– Ну? – поинтересовался полностью одетый, выбритый, наглаженный, начищенный до пистолета в кобуре под мышкой Осип.

– Что там?

Это Дмитрий про Машку спросил, объяснять, как водится, где «там», не требовалось.

– Вчера вечером прибыл бывший муж, – весело преподнес новость Осип. – Шкандаль был!

– С ней? – не поверил Дима.

– Нет. С дежурным администратором корпуса и присоединившимся по тревоге к разборкам администратором пансионата. Юрий Всеволодович требовал поселить его в номер к жене, администратор отказала в требовании, указав вескую причину: штамп в паспорте о разводе. Юрий Всеволодович настаивал, грозился. В это время спустилась Мария Владимировна, поблагодарила администрацию за профессиональную работу и заботу о постояльцах и прошествовала к выходу, но была остановлена бывшим мужем…


– Мария, прекрати себя так вести! – ухватил ее за плечо Юра, догнав у дверей. – Я приехал специально к тебе! Мне сказали, что ты должна дать письменное согласие для моего поселения в номер.

Маша сняла его руку с плеча. Под пристальными взглядами двух администраторов и охранника Юрик не рискнул хватать ее еще раз.

– Нет, – спокойно отказала Машка.

– Но мне необходимо где-то поселиться! – негодовал Юрик.

Машка равнодушно пожала плечами и предложила вариант…

– …дословно: «В Гондурасе, говорят, нынче не сезон, свободных мест много. Может, тебе туда поселиться?»

Дима расхохотался, Осип, отхохотавший свое, когда слушал доклад парней из Домины, посмеивался, покачивая головой.

– Все! Поехали! – распорядился Победный.

– Я-то ко всему привыкший, Дмитрий Федорович, но, может, ты оденешься?


Машка сидела в кресле летнего открытого кафе. Заведеньице расположилось на специально сооруженном деревянном настиле, задуманном как причал. Для желающих подплыть на лодке имелись небольшие столбики на краю настила, предлагающие закрепить плавсредство с помощью веревки. С берега в кафе посетители попадали, поднявшись по трем ступенькам.

В духе современности кафешный причальчик радовал взор зелененьким синтетическим покрытием, имитирующим, должно быть, траву. Плетеные братья ее балконного гарнитурчика, кресла и столы, а также большие стильные деревянные зонты с натянутой льняной цвета слоновой кости тканью поддерживали «загородный» стиль. Хорошая, ненавязчивая музыка, и нигде ни одного рекламного логотипа.

И вроде пляжная кафешка, но не уступающая приличному столичному заведению.

И кофе здесь варили отменный, не из автомата, а на песочке, в джезвочках!

И место выбрано замечательное – под большими деревьями у изгиба реки, которая просматривалась отсюда далеко-далеко: и противоположный левый берег, и поле с высокой травой и разноцветьем, и вековые дубы вдалеке, и кромка темного леса гораздо ниже по течению.

В пансионате вопрос кафе и рестораций решен всеобъемлюще и разносторонне, поражая числом и разнообразием предлагаемого сервиса. Гражданам отдыхающим ни в коей мере не грозило чувство голода в перерывах между завтраком и обедом, а также после раннего ужина.

Машка который раз подивилась причудам расейского капитализму, воплощающемуся в разнообразии форм и предложений, – в данном конкретном случае этому пансионату.

Она и выбрала-то его, потому что он числился как стоящий в диких местах, далеких от городов и людей. В рекламном буклете упоминалось о близких лесах, полных животных, о возможности «конных и пеших прогулок по тропам лесных обитателей».

Мария Владимировна дотошно выясняла в туристическом агентстве подробности этой самой «дикости» и удаленности, а также сервиса и звездности.

Поверив наполовину, приятно поразилась соответствию рекламы и действительности.

Добираться пришлось черт-те сколько!

На железнодорожной станции ее, две молодые пары, двух пожилых дамочек, мужчину представительного вида с сыном лет четырнадцати забрал мерседесовский микроавтобус и за полтора часа на приличной скорости, радостно пролетая по новехонькой дороге, домчал их до пансионата.

И если поначалу еще мелькали какие-то домики-деревеньки, то минут через сорок никаких жилищ в обозримом пространстве не наблюдалось. Лишь изредка сверкнет река вдалеке через расступившиеся деревья.

И лес выглянул из-за поворота сначала краем, узким клином, потом развернулся боком, представ во всей красе – темно-пугающий, настоящий, а не жиденький подмосковный.

И тишина. Бла-го-дать!

Мария Владимировна удивлялась, как они сюда завозят все необходимое? А вчера вечером, возвращаясь в номер, не удержалась и спросила у администратора.

– Доставляем по дороге и по реке, а персонал живет здесь в специальном корпусе. Через неделю сменяется, смену отвозят в город, – радостно принялась объяснять она. – А так мы же автономно живем, у нас свой хозяйственный двор, прачечная – все, все! Это раньше здесь запустение было, старый пансионат развалился, а сейчас все выстроено на международном уровне, у нас иностранцы постоянные клиенты, откуда только не едут!

Слушая ее воодушевленный рассказ, Машка вспомнила, что так и не взяла карту, забыла. Да и все на свете она забыла!

«Интересно, господин Победный имеет отношение к данному пансионату международного уровня или он так, с боку припеку соседствует?»

Она все время думала о Дмитрии Федоровиче Победном. Все это время она думала о нем не переставая, даже во сне!

«Интересно, есть ли у него семья, дети? Ну конечно, он женат, Машка! На какой-нибудь красавице модельного образца, с правильным ростом, ногами, возрастом, не любящей отдыхать в российской глуши, проводящей лето где-нибудь на Лазурном Берегу! Что ты, в самом деле!»

Рассуждения на ночь. Рассуждения поутру: «Почему ты не призналась, что узнала его? Ага, и как ты себе это представляешь? «Здрасти, я Маша, вы меня помните?» Ты видела, какой он стал? Богатый, недоступный, другой. Будет он помнить соседку из севастопольского детства!»

Рассуждения за завтраком: «Представляешь, как бы это было неприятно – ты ему: «Здравствуй, Дима!», а он тебе с высоты своего величия, холодно: «Вы кто?» Как говорят твои студенты: «Че надо?»

И по кругу, по кругу – глупые, умные, правильные, неправильные, профессорские и девчачьи – рассуждения, мысли, вздохи безнадежные, изматывающие.


Маша вздохнула. В кафе практически не было посетителей в это время – кроме нее, за столиком у входа сидела парочка немецких пенсионеров, и все. При таком разнообразии выбора посадочных мест Мария Владимировна и заняла самый уютный столик – у воды, на краю причала, с открывающимся потрясающим видом. Заказала себе кофе, и еще раз кофе, после того как она быстренько выпьет первую чашку.

Официантка понимающе кивнула такому заказу и улыбнулась.

– И знаете, – остановила ее Машка, когда девушка уже отходила от столика, – пожалуй, бокал сухого белого вина. Какое у вас есть?

– Всякое. Принести карту вин?

– Давайте без карты обойдемся. Чилийское.

Девушка кивнула.

«Что-то ты, Марь Владимировна, пить-курить взялась. Вразнос пошла или балуешься?» – попыталась выяснить свой «облико морале» Машка.

А-а, да бог с ним, с морале!

Воспользовавшись полным отсутствием посетителей – немецкие пенсионеры не в счет, в российской глубинке им, пожалуй, лучше сидеть «тыхесенько», – Машка развернула кресло боком к столу, подтянула второе кресло, порывшись в летней пляжной кошелке, достала сигареты, зажигалку, бросила кошелку на соседнее кресло, взгромоздила на нее ноги, переплетя в лодыжках, надела солнцезащитные очки, выпила разом полчашки кофе, принесенного быстренькой молодой официанткой, и с удовольствием закурила.

Эх! Хорошо!

Ну может позволить себе немного relax, а по-нашенскому – расслабухи тридцатичетырехлетняя профессорша, первый раз за десятилетия выехавшая на отдых?

– Демонстрируешь дурные манеры? – попенял до отвращения знакомый голос.

Не судьба-а! Для расслабухи вы, Мария Владимировна, видать, не созрели!

Маша позу не изменила, допила неторопливо кофе, затянулась, сняла очки и медленно повернула голову в сторону мужа. К счастью, бывшего!

Он был хорош, хорош!

В летних светлых брючатках, в рубашке с короткими рукавами навыпуск, удачно прикрывающей пузцо и отяжелевший от должностной сидячей работы и пристрастия к гурманству задок, накинутый на плечи свитерок с нарочито небрежно завязанными спереди рукавами, летние туфли – все одного торгово-бутикового заведения, дорогой одеколон, очки, часы в ту же смету, волосок к волоску, маскирующие плешинку.

Хорош, хорош!

Машка не ответила. Хотела было указать направление его дальнейшего прогулочного движения с уклоном в эротику, но передумала.

Раньше сядешь – раньше выйдешь!

Он рвался поговорить – заселился в пансионат каким-то образом, ее не волновало, куда и как он там заселился, она второй день от него скрывается.

Ну, пусть выскажется и едет домой. Домой!

Прибыла вторая порция кофе и вино. Неодобрительно поднятая бровь бывшего – слава тебе, в который раз, господи! – мужа поднялась на бокал с вином.

Он сел за ее столик, сделал заказ.

Маша отпила вина, докурила сигарету и ткнула в пепельницу, принесенную официанткой вместе с ее заказом.

– Нам надо поговорить! – объявил тему дня Юрик, когда девушка отошла от столика.

– Мне не надо, – отозвалась Машка, обозревая речные дали, поля-леса, холмы-пригорки, перспективу, как говорят художники.

Смешно до грустных слез – ей было безразлично, чужой, неинтересный, малоприятный мужчина – о чем говорить?

Как? Каким непостижимым образом в один день человек, с которым она прожила пять лет, мог стать совершенно чужим, неприятным?

И только – неприятным, никаких глубинных чувств: ни ненависти, ни обиды, ни обвинений, ни злости. Ничего!

Пусто!

«В душе так пусто, как в соборе, когда в нем овощи хранят!» – подкинула память к ее размышлениям строчку из дементьевских стихов.