И загрустила. А никто не говорил о продолжении и тем паче о любви…

Погрустив между соком и кофе, Мария Владимировна Ковальская решила выкинуть все эти сю-мусю и всяческие «хочу» из головы, чтобы не мешали, омрачая, забирая радость настоящего момента.

Она счастлива здесь и сейчас! Тем, что есть!

И тут Дима сказал: «У нас много времени впереди», и она замерла, мгновенно вспомнив про оставшиеся в тайниках души невостребованными жемчуга в бархотках.

С неистребимой мужской пренебрежительностью к таким деталям, как перемены настроения у дамы, когда он пребывает в благости и железобетонной уверенности, что все в полном порядке, Дима не заметил Машкиных замираний.

Он думал о том, что расскажет ей все: и как выстроилось дело, и каких потерь это стоило. Как сидели сутки полным составом – и они, и команды на кораблях, не выпуская «калашей» из рук, ожидая «конкурентного наезда», – им надо было выстоять эти сутки, пока пройдут все документы и деньги, перекрывающие кому бы то ни было возможность захвата, и знали, что полезут, используя последний шанс для гоп-стопа российского бизнеса.

А утром, получив подтверждение, что они выиграли, Петр Алексеевич, его партнер, друг и гений механики, взялся за поручень трапа, чтобы подняться на верхнюю палубу, повернулся к Диме и улыбнулся:

– Все, мужики, победили! – сказал и умер.

Он ей расскажет! И как запил по-черному Лешка Демин после того, как их «кинули». И деньги-то были не последние, а он сорвался, сломался и не вышел из штопора в самый трудный момент!

И Дима тащил на себе все, разрывая жилы, и пытался спасти Лешку из зловонного пьянства, и не смог, потерял и его! Нет, Лешка не умер – перестал быть.

И как он, Победный, остался один, прикрываемый сзади только плечом Осипа.

Он расскажет ей, как он всеми правдами и неправдами, вывернувшись наизнанку, заложившись чем мог, выиграл тендер на «жирные» перевозки, который по определению невозможно было выиграть за ранней его продажей еще до конкурса. А он выиграл, понимая, что после таких перевозок рванет наверх гигантскими шагами, получив старт совсем иного уровня, и что неизбежно последует за этим выигрышем.

И как за ним охотились до и после получения тендера, а Осип выводил, нюхом чуя засаду, но если кто решил… и они, конечно, вляпались, проданные за большие деньги «кротом», и если б не Осип, то ничего бы уже не было, как и самого Димы, а парнишку охранника убили.

Он расскажет ей, как Осип нашел «крота» и кто им оказался. После чего они с Осипом пили всю ночь от грязности предательства совсем близких, доверенных лиц. Почти доверенных.

И… Ох, много чего еще расскажет. И она побудет с ним «там». Она обещала.

И у нее он все выспросит до мелочей про ее жизнь и работу. Ему надо, он без этих знаний теперь никуда!


Днем Машка взбунтовалась.

Когда Диме один за одним, прорвавшись через его «отключение от дел», принялись трезвонить, не переставая, оба сотовых и он что-то решал, отвечал, отдавал приказы, а потом и вовсе встал и ушел в кабинет, поцеловав Машку в щечку неосознанным, извиняющимся поцелуем, находясь уже весь там, в работе, проблеме.

И когда он вернулся, Машка сообщила о своих намерениях:

– Дим, я пойду!

– Мы это уже обсуждали! – начальственным тоном отрезал Дима. – Никуда я тебя не отпущу! Что тебе там делать, в твоем пансионате?

– Процедуры! Мне прописан оздоровительный режим! – растолковывала она тоном дамы из общества позапрошлого века, отдыхающей где-то на водах. – Дима, это смешно! Мне надо в ванную…

– Ты там уже была, – перебил он.

– А ты меня оттуда вытащил, я и десяти минут не побултыхалась!

– Ну, правильно, – нелогично заявил Победный и расплылся в довольной улыбке, вспомнив, как именно он ее оттуда вытащил.

– Дима! У тебя работа, у меня тоже! Мне надо электронную почту проверить, главы к учебнику дописать и статью, в конце концов! У меня сроки! А я тут задвинула всю работу. Моего редактора кондрашка хватит, если я не сдам вовремя!

– Сейчас кого-нибудь отправим, чтобы привезли твои вещи и ноутбук. Сиди здесь и работай! Выбирай любую комнату, хочешь, кабинет свой предоставлю?

– Хочу! – сказала капризно Машка и рассмеялась. – Дим, я же не в Африку, я вон через дорожку! Поплюхаюсь в ванночке, соберусь не спеша. Ну, чего ты!

– Ладно, – согласился Победный. – Час на сборы!

– Есть! – отдала честь Машка.


Осип, присутствующий незаметно, наслаждался их спором, как музыкой: «У нас семейная перебранка! Слава тебе господи!»

И сплюнул на всякий случай через левое плечо. Все как положено – три раза!

Чтоб не сглазить!


Мария Владимировна лежала в ванне, зачерпывала ладонями пену, сдувала и никак не могла перестать улыбаться. Всем телом, клетками, атомами в них ощущая себя новую, незнакомую, замирая от чувственных волн, прокатывающихся снизу вверх горячей кровью от воспоминаний, как у них все было!

Как у них все было!!

– Мария Владимировна! – строго приказала она себе и, не выдержав назидательного тона, хихикнула. – Давай вылезай, а то размечталась тут!

Она не разрешала себе думать, что впереди и есть ли это впереди. То, что Дмитрий Федорович Победный потребовал находиться возле него, могло означать что угодно – на день, на два, пока он на отдыхе, до завтрашнего обеда…

И – «Ну, пока, Машка! Я позвоню, встретимся как-нибудь!»

Или у него там краля какая в Москве ждет-поджидает. То, что он не женат, Победный сообщил, когда они разговаривали в первую ночь:

– Ты знаешь, мы с тобой развелись одновременно, с разницей в пару дней, странное совпадение.

– Совпадений не бывает, Дима, как и случайностей!

– Это почему же? Вся жизнь состоит из случайностей, удачных и неудачных.

– Нет, – вздохнула Машка. – Древние говорили, что случай – это венец предшествующих событий, а глубоко верующие люди говорят: «Кто верит в случай, тот не верит в бога». Я не верю в случай, у меня такая работа, вроде бы в ней все – случай: неожиданные открытия, находки, а на самом деле все цепь закономерностей.

– Машка, я начинаю подозревать, что ты не историк, а философ, меня это настораживает! Философствующие женщины – это такая тоска! – посмеивался Дима.

– Историки – это тоже тоска! Они так уверены, что все знают, а я вот чем больше работаю, раскапываю и нахожу, тем больше убеждаюсь, что ни черта мы не знаем, и десятой доли истины, и вполне вероятно, что не узнаем никогда.

– А говоришь, не философ!

«Все, все, Маша! – одернула она себя построже. – Хватит вспоминать, так ты никогда не соберешься!»

Она уговаривала себя остудить мозги, раз уж сердце никак не хочет слушаться, придержать рвущуюся радость, не давая напридумывать себе продолжение с утрами, полными счастья, вечерами вдвоем, домом и маленьким Дмитриевичем.

Нет, нет!

Она не будет! Есть данный момент, и он прекрасен!

Да так прекрасен, как она и представить не могла!

Машка улыбалась, складывала вещи и посматривала на часы, спешила – час, отведенный ей на сборы, близится к завершению.

Услышав стук в дверь, тихо рассмеялась счастливым смехом – час не прошел! Дмитрий Федорович решил ее поторопить, и, продолжая улыбаться, широко распахнула дверь, собираясь сообщить, что еще не все собрала.

За дверью стоял Юрик.

– Ну что, натрахалась?! – проорал он и толкнул Машку в плечо.

От неожиданности Маша попятилась. Юрик вошел и с силой захлопнул за собой дверь.

Машка растерялась – таким она его никогда не видела!

Он был в стельку пьян, от него несло виски, как от запойного алкаша, не просыхавшего дня три, волосы всклокочены, неприкрытая плешка светилась каплями пота, рубашка застегнута неправильно, через одну пуговицу.

– Я спросил: натрахалась?! – заорал он и снова толкнул ее.

Растопыренной пятерней в грудь. Сильно, Машка, еле удержавшись на ногах, по инерции попятилась снова. Она как в ступор впала, ничего не понимая!

Ей никогда за всю ее жизнь не то что участвовать в скандалах не приходилось, но и находиться рядом со скандалящими людьми не довелось. Она понятия не имела, как надо себя вести в таких ситуациях. И что надо делать, и надо ли делать вообще?

Вместе с запахом застарелого перегара, виски, пота на Машку накатывали волны его ненависти и животной агрессии.

– Ты дрянь!!! Стерва! – заорал, наступая на нее, Юра. – Б…дь дешевая! И дрянь!

Он снова толкнул ее, она отступила и уперлась правой голенью во что-то – отступать больше было некуда!

– Значит, ты сюда к любовнику прикатила! И давно вы трахаетесь?! Ну, расскажи! Изображала из себя верную женушку, безобидную овцу! А сама б… ядь!!! Изменяла мне! Выкинула меня из жизни! Дерьмом облила! Я, как идиот, извиняться приехал, прощения просить!!! У проститутки прощения!!!

«Господи боже мой! – включилось, заработало Машкино сознание. – Что же там испортилось в чиновничьих мозгах, что его так выворачивает?!»

Обида? Унижение? Потеря комфортной, беззаботной жизни с возможностью унижать и получать от этого удовольствие?

Из него перло, воняя, все то, что он так усиленно презирал и брезгливо отвергал, – быдлячество! От жадности, эгоизма, презрения к людям, угодничества и придыхания перед начальством и сильными мира сего – вывернулось наизнанку и поперло во всей красе, исторгая миазмы истинной сущности и потребность на ком-то выместить свое мнимое унижение.

И поняв это, Машка перестала бояться, трястись.

– А ну, пошел вон отсюда, урод вонючий!!! – заорала она в ответ. – Вон пошел!!!

Он завизжал, срывая голос, лицо перекосило, как от паралича, налилось кровью, глаза навыкате, с покрасневшими белками:

– А-а-а!!! Сука!!! Шлюха грязная!!! Богатой жизни захотелось, а мужа можно на помойку!!! Сколько он тебе заплатил?! За ночь, за два дня?!

– Я сказала, пошел отсюда! – И Машка толкнула его двумя руками.