Dave Admirer - Девочка. Книга третья

— Где она поселилась? — спросила я у водителя, пока мы пробирались сквозь пробки по центру.

— Здесь, на набережной. В "Pacific", — ответил он, а я непроизвольно сжала кулаки, пытаясь успокоить тремор.

Я вошла в знакомый холл с черным мраморным переливом, и мои воспоминания предательски отбросили меня в тот день, когда мы с подругами праздновали здесь помолвку. Я бесшумно сделала глубокий вдох и уверенно направилась к ресепшену.

Оливия в темных очках была уже у стойки и препиралась с персоналом, отказываясь оплачивать счет за мини-бар и обслуживание в номер, сумма которого превысила в разы стоимость самого проживание.

Чтобы не привлекать внимание людей к нашей небольшой группе, я отвела Оливию чуть поодаль и тихо произнесла, стараясь, чтобы мой голос звучал жестко:

— Если вы сейчас откажетесь оплачивать по счету, то через минуту разразится скандал.

Оливия определенно подшофе лишь улыбнулась — она жаждала эпатажа.

Я вздохнула, понимая, что одна могу не справится и придется звонить Кэтрин. И скорее всего, чтобы избежать скандала, галерея заплатит и вычтет из гонорара Оливии. Но черт. Мне так хотелось решить эту проблему самостоятельно.

— Скандал не того характера, — пошла я в наступление. — Вы действительно хотите, чтобы завтра во всех газетах красовалось фото, где вас пьяную выводят из гостиницы полиция, потому что вы отказались платить по счету? Мелко, не находите?

— А я скажу, что меня обокрала галерея!

— Вы же понимаете, что наши адвокаты быстро с этим разберутся, — вздохнула я.

— Да плевала я на ваших адвокатов, — и от нее изрядно пахнуло виски.

Я понимала, что у этой женщины какой-то кризис, может быть, личная драма, но такие проблемы в лобби отеля не решались, и мне нужно было вывести ее к машине, желательно, без привлечения внимания.

— Мне звонить в полицию? — и я достала сотовый.

Я блефовала — Кэтрин по головке бы меня не погладила за такой пассаж, и галерее было гораздо выгодней оплатить задолженность, чем трепать свое имя в мелких скандалах.

Но, вероятно, мой решительный вид, а также слова, что эпатаж вышел бы мелким, сработали. Оливия молча поджала губы и пошла к ресепшену.

Я уже было облегченно вздохнула, но мой неудачный день еще не достиг своего дна.

Я отвлеклась на очередную шутку водителя, когда почувствовала знакомый запах духов. Дорогой. Густой. Немного терпкий. Где-то я уже слышала этот аромат. Я резко повернулась, и мое сердце пропустило удар — к ресепшену шла Марта.

"Черт!" — пронеслось в голове, и я, быстро сориентировавшись, резко отвернулась, радуясь, что стояла за водителем и Марта меня видеть сбоку не могла.

— Здравствуйте, мисс Вернер, — услышала я дружелюбный голос второго ресепшиониста.

— Пришлите в мой люкс горничную.

— Хорошо.

Она поблагодарила и, судя по цокоту каблуков, пошла в сторону лифтов.

— Поехали уже, — послышался голос Оливии и я, все еще не чувствуя пол под ногами, машинально кивнула и посмотрела в сторону удаляющейся фигуры.

Марта, в безупречном розовом платье и с такой же безупречной прической, направлялась к общим лифтам. На ходу она привычным жестом поправила волосы, и мое сердце пропустило еще один удар — на ее пальце не было обручального кольца.

Она зашла в кабину с другими гостями отеля, а мой разум, вероятно, чтобы защитить меня от боли, тут же выдал: "Она живет не в пентхаусе Барретта, иначе воспользовалась бы отдельным лифтом".

Но от этой информации легче не становилось — сердце пробивало током. Я знала одно, если она представлялась девичьей фамилией и ходила без кольца, значит она приехала в Сиэтл с одной целью — вернуть Ричарда Барретта и самой вернуться из прошлого в его настоящее.

Уже на выходе из театра, я все еще осматривалась по сторонам, но понимала — Марты здесь не было.

Германия, ХVI век. В средневековом Виттенберге проживает ученый, по имени Фауст. Он терзается мучительными переживаниями о бессмысленно потраченном на науку времени. Он хочет вернуть свою молодость и продает душу дьяволу, который появляется в образе Мефистофеля.

Вечная неумирающая история — Душа и Дьявол. Только у меня все было по-другому. Я отдала душу своему Дьяволу, скормила ему свое сердце и не требовала никаких наград или компенсаций.

Прошло два с половиной месяца после нашей с Мартой встречи, я уже начала свыкаться с мыслью, что Марта в Сиэтле, что она с Барреттом на связи, и только один Бог знал, в каких она с ним отношениях.

"Отпусти их", — говорила я каждый раз, как только мысли накатывали новой волной, и мне даже казалось, что у меня получается — после встречи с Мартой я вновь вошла в повседневное русло.

Вчера был День Рождения мужчины, Ребром которого я все еще была. Вернее, всегда оставалась. Он прошел как-то тихо, на удивление спокойно. Но на сердце было тревожно. Я не любила такую тишину — она напоминала затишье перед бурей.

И буря пришла вечером следующего дня. День не предвещал никаких сюрпризов, он начинался как обычно. Серое осеннее утро. Чашка горячего кофе с корицей. Тигр на подоконнике. Теплый плащ и зонтик.

На работе меня ждало много работы, рутина, но я не жаловалась — так я отвлекалась от грустных мыслей. Раньше, до приезда Марты, просмотр сиэтлской светской хроники для меня всегда был болезненным. Каждый раз, открывая ту или иную статью о благотворительных или светских мероприятиях в Сиэтле и Нью-Йорке, где участвовала наша галерея, я с замиранием сердца боялась увидеть там Барретта с сестрами Романофф. Но на мое счастье мне на глаза не попадалось ни одного совместного снимка Барретта с кем бы то ни было. После приезда Марты моя паранойя усилилась в разы по понятной причине, и просмотр светской хроники превратился для меня в процесс обезвреживания минного поля. Я осознавала, что Барретт никогда не был монахом, и у него могли быть женщины, но отсутствие совместных фото, которые послужили бы официальном подтверждением того, что он не один, успокаивало и без того рваное сердце.

Прокрутив до конца статью о благотворительном аукционе, прошедшем в Лос-Анджелесе, где участвовали и наши картины, я обнаружила несколько баннеров со следующими новостями подобной тематики и, не задумываясь, продолжила исследования калифорнийской светской хроники — можно было вычитать что-нибудь полезное для нашей галереи.

Второго ноября в Лос-Анджелесе состоялся благотворительный вечер в пользу международного Красного Креста. И далее шли фотографии участников и гостей мероприятия с подписями.

Все произошло неожиданно — как выстрел в упор. На фото стояли Барретт и Марта.

Ричард совсем не изменился. Может, только его лицо было слегка уставшим — он всегда много работал. Но Марта…

Нет, в ее взгляде не прослеживалось торжество соперницы или королевы. Напротив. Марту было не узнать. В ее взгляде я не уловила и остатка от той прежней амбициозной женщины. Казалось, что попав в биополе Барретта, она полностью сменила лицо. Она стояла чуть позади Барретта, прижавшись к его плечу, и улыбалась. Она улыбалась, как счастливая женщина.

Я опустила взгляд на подпись. Мистер Ричард Барретт со своей очаровательной спутницей мисс Мартой Вернер. По словам мисс Вернер они недавно приехали из Киля (Германия) и были рады посетить вечер.

"Недавно приехали из Киля", — вновь прочитала я, и пальцы непроизвольно набрали в поисковой строке ключевые фразы на немецком. Браузер вывел на экран несколько статей месячной давности, и вот оно, фото — какое-то благотворительное мероприятие в Гамбурге, на котором они тоже вместе.

Руки тряслись, горло сдавило спазмом, я смотрела на фото и понимала — это конец.

Только сейчас я осознала, почему сравнительно спокойно принимала разлуку с Барреттом — за этот год я не видела его ни с одной женщиной. Сейчас, рассматривая их совместные фото, я до конца осознала, что мой разум сыграл со мной злую шутку — пытаясь защитить меня от боли, он давал мне иллюзорную веру, что у Барретта нет серьезных отношений. Мой разум блокировал мысли "с кем Барретт", давал ложную надежду "у него никого нет", и я, сама того не контролируя, держалась за эту веру, как утопающий за соломинку. Сейчас, изучая счастливое лицо Марты, я понимала, что это смерть той части меня, которая считалась Ребром.

В висках пульсировало болью, кровь, как сумасшедшая, неслась по артериям, в ушах шумело, и я физически чувствовала боль — Ребро, Его Ребро, крошилось на мелкие осколки.

— Лили, зайди в кабинет, — сквозь хруст кости услышала я голос Кэтрин где-то на краю сознания.

Я, все еще плохо соображая, закрыла ссылку, взяла похолодевшими руками планшет и, преодолевая дрожь в ногах, пошла в кабинет начальницы.

Шаг. Еще шаг. Зашла в кабинет. Уперлась в косяк двери. Мне нужно дойти до стула. Но… в глазах побелело, лоб покрылся испариной и, прежде чем отключиться, я сползла по стене на пол.

— Лили, очнись, — меня кто-то хлопал по щекам, а на лбу я почувствовала влажный компресс.

Открыв глаза, я поняла, что лежу на диване у Кэтрин в кабинете, та стояла рядом, склонившись надо мной. Поодаль я увидела встревоженную Молли со стаканом воды в руке.

Я быстро села и вновь почувствовала головокружение.