Джуд Деверо - Девственница

Но Джура переоценила свою стойкость. Не помнила, что испытала в объятиях этого человека. Как слабела и трепетала при одном его прикосновении.

Когда он поднял голову, она уже успела обхватить его шею и запутаться пальцами в волосах. И хотела большего.

– Джура, – прошептал он, и его голос проник в самую ее душу. – Теперь мы будем вместе.

Она приоткрыла губы, словно цветок, расцветающий для пчелы, чтобы отдать ей свой нектар. Быть вместе – означало любить друг друга, и она была готова к этому.

Джура не думала ни о последствиях, ни о том, где они находятся. Ей было все равно, даже если сейчас они окажутся в большом зале замка!

Она слегка раздвинула ноги, прижалась к его бедрам своими и прильнула к нему еще сильнее.

– Любовь моя, – прошептал он, жадно целуя ее шею, словно пытаясь вобрать в себя каждый дюйм кожи. – Мы будем вместе. Я все устроил.

– Да, – пробормотала она, закрыв глаза и откинув голову. – Вместе. Сейчас.

Он чуть отстранился, чтобы всмотреться в ее лицо.

– Ты безумно искушаешь меня, больше, чем я считал возможным. Джура, любимая, я не знал, что могу испытывать нечто подобное. Скажи, что любишь меня. Позволь мне услышать эти слова.

Она не думала о словах. Она только чувствовала. Ощущала близость его тела, прикосновение массивных бедер. Ей хотелось оказаться голой в его объятиях, сплестись с ним, потереться грудью о волосы на его груди. Провести по коже руками, кончиками пальцев, ногтями.

– Джура! – выдохнул он, впиваясь губами в ее губы так яростно, что она потеряла равновесие и упала на спину. Он не выпустил ее, продолжая целовать, придавливая к полу всем весом, пока Джура не задохнулась. Но вместо того, чтобы оттолкнуть его, притянула еще ближе к себе.

Но тут он внезапно отпустил ее и отодвинулся в непроглядно темный угол стойла.

– Уходи, – выдавил он. – Уходи, иначе ты выйдешь отсюда уже не девственной. Покинь меня, Джура.

Она кое-как села, опираясь на перегородку. Острые камни больно впивались в ладони. Сердце тревожно колотилось, и по телу пробегали горячие волны.

– Беги отсюда, прежде чем кто-то тебя увидит, – предупредил он.

Джура постепенно пришла в себя. Ей удалось встать, и она даже сделала несколько шагов на подгибавшихся ногах, цепляясь за каменную стенку.

– Джура! – окликнул он.

Девушка не обернулась: она была слишком слаба, чтобы делать лишние движения.

– Помни, что ты моя, – окликнул он. – Не позволяй сыну Бриты коснуться тебя.

Она кивнула, слишком ошеломленная, чтобы понять смысл его слов, и кое-как выбралась из конюшни. Хорошо, что ноги сами несли ее к женским казармам, потому что она не могла думать ни о чем, кроме него. И все время растирала кончики пальцев, помнившие прикосновения к его коже.

– Джура! – окликнул кто-то, но она не ответила. – Джура! – резко повторила Силин. – Что это с тобой? Где твой кинжал? Почему у тебя волосы распущены? И что за синие метки на шее? На тебя напали?

– Со мной все хорошо, – криво улыбнулась Джура.

Силин, хмурясь, взяла ее за руку и повела в свою комнату, обставленную по-спартански: кровать, стол, стул, умывальник и большой сундук для одежды. По стенам было развешано оружие, а над кроватью виднелось вырезанное из дерева христианское распятие.

– Садись, – велела Силин, подталкивая подругу к кровати. Сама она смочила тряпку и прижала ко лбу Джуры. – А теперь объясни, что с тобой произошло?

Джура потихоньку приходила в себя.

– Я… все хорошо. Ничего не случилось.

Она сняла тряпку. Руки все еще тряслись, но здравый смысл уже возвращался к ней. Нужно держаться подальше от этого человека. Он – словно болезнь, которой может заразиться только она. Болезнь, которая ее убьет.

– Расскажи лучше о своих новостях, – попросила она. – Ты встретилась с этим английским претендентом?

Возможно, ее ненависть к англичанину поможет забыть о страсти.

– Он так глуп, как мы думали?

Но Силин все еще была озадачена видом подруги.

– Совсем не глуп. Мало того, необыкновенно храбр. Он в одиночку выехал против Брокаина.

– Это еще глупее, чем я думала, – фыркнула Джура. – В этот раз защитой ему послужило неведение, но такого больше не случится. Тебе следовало бы пойти к Талу, пока тот еще жив, и умолять освободить от замужества с этим отвратительным человеком.

Силин только улыбнулась:

– Он не отвратителен. Мы целовались, и мне было очень приятно.

Джура сурово глянула на подругу.

– Он слишком много себе позволяет. Неужели считает, что ланконийки так распущенны? Как он смеет целовать женщину-стражника, словно простую крестьянку?

Но, говоря это, Джура чувствовала, что краснеет. С ней мужчина осмелился на большее, чем просто поцелуи, и вместо того, чтобы думать о добродетели, она едва не соединилась с ним прямо на полу конюшни, в окружении соломы и конского навоза.

– Я сама разрешила ему целовать меня, – возразила Силин и, отвернувшись, добавила: – Но нашему браку не суждено свершиться. Тал созвал Онориум, и женщины будут бороться за нового короля.

– Онориум! – недоверчиво ахнула Джура, наконец обратив внимание на подругу. – Но на моей памяти ничего подобного не было. Да и на памяти Тала тоже!

Она порывисто вскочила и подошла к подруге.

– Как смеет этот выскочка творить подобные вещи? Тебе нанесено оскорбление! Все равно как во всеуслышание объявить, что выбранная отцом невеста недостаточно хороша для него! Ублюдок! Трусливый, жалкий…

– Джура! – воскликнула Силин, обернувшись. – Ты не права насчет него, и, кроме того, это Тал созвал Онориум. Он заявляет, что его сыну предстоит стать королем всей Ланконии, и поэтому каждое племя должно участвовать в выборе невесты. Роуан совершил благородный поступок, согласившись с отцом. Что, если победит женщина из племени зернас? Или алтенов? Какой ужас! Не многие проявят подобное великодушие, согласившись на этот турнир. Онориум не проводился с тех пор, как король Лоркан женился на королеве Метте. Я слышала, что она была настоящим чудовищем, с наполовину отрубленным в битве носом, и старше короля на десять лет. От этого брака не было детей. И все же принц Роуан согласился жениться на победительнице Онориума.

Джура отвернулась и вознесла молчаливую молитву Богу, прося о помощи. Почему все так восхваляют этого чужака?

– Он наверняка понятия не имеет о возможном исходе. Видел тебя и думает, что все ланконийские женщины-воины так же красивы. Или он настолько послушный пес, что, не задавая вопросов, делает, как ему велено?..

Смех Силин заставил Джуру обернуться.

– Принц Роуан вовсе не покорный пес! Ты должна увидеть его! На сегодня назначен пир. Приходи, я познакомлю вас. Сама увидишь, каков он!

И тут Джура дала волю гневу:

– Я не предам своего брата! Это Джералт должен стать королем, и все, что я до сих пор слышала об англичанине, еще больше уверило меня в этом. Иди на пир и садись рядом с англичанином. Меня там не будет! Кто-то должен остаться здесь, проследить за лагерем, и, кроме того, мне нужно наточить оружие.

– Например, кинжал? – многозначительно усмехнулась Силин, кивком показав на пустые ножны.

– Я… я упала в темноте, – нерешительно солгала Джура, покраснев при этом до ушей. – Сейчас вернусь и найду кинжал. А ты иди на пир. Увидимся утром.

С этими словами она поспешно покинула комнату Силин, прежде чем та начнет задавать новые вопросы о кинжале, метках на шее и распущенных волосах.

При мысли о незнакомце ее обдало жаром, и она втайне обрадовалась прохладному полумраку, скрывавшему ее красное лицо.

Кинжала на конюшне не оказалось. Наверняка незнакомец им завладел.

Она прислонилась к стене, закрыла глаза и выругала себя за то, что была такой дурой! Дважды она встречала этого неотесанного олуха и падала в его объятия, как уличная женщина, не зная ни его имени, ни положения. А если это один из рабов, трудившихся на полях? Правда, он чисто умыт и говорит на безупречном ириалском языке, не то что чужеземные рабы-пленники, коверкавшие слова!

Только сейчас она сообразила, что он может доставить ей немало неприятностей. Шантажировать найденным кинжалом! На рукояти ее знак: два льва, вставших на задние лапы. Люди сразу поймут, кому кинжал принадлежит!

– Дура! – выругалась она вслух. – Глупая, безвольная, распущенная дура, которой не место среди гвардейцев!

Она покинула конюшню, все еще проклиная себя.

В эту ночь Джура почти не спала, а на рассвете в дверь заколотил Джералт. Пришлось надеть штаны и тунику и отодвинуть засов. В комнату ворвался разозленный брат.

– Видела его? – завопил он. – Этот англичанин околдовал нашего отца! Из-за каких-то ржавых ворот отец считает, что он способен на все! Мне следовало много лет назад открыть чертовы ворота!

Джура, все еще не до конца проснувшись, недоуменно моргнула. Джералт был смуглее большинства соплеменников. Черные волосы разметались по плечам. Широкие черные брови почти сходились в прямую полосу, когда он хмурился. Синеватые губы гневно кривились. Он с силой ударил кулаком в ладонь.

– Этот Роуан уже толкует о дорогах, и… – Джералт осекся и глухо выдавил: – И о торговых ярмарках. Как, по его мнению, мы, ланконийцы, пережили нашествия тех, кто пытался нас поработить? Мы никого не пускали сюда: ни викингов, ни гуннов, а особенно хитрых, пронырливых торговцев? Кто знает, а вдруг в своих фургонах они везут целое войско? И все же этот… узурпатор хочет открыть им наши границы. Через десять лет нас сотрут с лица земли.

Джералт перевел дыхание, но не дал Джуре ответить.

– Он привез сына Брокаина и оберегает мальчишку как собственного отпрыска. Я предложил повесить щенка, а когда Брокаин нападет, убить и его. Зернас – наши враги. Мы должны защитить себя.

– Открыть наши границы? – пробормотала Джура. – Я такого не слышала. Мы перестанем существовать. Нас поглотят завоеватели.