(США) Элизабет Чедвик - Девственный огонь

Форт Ворс, Техас,

ноябрь 1883 г.

Тревису Парнеллу исполнилось восемь лет в то утро, когда они с отцом приехали верхом в Форт Ворс. Уже несколько дней, как они ехали из Джек Каунти, останавливаясь в пути у друзей отца.

— Сначала банкиры, потом подарки, — улыбнулся Уилл Парнелл, и такой многообещающей была его улыбка, что в душе Тревиса поднялась теплая волна.

Люди в Джек Каунти любили повторять, что улыбка Уилла Парнелла заставила бы улыбнуться даже мертвого, а когда Уилл смеялся, то все смеялись вместе с ним. И никто даже не подозревал, что иногда вместо смеха на отца находила тоска. Тогда он садился у огня, уставившись на мамин портрет, и пил виски до тех пор, пока бутылки не падали рядом с креслом. Иногда он молчал целый день или даже неделю, но такое бывало нечасто. С тех пор как умерла мама, Тревис с отцом почти все время проводили вместе, и папа превратил его жизнь в чудесное приключение.

Как раз перед отъездом в Форт Ворс папа сказал:

— Ты уже большой мальчик, сынок. Я возьму тебя с собой и представлю всем банкирам, пусть они посмотрят на моего сына.

Таким образом Тревис увидел поезда, идущие через Техас, станцию Пасифик, где лошадей, повозок и вагонов было больше, чем можно было увидеть в Джек Каунти за целый год, трамваи, курсирующие между железнодорожной станцией и складами. И люди — люди здесь были везде: ковбои, выходящие пошатываясь из салунов, пьяные и веселые; ранчеро, собирающиеся на углах и громко спорящие; леди в изящных платьях, делающие покупки в магазинах, где можно найти все, что душе угодно, включая седло в подарок ко дню рождения восьмилетнему мальчику. И, наконец, Катлмен Банк[1], трехэтажное каменное здание с узкими окнами, глядящими во все стороны.

Тревис смотрел на все широко открытыми глазами и внимательно слушал отца, рассказывающего ему о банкирах, что было очень важно, так как Тревис и его отец занимались торговлей скотом, а скотоводам, по словам папы, нужен хороший банкир, на которого они могут положиться.

— У техасских ранчеро не было лучшего друга, чем Хьюг Грисхем. — Отец толкнул тяжелую дверь банка. — В 1879, когда штат начал продавать землю по пятьдесят центов за акр, Хьюг сказал: «Уилл, покупай землю на все имеющиеся деньги», — что я и сделал. Потом он сказал, что я должен занять достаточно денег, чтобы огородить землю, и я тоже это сделал.

Тревис кивал головой. Он знал про покупку земли, про ограду, но никогда не слышал от отца историй о том, как они разбогатели.

— Таким образом я купил землю, чтобы быть независимым, потом я огородил ее, — сказал Уилл Парнелл. — Стоила она немного, но огородить миллион акров — это очень непросто. Да и год был трудным. Хьюг Грисхем поможет нам.

Тревис поверил. Он только собрался ответить, когда краснощекий человек в круглых очках пригласил их в контору. Мистер Грисхем был очень богат. У него был ковер весь в цветах, такого Тревис никогда раньше не видел, и большой стол из блестящей древесины, такой же гладкой, как хорошее кожаное седло. Мистер Грисхем сидел в коричневом кожаном кресле за столом, а миссис Грисхем, очень красивая леди — правда не такая красивая, как была мать Тревиса, — присела на ручку кресла мистера Грисхема, как птичка на ветку.

Она тоже выглядела очень богатой. На ней было пышное платье с таким количеством оборок внизу, что Тревис удивился, как она могла сесть, и так много кружева впереди, что он подумал — как же она ест. Но, невзирая на красоту, миссис Грисхем, похоже, не любила маленьких мальчиков, потому что, когда он представился, она не поздоровалась, а сказала: «У тебя очень грязные сапоги!», что удивило Тревиса. Дома на грязные сапоги никто не обращал внимания. Затем она указала пальцем и сказала: «Ты можешь сесть на пол, и не испачкай ковер мистера Грисхема».

Поскольку отец кивнул ему, Тревис осторожно обошел край ковра и сел на деревянный пол играть со своими солдатиками, полученными в подарок как раз перед тем, как умерла мама. Ему не понравилась миссис Грисхем, но папа, видимо, думал иначе. Он сказал: «Пенелопа, вы, как всегда, прекрасно выглядите!» Папа умеет вести себя с леди, об этом вам скажет любой. Так как никто не смотрел на него, Тревис устроился на углу ковра, чтобы соорудить крепость для своих солдатиков.

— Наш деловой разговор утомит вас, Пенелопа, — сказал папа таким голосом, в котором звучало и уважение, и желание, чтобы она ушла.

— Почему? Вы же знаете, что я всегда интересуюсь вашими делами, Уильям Генри, — сказала миссис Грисхем, — поэтому я здесь.

Она сняла большую шляпу с перьями и положила ее на стол, как будто собиралась пробыть здесь весь день.

— Хорошо, — папа откашлялся. — Я приехал не с лучшими новостями, Хьюг. Для ранчеро это был плохой год. Как вы знаете, стояла сильная жара, а потом началась засуха.

— Уильям, — прервал его мистер Грисхем, — я надеюсь, что вы пришли не для того, чтобы сказать, что не можете внести платежи по вашему кредиту.

Крепость Тревиса была разрушена, он лег на живот и сдвинул ковер локтем. Потом он снова выстроил на полу своих солдатиков в красном. Он представлял, что это мексиканская армия.

— Платежи за этот год, — папа рассмеялся. — Рад, что вы, Хьюг, не потеряли чувства юмора.

Тревис расставил солдатиков в голубом на цветастом ковре. Они были техасцами, а складка ковра — Аламо, фортом, где погиб его дедушка. Тревиса назвали в честь полковника Уильяма Тревиса, который тоже погиб. Погибли все, кроме мексиканцев.

— Мне нужен еще один кредит, — сказал папа.

Мистер Грисхем нахмурился:

— Уилл, вы должны банку много денег!

— Я знаю, Хьюг, но я же сказал, что это был плохой год. Новички разрушили мою новую ограду, чтобы напоить свой скот из моих скважин.

— Я слышал об этом, — кивнул мистер Грисхем.

Отец повернулся в кресле. Он перестал улыбаться.

— На прошлой неделе я выстрелил в Манса Рейнборна. Никогда не думал, что буду стрелять в человека, но эта земля моя, я заплатил на нее.

— Хьюг заплатил за нее, — сказала миссис Грисхем.

Отец опять рассмеялся, но смех звучал невесело. Тревису тоже было невесело. Его мама вообще не любила, когда стреляют.

— Когда вы сможете внести платежи, Уилл? — спросил мистер Грисхем.

— Думаю, что времена изменятся к лучшему. С новым кредитом я думаю выплатить вам все через год или через два.

Тревис установил свои пушки на складке ковра, а половину мексиканских солдатиков на ковре. Он очень хотел, чтобы у них дома тоже был ковер, на нем так удобно играть с солдатиками.

— Я небогатый человек, Уилл, — произнес мистер Грисхем, — я не могу отдать вам мои собственные деньги.

— Я не претендую на это, Хьюг, но вы всегда говорили мне, что дело банка давать кредиты.

— Но только тогда, когда их возвращают, — сказал мистер Грисхем. — Я собираюсь лишить вас кредита.

В комнате повисла тишина. Тревис опять выстроил своих мексиканских солдатиков.

— Вы не можете так поступить, — Отец побледнел, — я же все потеряю!

Тревис встал. Он чувствовал, что происходит нечто ужасное.

— А чего же вы ждали, Уильям Генри? — спросила миссис Грисхем. — Вы умеете только брать взаймы.

Тревис зацепил ковер, его пушки и солдатики упали.

— Хьюг, ведь именно вы убедили меня взять кредит, — сказал Уилл Парнелл, — вы же не можете…

— У меня нет выбора, Уилл, — прервал его мистер Грисхем. — Так решили мои акционеры.

— И Джастин Харт — один из них?! Он никогда не позволит вам выйти из положения таким образом! — отец перешел на крик. Так он кричал, когда услышал от доктора, что мама умирает. — Мы дружили много лет — Джастин и я! Мы вместе воевали!

Миссис Грисхем улыбнулась и вмешалась в разговор:

— Уильям Генри, Джастина нет в городе, его нет даже в штате, поэтому не рассчитывайте, что он вас спасет. — Она еще раз улыбнулась. — К тому времени когда Джастин Харт вернется, у вас не будет ни одного собственного акра.

Миссис Грисхем напугала Тревиса. Когда улыбалась мама, он чувствовал ее любовь. Когда улыбалась миссис Грисхем, она словно напряженно ждала чего-то плохого и хотела это плохое увидеть. Тревис не понимал, почему она хотела плохого отцу, ведь все очень любили Уильяма Генри Парнелла. Тревис решил, что она, должно быть, сама очень плохая, как те ведьмы в маминых сказках. Миссис Грисхем ему совсем, совсем не понравилась.

Отец еще что-то кричал мистеру Грисхему, когда банкир снова начал говорить об акционерах, но ни к чему хорошему это не привело. Затем Тревис с отцом вернулись в отель.

Когда они поднялись в свою комнату, Тревис попытался успокоить отца. Он сжал его руку и сказал:

— Нам не нужны их деньги! Мы разбогатеем сами!

Отец улыбнулся:

— Это правда, сынок.

Но его улыбка была грустной. Она напомнила Тревису улыбку мамы, когда та пыталась убедить их, что совсем не больна.

Затем отец сел в большое кресло у кровати и начал пить виски, как иногда делал это дома. Через час или больше Тревис спросил, пойдут ли они ужинать. Отец дал ему пригоршню монет и велел что-нибудь поесть самому, но Тревис не хотел этого делать. Они с отцом всегда ели вместе, Тревис не знал, где можно поужинать и как он это сделает. Но чтобы отец не подумал, будто он боится выходить без него, Тревис бросил своих солдатиков, спустился вниз и прошел немного по улице, пока не увидел кондитерскую. Тревис нечасто ел конфеты в Джек Каунти, поэтому он купил немного.

Потом Тревис понаблюдал за повозками на улице, постоял у витрины оружейного магазина, думая, какое ружье купит ему отец, когда он вырастет и они разбогатеют. Через некоторое время он заметил, что стоит уже довольно долго, что ничего не узнал про ужин, и вернулся в отель. Он знал, что отец не обратит внимания на истраченные деньги. Отец не замечал многих вещей, когда переставал разговаривать и начинал пить.