Представив Макартура в Опере я громко усмехнулась, а Барретт слегка сжал мое полупопие, что означало — я должна объяснить причину моего смеха.

— Макартур и Венская Опера… Это должно быть интересно… — пояснила я.

На это Барретт ничего не ответил, а я, вновь повернувшись к камину, погрузилась в мысли, вспоминая встречу с боевыми товарищами Ричарда. Перед глазами опять встала фотография четверых знакомых уже мужчин и Уилла.

Я аккуратно повернула голову и украдкой посмотрела на Барретта — сейчас, когда Ричард отдыхал, тем более после моего знакомства с его товарищами по оружию, я увидела окно для разговора о благотворительном фонде.

— Можно я задам один вопрос? — шепотом начала я.

Барретт кивнул, так и не открывая глаз, а я, сконцентрировавшись на основной мысли, продолжила:

— На Косатке у меня был очень интересный разговор с миссис Чанвит, которая посоветовала мне заняться благотворительностью с твоим финансированием.

— Знаю, — тихо произнес он, и я, уже немного изучив своего мужчину, была не удивлена.

— Я не очень хорошо пока разбираюсь в благотворительных фондах и их структуре, — продолжила я, — но если ты не против, я бы занялась этим вопросом вплотную и открыла фонд для помощи семьям погибших военных.

— У меня уже есть фонд помощи военным, инвалидам и семьям погибших, — все тем же тоном ответил он, не открывая глаз. — Не вижу смысла открывать еще один.

— Кто им занимается? — резко привстав на локтях, спросила я.

— Жена Сандерса, Лесли.

— Можно я тоже буду помогать с фондом? Уверена, помощь в таких делах никогда не лишняя, — воодушевилась я. — Миссис Сандерс могла бы ввести меня в курс дела после моего приезда из Германии.

Барретт коротко кивнул, но тут же добавил:

— Только не в ущерб учебе.

— Хорошо, я обещаю, что везде буду успевать, — серьезно ответила я.

На это он ничего не ответил, а я, счастливая и довольная благополучным разрешением проблемы, опять повернула голову к камину.

Потеревшись о бедро своего мужчины щекой в знак благодарности, я поцеловала жесткую мышцу, ощущая губами шелковую поросль.

Внезапно я почувствовала плечом, как член Барретта отреагировал на мою ласку и отстранилась, выпалив "прости", не уверенная, что релаксирующему Ричарду нужно сейчас именно это. Но он вновь сжал мое полупопие, показывая, что я сделала что-то вопреки его воле, и я, улыбнувшись, опять прильнула к нему, нежно целуя его бедро.

Как ни странно Барретт более никак не отреагировал, но его нарастающее возбуждение говорило само за себя.

Аккуратно сдвинув черное полотенце с его бедер, я посмотрела на Барретта, — он по-прежнему отдыхал, не открывая глаз, и, судя по всему, не возражал, а я улыбнувшись, опустила глаза и провела пальцем по его возбуждению. Это было завораживающим зрелищем: наблюдать, как его член, просыпаясь от моих нежных прикосновений, наполнялся силой и приобретал по-мужски красивые идеальные контуры. Это было завораживающим ощущением: чувствовать, как его член, налившись свинцом, рвался в бой, и, будучи во всеоружии, будил мое женское сексуальное начало — сейчас мой мужчина порождал во мне ту внутреннюю раскрепощенность без границ и стеснения, ту всеобъемлющую готовность укутать его своей нежностью и подарить ему всю себя без остатка.

Барретт по-прежнему отдыхал, не открывая глаз, и внезапно я поняла, что сейчас он отдает инициативу в мои руки и ждет от меня активности, сам пребывая в состоянии релакса после тренировки. Понимая своего мужчину без слов, я скинула халат и, оседлав его ноги, медленно начала подтягиваться к нему. Прокладывая себе путь из нежных поцелуев, сначала по бедрам, затем по эрегированному члену, я провела языком по дорожке из волос, стремившейся вниз от пупка к паху. Не забыла я уделить внимание и его шраму на животе, а подтянувшись вверх, прошлась по его мускулистой груди, щекоча носом его соски. Я ласкала его нежно и аккуратно, стараясь не нарушать успокоенности Хищника. Наконец, поцеловав кадык, я прильнула сначала к колючему подбородку, а затем лизнула его жесткие губы, пытаясь проникнуть языком в его рот. Он тут же жестко всосал мой язык, и я почувствовала его пальцы на своем клиторе, а затем и глубоко внутри себя, проверяющие мое возбуждение.

— Милый, я готова, — тихо прошептала я, накрывая его ладонь своею и, вновь взяв инициативу на себя, медленно начала опускаться на его член, обволакивая его своим лоном.

Я была не опытна в роли активной стороны в наших сексуальных отношениях, но уже совсем не комплексовала по этому поводу — сейчас я знала наверняка, мой опыт был не главным в этом сакральном соитии — сейчас он впитывал в себя мою ласку, которую я щедро дарила ему, сейчас я занималась любовью со своим мужчиной по-женски, мягко и аккуратно, обволакивая его своей нежной энергетикой, и он не возражал — он отпустил меня на время в свободное плаванье, лишь иногда корректируя мой курс и размеренную скорость.

Почувствовав вновь его пальцы на своем лоне, я тихо вздохнула, ощущая, как резко подступает волна внешнего оргазма, и, стиснув зубы, быстро и бурно кончила клитором ему на ладонь, сжимаясь на его члене. Он на время остановил меня, то ли давая мне выйти из этого подпространства, то ли сам желая почувствовать мою пульсацию, но внезапно он протянул руку к моей шее и, плотно сжав мое горло пальцами, тихо прошептал:

— А теперь жестче. Ты умеешь кончать по-другому.

Я кивнула, понимая, что он имеет в виду другой оргазм, внутренний и очень сильный, и, ухватившись за его предплечье руками, словно за остов, начала наш ритуал сначала медленно, а затем, набирая темп. Прислушавшись к ощущениям и чувствуя его член глубоко внутри, я уже понимала по завязывающемуся в животе узлу, какой угол мне принять, и как двигать попой, чтобы удержать, не упустить этот сладкий момент нарастающего экстаза где-то глубоко внутри. Мне очень нравилось, что я насаживалась на него глубоко, так я ощущала нашу целостность, — Он заполнял собой каждую пору моего естества, приближая меня к пику. Вцепившись пальцами в его кожу, чувствуя жжение в коленях от трения, я вдавливалась в него что было силы, желая быть полностью захваченной им изнутри.

Барретт, сжимая одной рукой мою талию, помогал мне не сбиться с темпа, и я чувствовала по нарастающей силе его толчков и напряженности его налившегося до максимума члена, что он на пределе и ждет меня.

— Скоро, Любимый, — задыхаясь, тихо прошептала я и, закрыв глаза, отпустила сознание.

Где-то на краю реальности я почувствовала на затылке его ладонь, и в следующую секунду он резко прижал меня лицом к себе, обхватывая рукой мою спину и задавая жесткий ритм.

И вот уже внутри меня тлеет огонь, который разжигает мой мужчина, — тонкой искоркой он завоевывает каждый мой атом, создавая горячие очаги на теле. Обжигающей лавой он проникает глубоко в мышцы и кости, воспламеняя их изнутри, отчего моя кровь закипает. Его ладони, словно языки пламени обдают жаром, плавя мой затылок и позвоночник, Его член, словно раскаленный тотем, превращает мой живот в огненный сгусток, Его стальная энергетика целиком замораживает мое сознание до ощущения полного апокалипсиса с одной единственной уцелевшей мыслью — слиться с Ним воедино и насытится Им сполна.

Глубокий вдох… Волна судорог… Мой крик, пробивающий сознание… И я падаю в безду, взлетаю в небеса, ощущаю кровавый огонь по венам, слышу, как Он рычит зверем и кончает, пульсируя мощной струей.

Я вздохнула и, обволакивая его, ушла в наше с ним подпространство, где не существовало ни времени, ни измерения, ни законов физики.

Глава 19

Проснулась я от шума стучавшего в окна дождя. Я лежала на спине, Барретт мирно спал, придавив массивной рукой мою грудь, а в алькове по-прежнему горел камин. Мне что-то снилось, не помню что, но я уже чувствовала это ранее — неуютное, безысходное, выбивавшее меня из состояния счастья и гармонии. Я попыталась зафиксировать сон, но как только я открыла глаза, воспоминания, подобно туману, погоняемому холодным ветром, рассеялись, оставляя на душе неприятный осадок, и как я не старалась ухватить за хвост шлейф образов, сотканных из дымки, он проходил сквозь пальцы и тут же растворялся в воздухе.

Я прислушалась к дождю, к порывам ветра и неуютно поежилась — с той злополучной ночи покушения я перестала любить дожди, они мне напоминали о разлуке. Я глубоко вздохнула, приподнимая грудью руку Барретта, на что он тут же отреагировал и открыл глаза.

— Прости, Любимый, я разбудила тебя, — тихо прошептала я, рассматривая его родные черты.

Он ничего не сказал, лишь повернулся на спину и, откинувшись на подушках, опять закрыл глаза, а я, лишившись его тепла, прильнула щекой к его бицепсу, крепко обвивая его торс ногой и рукой, будто боясь потерять вновь, и тихонько вздохнула, пытаясь в очередной раз отогнать от себя ночное наваждение, навеянное осенним ненастьем.

— Почему не спишь? — внезапно спросил он, не меняя положения.

— Мне что-то приснилось… — тихо призналась я, — что-то неуютное, навеянное дождем. Будто что-то должно случиться…

— Сон — переработка информации подсознанием, ничего более.

— Да, переработка информации подсознанием… — согласилась я, повторяя его формулировку, и, вздохнув в очередной раз, продолжила: — Наверное, это все из-за дождя. Я перестала любить дождь. Особенно ночной. Каждый раз, когда он идет… — и я остановилась, подбирая слова, — я чувствую, будто теряю тебя снова и снова, как тогда… на дороге…

— После Германии надо тебя записать к психоаналитику, — произнес он так, будто взял на заметку.

— Нет, не надо, — тихо запротестовала я, поднимая голову. — Я знаю причины своего состояния. Это всего лишь эмоции… воспоминания. Со временем они выцветут… поблекнут… и сотрутся из моего сознания.