В начале своего брака он под вымышленным именем снял квартиру в другой части города и поставил себе целью превратить ее в убежище, где мог бы удовлетворять бесов, владевших им с детских лет.

Одна из комнат была царством женских платьев и ночных рубашек, всевозможных принадлежностей дамского туалета, париков, туфель на высоких каблуках и бальных перчаток. Каждый из великолепных комплектов одежды был сшит на пятьдесят восьмой размер, четвертый рост по специальному заказу швеей, рекомендованной мадам Клео.

Мосби нанял дизайнера и сумел убедить его, что обустраивает быт любовницы. Спальня была храмом, достойным кинокоролевы, – море белого атласа, белых пушистых ковров и подушек в кружевных наволочках, – залитым розовым светом, исходившим от низко висящих ламп под шелковыми абажурами.

Когда интерьер в целом был оформлен, Мосби рассчитал художника, оставив за собой привилегию навести последний глянец собственноручно. Его театр воображения нуждался теперь в своем самом важном элементе – в публике.

Клео послала ему колоритную рыжеволосую красавицу. Девушку либо обстоятельнейшим образом проинструктировали, либо она была прирожденной актрисой с богатым воображением. Мосби не пришлось растрачивать энергию на подсказки. Сразу войдя в образ, она, не мешкая, взялась за дело, назвав его Дафной, и повела за руку в сияющую девственной белизной спальню, к туалетному столику. Девушка сумела накрасить его так ловко, как самому ему никогда не удавалось.

По ходу работы взахлеб рассказывала ему о весенних выставках в Париже, о том, какие шикарные модели демонстрировались для предстоящего сезона. Она посвятила его в пикантные слухи о знаменитостях и звездах, то есть сообщила ему то, что его собственные газеты только готовили к печати. Он сознавал, что она разговаривает с ним так, как если бы он был ее ближайшей подружкой. Под платьем, которое она аккуратно накрыла салфеткой, явно нарастало возбуждение.

Покончив с косметикой, она сначала искусно причесала и распушила парик с невероятно похожими на настоящие длинными волосами и подвела Мосби к овальному зеркалу, висевшему на стене рядом с гардеробом.

Он был в восторге, но опасался, что слишком скоро достигнет оргазма. Она открыла ту женщину, которая в его грезах жила внутри него.

Мосби заставил себя сдержаться. Он не хотел, чтобы спектакль окончился так скоро.

Весь тот памятный вечер они провели как две неразлучные подруги: пили вино, слушали Вивальди, разговаривали о вещах, которые могут обсуждать только женщины, – о своих чувствах, мечтах.

Потом она, совершенно неожиданно, предложила ему совершить нечто столь невероятное, столь поразительное, столь невообразимое, что лорда Мосби мгновенно охватила неудержимая дрожь.

– Я не могу, я не могу, – воскликнул он срывающимся голосом.

– Да нет же, Дафна, ты можешь, можешь, дорогая.

Она подошла к гардеробу, сняла с вешалки приглянувшуюся ей накидку и набросила на его голые плечи.

– Это будет так восхитительно.

– Пожалуйста, не надо, – попросил он.

Его трясло, как в ознобе. Она не обращала на это внимания.

– Сегодня просто немного пройдемся по парку. Если ты будешь хорошо себя вести, то в следующий раз можно посидеть в пабе, что на углу. Устроимся в глубине, там, где темно. Идем же. Тебе понравится, вот увидишь.

– Прекрати! – срывая со своих плеч накидку, почти завопил он, уже не фальцетом, которым говорил весь их театральный вечер. – И никогда больше не предлагай мне ничего подобного. Теперь ты все испортила.

Он задел ее самолюбие. Она не понимала, что его страх и страдание были обусловлены не боязнью разоблачения, а его непреодолимым эротическим желанием сделать именно то, что она с такой небрежностью предложила. Появиться на людях в обличье женщины было одним из наиболее страстных вожделений его жизни.

Выражение лица девушки заставило его осознать, как грубо он с нею обошелся. Они так замечательно провели время, она была такой нежной.

– О, моя дорогая, – ласково произнес он, беря ее за руку, – пожалуйста, прости меня. Ты не понимаешь.

Мишель опустилась на пол и склонила свою голову ему на колени.

– Нет, Дафна, я понимаю. Просто заговорила об этом слишком рано, – нежно проворковала она. – Наверное, лучше было предложить тебе что-нибудь более скромное, что ты без усилий могла бы сделать уже сегодня и что будем знать только мы с тобой.

Начиная с того вечера лорд Мосби стал носить под своей одеждой женское нижнее белье. Поскольку наваждение по-прежнему преследовало его, ни на миг не отпускало и чувство вины.

Если бы он – подобно мадам Клео – взялся составлять хронику своей жизни, то 1987 год он отметил бы как исток своего возрождения, начало жизни, свободной от бесов. Произошло это звездной ночью в Валь де Луар под сводами дворца влиятельного французского барона. Едва успев поднести к губам бокал, он вдруг услышал нежный женский голос за его спиной. Он обернулся и увидел очень красивую блондинку с огромными выразительными голубыми глазами. Лорд узнал в ней одну из дам, которых барон привез для развлечения своих гостей, – девушку мадам Клео.

Позже, когда они остались одни в его комнате, она смотрела, как он раздевается. Он был готов к тому, что она выкажет робко обозначенную неприязнь или естественное изумление, когда увидит, что он носит под смокингом. Ничего подобного. Когда он начал расстегивать свою шелковую рубашку и под ней показался алый лифчик, Сью-Би подошла к нему.

– Позволь мне, – ласково сказала она и деликатно помогла ему снять рубашку.

К следующему утру все девушки исчезли, но она, к его изумлению, согласилась совершить с ним днем прогулку на лошадях. Потом они возвратились во дворец, прошли к нему в комнату и провели вторую половину дня в эротическом тумане, в исчерпывающей полноте превращая в реальность его фантазии.

Никто не доставлял ему такой радости и такого облегчения. В первый раз в жизни он влюбился. Он просил ее остаться с ним, предлагая все, что она соизволит пожелать, но она не согласилась что-либо принять, сказав, что у нее только одно желание – быть с ним ровно столько, сколько он хочет ее.

Следующая неделя, которую они провели вместе в Париже, снимая номер в «Крийоне», была самой пьянящей порой всей его жизни. Днем они занимались любовью и спали. Ночью гуляли по улицам на Левом берегу, обедали в дешевых кафе и танцевали вдвоем в странных полутемных клубах, где две женщины, во всяком случае два человека, которые вроде бы были женщинами, могли, обнявшись, танцевать до зари. В их последний день она назвала ему свое настоящее имя, и только потому, что он умолял ее уйти от мадам Клео и жить с ним, пока он не разведется с женой.

Сюзанна Беатриче Слайд. Его милая Сью-Би. Человек, во власть которому он отдал свою жизнь. Жизнь, которая без нее была бы пуста и бессмысленна. Самое малое, что он обязан был сделать для нее, это обеспечить забвение ее прошлого. И невозможно было выполнить этот долг лучше, чем держать под контролем все, что может рассказать о ее прошлом мадам Клео.

4

Питер на несколько минут опаздывал на ленч с Федалией. Ожидая увидеть счастливое лицо, он скользнул взглядом по обитой красной кожей скамье в «Рашен ти рум», с удивлением обнаруживая, что Федалия с суровым видом смотрит в бокал с вином, явно чем-то омраченная.

Он так и сяк вертел головой, стараясь заглянуть в ее скрытое полумраком лицо, чтобы определить его выражение.

– С тобой все в порядке? – спросил он самым деликатным тоном.

– Нет, – ответила она, не поднимая головы.

– Что случилось? – спросил он, – ведь я твой центр по урегулированию кризисных ситуаций.Отчего ты мне не позвонила?

Она медленно подняла на него глаза:

– Кризис только что зародился.

Федалия повела взглядом вокруг себя, словно хотела убедиться, что ее слова никем не будут услышаны.

– Скажи, Питер, ты умеешь хранить тайны?

– Ты же знаешь, что умею, Фидл.

– Ладно. Я сгораю от нетерпения сообщить тебе одну новость. Только обещай мне никому не говорить, от кого ее услышал.

– Обещаю, – небрежно заверил Питер, поднимая вверх открытую ладонь.

– Сегодня утром мне звонила Венди Клэруайн. У нее есть проект. Пока он держится под большим секретом. Она сообщила мне о нем фрагментарно, да и то только потому, что мы будем публиковать выдержки.

– Может, не стоит посвящать меня, Фидл, – сказал Питер, потом широко улыбнулся. – Хотя если честно, то очень бы хотелось, чтобы ты все-таки ввела меня в курс.

Она подалась вперед, насколько это позволяла ее пухлая грудь.

– Мадам Клео решила написать мемуары, – прошептала она.

Питер переварил эту весть в одно мгновение.

– Черт возьми, – медленно проговорил он. – Как это так получилось?

– Целый букет побудительных мотивов, насколько я поняла, – объяснила она, не отводя взгляда от Питера. – Но важно не это.

– Да? – удивился он, задерживая вилку на полпути ко рту.

– Она заплатит ни много ни мало – миллион – тому, кто сможет изложить от ее имени пикантные тайны, которые она собирала годами.

Федалия вонзила вилку в нежные блины, как бы ставя восклицательный знак.

– Вот это работа! – воскликнул Питер.

Федалия кивнула.

– Кто издатель?

– «Хэддон», конечно.

– Писателя они утверждают?

Федалия кивнула. Рот у нее был набит. Она проглотила и сказала:

– Сначала мадам Клео, потом Доусон Сегура – известный наш борец за нравственность и культуру в журнальном деле.

– Что ж! Это правда увлекательно, – сказал Питер самым беспечным тоном.

Он понимал, к чему клонит Фидл, но ему хотелось услышать это от нее самой.

– Ты что, Питер, специально идиотом прикидываешься или как?

– Извини, не понял.

Федалия положила вилку на стол и вздохнула.

– Этот проект – для тебя, милый. Если когда-нибудь существовали созданные друг для друга рассказчик и писатель, так это мадам Клео и Питер Ши. Все, что тебе надо сделать, это позвонить Венди и сказать, что ты готов взяться за работу. Она обалдеет. Таким образом, она получит двойные комиссионные, одного из лучших писателей Америки, а ты... ну ты понял. У меня уже слюнки текут.