— Четыре месяца — хороший срок.

— Я нашел в ней поддержку.

Отец принадлежал к тому типу людей, кому нужен был остов и этим остовом всегда была для него мама. Потом, как ни странно, этим остовом стала я, но немного в другом русле — после ухода мамы я удерживала его на поверхности, не давала уйти в алкоголь или депрессию. Наверное, пришло время найти поддержку в другой женщине.

— Значит, у вас все серьезно, — улыбнулась я.

— Посмотрим, — неопределенно ответил отец.

— Когда будешь готов, я буду рада с ней познакомиться.

— Спасибо, дочка, — он накрыл мою ладонь и сменил тему:

— У тебя как дела?

Я могла вернуться к теме его знакомства, но понимала, что отец еще не принял решения, иначе он бы мне об этом сказал.

— У меня все хорошо, — бодро произнесла я. — Учусь, работаю в галерее. Мне очень нравится.

— А в личной жизни как?

Я молчала, не зная как начать разговор. Мне и правда нужен был его совет.

— В личной жизни… все неопределенно, пап.

— У тебя кто-то есть?

Я горько усмехнулась — на это вопрос у меня не было однозначного ответа.

— Наверное, есть, — пожала я плечами.

— Как-то это неуверенно звучит, — нахмурился отец. — Расскажи, что не так. И не бойся меня. Я не осужу и приму все, что ты скажешь.

— Один был в сердце, но мы расстались. Другой есть в реальности, и я не знаю, пускать ли его в сердце, — наконец ответила я.

— Ну давай по порядку, я не могу дать тебе совет, не зная подробностей.

— А что тут рассказывать… — пожала я плечами. — Был один человек. И я его очень любила. Мы были некоторое время вместе. Потом расстались. Уже год и восемь месяцев.

— Почему расстались?

— Потому что он так захотел, — и я нахмурилась.

— Почему?

— Он очень сложный человек. Работа — его жизнь. Сказал "живи своей жизнью". Уже год как живет с другой женщиной.

— Ясно, — кивнул он и спросил: — А тот… второй парень?

— Макс, — и я улыбнулась. — Он мой Друг. Сын Эльзы, с которой я хожу в театр. И он хочет со мной отношений. Но он переезжает в Лондон и зовет меня с собой.

— А ты хочешь этих отношений и Лондона?

— Ну во-первых, я не хотела бы тебя оставлять тут одного.

— За меня не переживай, я никуда не денусь, — махнул он рукой и повторил: — Ты хочешь этих отношений?

— Я боюсь, — наморщила я нос. — Боюсь, что у нас ничего не получится, боюсь сделать ему больно. Я ведь не эгоистка и он мне дорог, как друг, понимаешь?

— Ты ему об этом говорила?

— Конечно, — улыбнулась я — Я с ним всегда честна и многое ему рассказываю.

Отец внимательно посмотрел на меня и продолжил:

— Что он ответил на твою честность?

— Сказал, что принимает этот риск и берет ответственность за наши отношения на себя. Даже если они не получатся, мы все равно останемся друзьями.

Он сжал мою ладонь и тихо произнес:

— Я понимаю, что тебе сложно. Но я вижу одно. Когда ты говоришь о своем том человеке — в твоих глазах мелькает грусть, которую ты тщательно маскируешь, а когда ты говоришь об этом своем Максе — ты улыбаешься. Я как отец хочу, чтобы моя дочь улыбалась.

— Спасибо за совет, папа. Я подумаю, — кивнула я.

— Так что это за машина тебя привезла? Кэтрин выделила? — с любопытством спросил отец.

— Нет. Макс.

— Ты же сказала, он в Лондоне.

— А машину прислал в Сиэтле, — наморщила я нос. — Без пафоса ну никак не мог.

— Это не пафос, дочка, — похлопал он меня по руке. — Это мужская забота.

Поздно вечером, уже ложась спать, я смотрела на фотографию мамы, гладила пальцами ее улыбающееся лицо и разговаривала. "Мама, подскажи, как мне быть? Думаешь, я найду свое счастье с Максом? Дай мне знак, что я все делаю правильно. Подскажи мне путь".

В воскресенье мы прощались с отцом у все той же машины, и он, укладывая сумку в багажник, произнес:

— Спасибо еще раз за подарки, дочка. Теперь буду щеголять на работе в новой рубашке и галстуке. А кожаные перчатки прямо мне в пору.

— Я рада, что размеры подошли, переживала.

Перед тем, как я села в машину, он притянул меня к себе и, крепко обняв, тихо прошептал:

— Запомни. Я хочу, чтобы моя дочь чаще улыбалась.

— Спасибо, папа.

Наблюдая из машины за удаляющейся фигурой отца у крыльца нашего дома, а затем рассматривая наш городок, проносящийся мимо, я почувствовала, что окончательно прощалась сейчас со своим детством и его иллюзиями. В сознании звучал голос отца "Я хочу, чтобы моя дочь чаще улыбалась", — и мне хотелось верить, что эти слова были сказаны не только папой, но и мамой.

* * *

"Уважаемые дамы и господа. Мы просим вас привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности. Через пятнадцать минут мы приземлимся в аэропорту Лондона Хитроу…"

Я взглянула в иллюминатор и, тихо вздохнув, приготовилась к посадке в новом для меня городе.

Глава 34

— Мисс Харт? — ко мне подходил мужчина лет сорока с черной табличкой, на которой было написано мое имя. — Здравствуйте. Меня зовут Льюис Браун, я личный шофёр мистера Рокуелла. Он послал за вами машину,

— Здравствуйте, — немного растерялась я, ожидая, что меня встретит сам Макс.

Я хотела спросить, почему он сам не приехал, но решила, что эти вопросы будет лучше задавать самому мистеру Рокуеллу.

Браун подхватил мою тележку с чемоданом, и мы направились к выходу.

Выйдя из шумного аэропорта, я посмотрела вверх, на тучное небо и, вдохнув свежий воздух, отметила, что погода была такой же влажной, как в Сиэтле.

Как только мы выехали за пределы аэропорта, послышалась трель моего телефона.

— Как ты долетела? — голос Макса звучал уверенно, но в нем чувствовалось беспокойство.

— Все в полном порядке. Твой шофер, — и я сделала акцент на этом забавном слове, — очень любезен. Подошел первый, узнал меня, подхватил мой багаж, и мы уже едем в отель по неправильной стороне дороги.

— Я не смог лично тебя встретить. Незапланированно приехали партнеры из Цюриха.

— Не беспокойся, — спокойно отреагировала я. — Я все понимаю. Работа прежде всего.

И я, рассматривая зелень вокруг и небольшие коттеджи пригорода Лондона добавила, чтобы Макс не беспокоился: — Чувствую себя мисс Марпл.

— Ты не такая старая, — усмехнулся он.

— Ну мне бы хотелось разгадать хоть одно чисто английское убийство.

— Голодная?

— Нет, что ты. В самолете я уже не знала, как потактичнее отказаться от очередных деликатесов. На лице бортпроводницы было такое выражение, будто я обижу ее бабушку, которая лично пекла круасаны и мазала их красной икрой.

— Отдыхай после перелета. Я буду через два часа, и мы поедем обедать.

Рассматривая дорогой кожаный салон и прямую спину молчаливого чопорного водителя в безукоризненном черном костюме, я наморщила нос и произнесла:

— Можно тебя попросить?

— Да.

— Относительно ужина. Ничего претенциозного.

— Ты ломаешь мои планы, — то ли в шутку, то ли всерьез произнес Макс. — Как же лондонский шик?

— Мне не нужен шик. Я приехала к тебе и хочу увидеть твой Лондон.

Секундное молчание и спокойный ответ:

— Хорошо.

— Спасибо, — поблагодарила я и, дав отбой, повернула голову к окну, наблюдая, как мы въезжаем на оживленные, заполненные машинами улицы, где по тротуарам спешили по своим делам лондонцы.

Я рассматривала с жадностью каждое здание, мимо которого мы проезжали, отмечая наряду с историческими зданиями и совершенно новые, будто молодое поколение, нагло вклинившееся среди почтенных умудренных вековой мудростью старцев.

Проносясь мимо музея Виктории и Альберта, а позже мимо Букингемского дворца, и въезжая на Трафальгарскую площадь, на которой величаво взмывала вверх колонна Адмирала Нельсона, охраняемая львами, я ставила для себя мысленные галочки, какие места хотела бы посмотреть в первую очередь.

— Простите, мистер Браун, мы выедем на Темзу? — осторожно поинтересовалась я, как только мы въехали на кольцо Трафальгарской площади.

Водитель на секунду задумался и коротко ответил:

— Да, мисс Харт.

После чего перестроился, сделал круг по кольцу, и мы через пять минут выехали на Темзу. Я рассматривала современную архитектуру каменной набережной, курсирующие по реке небольшие суда и фотографировала в своем сознании увиденное. Подъезжая к мосту Ватерлоо, я улыбнулась — со времен Моне и Писсарро мегаполис очень сильно изменился, но все равно здесь витал дух настоящего Лондона, который течение Темзы сохранило на века.

— Все-таки Моне, Тиссо и Писсарро не зря писали Темзу. Она вдохновляла художников, — непроизвольно произнесла я.

Льюис бросил на меня внимательный взгляд в зеркало заднего вида и промолчал, но я и не ждала от него ответа. Как сказал Генрих Гейне, молчание есть английский способ беседовать.

Как оказалось, для меня был забронирован один из люксов в "Savoy". Ступая на мраморный пол отеля, чувствуя роскошь во всем — от натертых до блеска табличек, до вышколенного персонала, я в очередной раз наморщила нос — "Без пафоса никак".

Я рассмотрела шикарный номер, но не впечатлилась ни богатыми коврами, ни гобеленовой обивкой роскошных диванов в стиле ампир, ни тяжелой, сшитой из дорогой тафты драпировкой на окнах — на роскошь у меня всегда был иммунитет. Но впечатлило другое — от вида из окна на простирающуюся Темзу перехватывало дыхание. Я чувствовала себя Моне, который, так же как и я сейчас, любовался мостом Ватерлоо, восхваляя гений Лондона в своих картинах. И я влюбилась в этот шумный странный Мегаполис окончательно и бесповоротно, как некогда в него влюбились французские импрессионисты-эмигранты.