром… Как она могла допустить, чтобы они стали так близки, так нужны друг другу? Недавно, возвращаясь со встречи с Алексеем, Ирина сама про себя, непроизвольно назвала это место домом. Не по ошибке, не ради красного словца. Она так чувствовала.