— Ладно, больше не будем об этом. Нас ожидает ужин. А после этого походим по острову при лунном свете.

— Чудесно… — ответила Дэвон. Она подавила в себе беспокойное чувство, которое в ней возбудил Хантер, и улыбнулась ему. Времени у них все меньше и меньше, не стоит тратить его на пустые размышления о будущем. Еще в детстве она узнала простую истину: что суждено, то и случится, хочешь ты этого или нет. И ничего ты не изменишь — думай или не думай.

Хантер сделал шаг назад и задорно улыбнулся, склоняясь в церемонном поклоне:

— Позволите ли мне сопровождать вас на ужин, миледи?

Дэвон сделала глубокий реверанс, бросила на него кокетливый взгляд и в тон ему ответила:

— Какая честь для меня, милорд!

Она взяла его под руку, и они с подчеркнутой торжественностью двинулись к двери. Но нет, он не мог удержаться на таком официальном уровне: слишком манили к себе ее губы. Хотя бы на одну секунду ощутить их сладость! Он наклонился к ней, и как будто электрический разряд пронизал все его тело. Охрипший голос выдал его состояние.

— Ах ты, мой сладенок! С тобой забудешь и об еде, и обо всем остальном!

Ответом ему было явственное бурчание в желудке у Дэвон. Он улыбнулся, признавая свое поражение. Его время придет позже. — Да, выходит, я на тебя действую не так, как ты на меня, миледи.

— Выходит, что мне нужно поесть, чтобы поддержать себя… и твой темп, — рассмеялась Дэвон. Она совсем не чувствовала никакой неловкости в его присутствии.

— Верно. Но учти — я тебя предупредил. Чем больше возьмешь за столом, тем больше придется отдать в постели.

Хантер открыл дверь и кивнул Дэвон.

— Вперед и приятного аппетита, дорогая!

Обеденный зал гостиницы был одновременно и чем-то вроде клуба для моряков, которые сходили на берег с жаждой рома и женщин Веселый гам резко оборвался, когда Хантер и Дэвон вошли в зал и направились к столу, зарезервированному Хантером. Служащие, моряки, туземцы — все устремили глаза на Дэвон. Тут не было принято скрывать свои эмоции, а тем более за них извиняться. Они смотрели на нее с жадностью; каждый хотел бы оказаться на месте ее спутника, каждый ярко представлял себя, как бы это могло быть с ней в постели. Все эти рискованные мысли они, однако, держали про себя. Они отнюдь не собирались как-нибудь задевать человека, который лишил их общества этой красотки. Выражение его лица и шпага на боку были достаточным предупреждением против всяких попыток вторжения на его территорию.

Дэвон стало неловко — ее не обмануло и то, как несколько моряков с подчеркнутой поспешностью обратили свое внимание на свой ром и разносивших его служанок. Она беспомощно взглянула на Хантера и увидела, как он улыбается.

Она покраснела и опустила глаза на бокал с вином. Потрогала его оловянную ножку — как будто ее страшно заинтересовала техника обработки металла.

Хантер взял ее за руку, положил ее в свою, наклонился к ней.

— Они так уставились, потому что ты такая красивая, Дэвон. Нет мужчины, который не отдал бы все, чтобы очутиться сейчас на моем месте.

От его комплимента ее румянец стал еще гуще. Она посмотрела в его глаза. В них было желание — но это было отражение ее собственной страсти. Она попыталась найти нужные слова, чтобы сказать Хантеру о тех чувствах, которые он в ней вызывал, но тут у их стола раздался грубый голос:

— Черт побери, братишка! Вот уж не ожидал! Решил поглядеть, как мы тут, простые люди, живем-можем?

В их уединение шумно вторгся какой-то загорелый до черноты мужчина. Без приглашения подвинул стул от другого стола, небрежно поставил на него ногу в черном сапоге Наклонился рассмотреть поближе спутницу Хантера. Губы его, полные, чувственные, растянулись в умопомрачительной улыбке, обнажившей ровные белоснежные зубы. В ухе у него была золотая серьга. Она ярко сверкнула в свете фонарей, когда он наклонил голову набок и сказал:

— Ах, какая красотка! И как это тебя угораздило появиться здесь с моим братишкой? С ним же скучно до невозможности! Тут есть кто-то, кто бы оценил твои прелести лучше, чем Хантер.

Дэвон не успела и слова вымолвить, как Хантер вскочил на ноги и мрачным взглядом уставился на пришельца. Они были одного роста, одинакового телосложения; те же темные волосы и те же глаза — темно-синие как оникс.

— Хватит, Рурке. Повеселился — и хватит. Иди обратно к своим друзьям — хотя, какие там у тебя могут быть друзья!?

— Стоп, стоп, братишка! Где же твои манеры? Год не встречались, а ты даже даму свою не представишь, не говоря уже о том, чтобы пригласить сесть и выпить за доброе, старое время.

— У нас такого с тобой не было — ты это хорошо знаешь. Я не хочу иметь ничего общего с такими продажными типами, как ты.

— Мои слова! — едко отпарировал Рурке. — Мне тоже не нравятся те, кто хранит верность тому, кто больше заплатит, а на остальных, кто бедствует, им наплевать.

— Я, по крайней мере, храню какую-то верность, Рурке, а для тебя это вообще незнакомое слово. Ты служишь любому, кто заплатит — неважно сколько.

Рурке пожал плечами.

— Такова жизнь, браток. Одни родятся уже с серебряной ложкой во рту, другие — нет… Ты всегда любил мне напоминать, что О'Конноры — безродные. Нам не светит наследство лорда Баркли.

Удар был метким. Когда они были моложе, Хантер пытался ему помогать, но этот парень был слишком уж гордый. Если применить к Рурке О'Коннору поговорку о собаке, которая кусает руку дающего, то ее надо было бы слегка изменить: этому парню протянешь руку помощи, а он отхватит ее до плеча! Он был полон решимости доказать всем, что он, незаконнорожденный, ничем не хуже своих богатых родственников в Баркли Гроув. Он стал моряком, хотя о подлинном характере своей деятельности он предпочитал помалкивать, называя себя свободным предпринимателем. Хантер с натугой проговорил:

— Я не собираюсь извиняться за то, что было в прошлом. Тем более перед пиратом.

Рурке выгнул бровь.

— Какие мы чистенькие! Святые! Мы так верны королю Георгу! Боюсь, что ты все-таки не святой, дорогой братик, а обыкновенный врун. Наслаждается здесь с красоткой, а бедная Эдебет ждет своего женишка… Будь я кто угодно, но я со своими бабами честен. Они не ждут от меня любви до гроба — потому что я им не заливаю. Думаю, что и бедняжка Элсбет не будет тебя больше считать за святого, если узнает о этом твоем невинном флирте.

— Ну хватит же! Ни Дэвон, ни Элсбет здесь ни при чем. Это мое личное дело, — рявкнул Хантер, сжав кулаки. Заткнуть бы ему глотку, этому Рурке, но сейчас не время. С ним женщина.

Он чувствовал, даже не глядя на нее, какую боль она сейчас испытывала. Страшно было даже взглянуть в эти ее глаза, в которых наверняка было суровое обвинение ему.

Рурке довольно ухмыльнулся: он нашел слабое место у братишечки. Надо его время от времени щелкать по носу, чтобы не задирал его очень. А то думают, что весь мир вокруг них вертится.

— Ах так! Ты даже и не счел нужным сказать леди, что обручен и собираешься по возвращении жениться!

— Будь ты проклят, Рурке! Никто не выбирает себе родителей, но дорогу в жизни каждый определяет сам. Оттого что ты рожден вне брака, ты еще не ублюдок. Но вот теперь тебе нет другого слова. Да этим еще и гордишься, — Хантер перевел взгляд на Дэвон. — Дэвон, я хотел тебе сказать, но все времени как-то не было подходящего.

Все ее мечты провалились в тартарары. Итак, он собирается жениться на женщине, которую зовут Элсбет. Она медленно поднялась из-за стола. Вот и наступило то будущее, которого она так боялась. Она не сказала ни слова, повернулась и через лес ног и столов направилась к выходу. Быстрей, быстрей отсюда!

Хантер видел, как она шла — с высоко поднятой головой, — как тогда с бала у леди Хит. Он уже достаточно знал ее, чтобы понять, что это значило. Взглянул снова на Рурке.

— Ты, ублюдок! Ты за это дорого заплатишь!

— Меня уже прослабило от страха, — захохотал Рурке, вызывающе разглядывая Хан — тера.

— Не сомневайся: я сдержу свое слово, — бросил Хантер, уходя в ночь.

Рурке О'Коннор задумчиво поглядел ему вслед. Он сегодня какой-то другой.

Что-то непонятное. Вроде бы как подтаял со времени их прежней встречи. Раньше они бы уже наверняка сцепились, а теперь, надо же, — просто ушел и все… Впрочем, ему-то что до того? Как Хантер относился к нему, так и будет относиться. Рурке со вздохом отправился к столу, где его друзья продолжали надуваться ромом. Какое ему дело до этих чертовых родственников и того, как они к нему относятся? Он заколачивает неплохую деньгу, наслаждается жизнью, а это единственное, что имеет значение.

Хантер нашел Дэвон в уединенном месте на пляже. Песчинки сверкали как маленькие алмазики у ее ног, вся она, залитая лунным светом, выглядела как ледяная статуя. Невидящими глазами она всматривалась в темные, поблескивающие воды залива. Она обхватила себя руками, чтобы защититься от прохладного ночного бриза — и не в меньшей степени от того пронизывающего холода, который охватил ее, когда она выслушала диалог между Хантером и этим человеком по имени Рурке. Унижение, боль, гнев — эти чувства боролись в ней, но она продолжала молчать, когда Хантер остановился возле нее.

Он не прикоснулся к ней. Он был так близко что Дэвон могла чувствовать жар его тела. Повернувшись к волнам, он сказал, тихо и мягко:

— Я хотел это сказать тебе сегодня, раньше. Все это, между нами, будет по-другому, когда мы окажемся в Виргинии.

Где-то вдалеке ударил судовой колокол; звук его мрачно разнесся по воде. Для Дэвон это прозвучало похоронным звоном по всем ее надеждам и мечтам. От правды не скроешься. Она, эта проклятая правда, стянула ей горло, как петля палача — шею. Дышать нечем. То наслаждение, которое Хантер дал ей, ее ослепило. Она позволила своему воображению создать какой-то фантастический мир, которого на самом деле не существовало.