Осипа Игнатьевича, носившего предостерегающе-замысловатую фамилию Меч, Дмитрий разыскал сам, когда на его трудно рожденную, пребывающую в юношеском освоении мира фирму произошел первый, действительно серьезный «наезд». Правда, и в дела он влез непростые – дележка жирного куска, обесцененного и позабытого до поры государством, которому в ту пору было не до своих богатств – правители делили кресла и боролись за власть. Но дальновидные шустрые ребятки вроде Дмитрия Победного цену, значимость и перспективы таких кусков понимали и бились за них в прямом смысле не на жизнь, а на смерть.

До этого с многочисленными локальными неприятностями и разборками Дмитрию и его тогдашним друзьям-партнерам удавалось справляться самим, но здесь случай оказался не тот и масштабы со-о-овсем иные.

С Осипом его в далекие времена севастопольского юношества познакомил папенька одноклассника, морской офицер, имевший какое-то отношение к секретным подразделениям. А Осип Игнатьевич Меч был как раз засекреченным-перезасекреченным до невозможности и испуга офицером-инструктором спецотряда морской разведки или чего-то там террористически-специального под всеми наивозможнейшими грифами и печатями.

Вся эта официальная лабуда мало интересовала пацанов – главное, что молодой (всего на пять лет старше), улыбчивый, здоровенный красавец-весельчак, сокрушитель женских сердец, холостяк по убеждению, а заодно и по требованию партии взялся обучать мальчишек подводному экстремальному плаванию с аквалангами и без них, а также некоторым запрещенным приемам (явная мелочовка из того, что умел и знал и чем владел сам).

Они сдружились, насколько можно было сдружиться с человеком такого уровня значимости и официально-документальным отсутствием в переписи населения страны.

И именно о нем вспомнил Победный, когда его приперло всерьез. И понимая, что разыскать Осипа нереально, имея минимум надежды, все же рванул с балтийских берегов в «самостийную» уже тогда до бескрайности Украину. В Севастополь.

Пользуясь развалом и дележом флота, беспредельщиной всех структур на всех уровнях, подкрепляя дело взятками, накрыванием «полян» и всеми имеющимися у него в арсенале способами достижения цели, Дмитрий нашел-таки Осипа Меча! Нашел якобы в глубокой отставке и в безусловном полном пренебрежении к происходящему вареву в бывших некогда советских спецслужбах.

«Отдыхал» Осип лениво, с большим чувством и удовольствием продолжая разбивать сердца влюбленных барышень и отклоняя разного рода предложения по «трудоустройству», регулярно поступавшие к нему.

Как там сказал великий мэтр Жванецкий о застольном разговоре на троих?

«Сильно непьющий – большая гнида!»

Гнидами они отродясь не бывали, а вот сильно пьющими крепкие алкогольные напитки мужиками в ту ночь были. Пьющими и трезвыми.

Разговор такой получился отрезвляющий.

– Я ясно отдаю себе отчет, – сказал Дима под утро, когда разговор близился к завершению, досмаливая одним затягом окурок до фильтра и горячести в ногтях, – какие люди, из каких структур и что тебе предлагают и еще будут настойчиво предлагать. Ничего этого сейчас я тебе предложить не могу. У меня только два варианта: либо я выгребу и попру вперед, а второй вариант я не рассматриваю за ненадобностью. Пристрелят, не дадут дело доделать, растащат на куски по миру, продав подороже, а я хочу, чтобы здесь все работало на меня, а заодно и на страну беспутную, а не на америкашек! На данный момент могу только предложить – вставай за спиной и прикрывай мою задницу и пообещать – скучно не будет! Запаришься дерьмо разгребать!

– Разберемся, – туманно пообещал что-то Осип.

Больше они тогда не разговаривали ни о чем – легли спать, а через час Осип разбудил Диму, потряся за плечо:

– Дмитрий Федорович, вставай. На самолет пора.

Они улетели вместе.

С той ночной посиделки Осип позволял себе назвать его Димой только в пылу перестрелки (было и такое, и не раз, а как же без этого в россейской-то действительности!) и в крутой мужской пьянке по настоянию самого Дмитрия, ну и в экстремальных, требующих мгновенных решений ситуациях.

Они как-то сразу выстроили отношения начальник-подчиненный с глубочайшим уважением с обеих сторон и скрытой формой дружбы, без дешевого панибратства и строгим соблюдением Осипом субординации.


Побушевав с полдня, доведя подчиненных до валерьяновых капель, смешанных с корвалолом, молоденькую зазевавшуюся секретаршу, не вовремя попавшую под руку, до истерических слез и добившись небывалой тишины в коридорах и за дверьми кабинетов, Дмитрий вызвал Осипа.

– Дмитрий Федорович, – обозначил свое присутствие, неслышно войдя в кабинет, Осип.

– Все, Осип! В Домину.

– Ну, слава тебе господи! – вздохнул с облегчением Осип, позволив себе комментарий.

«Доминой» назывался дом на берегу реки почти в медвежьем углу, правда, с признаками цивилизации в виде соседствующего огромного современного пансионата.

Дом с обширным ландшафтным парком, длинным узким языком поля, искусственным озерцом, в котором разводили рыбу, на полном основании мог гордо называться усадьбой, каковой и являлся на самом деле.

«Доминой» обозвала его мама, Лидия Андреевна, когда Дима привез их с отцом на торжественную сдачу объекта архитектором, дизайнерами и строителями.

– Домина-а-а! – восхитилась мама.

И за три дня обойдя с отцом все уголки-закоулки дома, приусадебную красоту, пособирав перезревающую темную малину в собственном лесу, вынесла вердикт:

– Красота у тебя здесь, Димочка, шикарная! Дивно как, замечательно! Но нам с отцом в нашем домике на Николиной Горе уютней, такое богатство уже не про нас.

Он усмехнулся, глядя в окно машины на пролетающие мимо придорожные деревья-кусты: «Надо было их с собой брать, чего один поехал? Половили бы с отцом рыбу и маму прихватили бы с собой на рыбалку, покатались бы на лошадях, они бы в лес дальний сходили. Надо было взять, а то сидят там на своей Горе, не вытащишь! Или эту… как же ее?»

Он никак не мог вспомнить имя девушки, с которой имел в данный момент отношения. И хмыкнул, подумав: «Может, у Осипа спросить?»

Осип-то знает точно.

Осип сидел впереди, рядом с водителем, и терпел – Дмитрий точно знал, что терпел – тяжелое уставшее молчание начальства. Ребята, ехавшие во второй машине сопровождения, что-то сообщили, когда кортеж выскочил за МКАД. Что им там ответил Осип, Дмитрий не расслышал – нечто такое, что они затихорились и на связь больше не выходили, дабы не схлопотать под горячую руку.

«Как же ее зовут? Лена, Таня, Катя? Надя! Вот как ее зовут! Надя, точно. Надо было ее с собой взять и вытравить из себя хорошим сексом в тишине, на природе эту усталость!»

Мысль так себе.

Что будет делать девушка Надя вне занятий плановым сексом, околачиваясь рядом с ним? И самое главное, что ему делать с девушкой Надей вне этих плановых занятий?

Ну, не разговаривать же!

С женщинами Победный вел беседы в рамках своей работы или на обязательных мероприятиях с интересными умными собеседницами, как правило, известными личностями из разряда знакомых, а с остальными барышнями он почти не разговаривал – ему было некогда, да и не о чем.

Бывшая жена была права – он ее не замечал за полным отсутствием интереса.

Вспомянутая не ко времени девушка с трудно запоминающимся именем Надя сама образовалась в телефонно-сотовом пространстве, напомнив о своем существовании переливчатыми трелями его мобильника.

– Димулечка, ты занят? – нараспев протянула девушка Надя.

Дима глянул в коротко стриженный затылок Осипа и неласково ответил:

– Как обычно.

– Димулечка, давай сегодня встретимся, я соскучилась.

Нет, барышню Надю с собой брать не надо и посылать за ней кого-либо, чтобы привезли в Домину, тоже не надо, хотя несколько секунд назад он обдумывал эту возможность.

– Сегодня не получится. Я не в Москве.

– А где? – оживилась барышенька.

Ей очень-очень надо знать где! Она же должна сказать подругам вечером за коктейлем или за чем там – кофе-шампанским, отработанно грустно вздыхая: «Димочка в Вене (Париже, Лондоне, Цюрихе…), хотела к нему полететь, побыть вместе, но он так занят, что мне одной по магазинам ходить!» Или что там по ролевому тексту?

Не получив ответ про Вену, Париж, Лондон, Цюрих, Надя поинтересовалась:

– Когда ты будешь?

– Дней через пять.

– Так долго-о-о, – закапризничала тусовочная девонька, – я тут совсем одичаю без тебя!

– Займись чем-нибудь полезным, например, китайским языком, – предложил «развлечение» Дима.

– Ну, Димуля-я, ты не в настроении, да? Давай я приеду и развеселю тебя!

В Вену, Париж, Лондон, Цюрих…

– Я подумаю. Пока.

– Привезти? – спросил Осип, посмотрев на Диму в зеркало.

– Нет, – отрезал Победный, возвращаясь к созерцанию летящего навстречу пейзажа за окном.

Что ему с ней делать не в Вене, Париже, Цюрихе или Лондоне, а в медвежьем углу в российской глубинке? Отправить рыбу ловить в озерце для вечерней ухи?

Что с ними вообще нужно делать вне постели, клубно-развлекательных мероприятий, званных приемов не в Вене, Париже, Цюрихе…

И почему-то вдруг неожиданно и ярко ему снова вспомнилась маленькая Машка.

Наверное, от усталости, или от раздражения, или от маеты в душе непонятной, со злой горчинкой.


В то ее двенадцатилетнее лето Машка тяжело заболела, недели через две после памятного прыжка с камня, так напугавшего Диму.

Заболела сильно.

Переполошив всех, и бабушку Полину Андреевну, и его родителей, и самого Диму. Распахнув обе входные двери квартир настежь, его родители бегали туда-сюда, давали ей какие-то лекарства, питье, варили специальный морс, вызывали «Скорую».

– На воспаление не похоже, хрипов в легких нет, – затруднился в диагнозе приехавший врач «Скорой», – не то простуда такая сильная, но скорее вирус. Сейчас в городе зарегистрировано несколько случаев тяжелейшего вируса. Если к утру температура не спадет, вызывайте еще раз «Скорую», будем госпитализировать.