Операционная… гинекологическое кресло-стол… массивная яркая лампа… женщины в масках… вопросы анестезиолога… инъекция в вену… меня попросили посчитать от десяти до нуля…

Девять… восемь… семь… шесть… пять… пустота…

— Мама? Как ты сюда попала? — удивилась я, разглядывая ее небольшую фигурку в красивом летнем платье из легкого воздушного шелка голубого цвета.

Она сидела на кровати рядом со мной, в моей спальне в резиденции Барретта, и улыбалась мне.

На мой вопрос мама ничего не сказала, лишь приставила указательный палец к губам, показывая, чтобы я молчала, и, внезапно встав, прошла к двери. Я сидела на кровати и улыбалась — мне было уютно и совсем не хотелось никуда идти, но видя, как мама, открыв дверь, поманила рукой, я встала и направилась следом за ней. Мама спускалась вниз, и ее платье из нежного шелка развевалось в разные стороны воздушными волнами. Зайдя в гостиную, она подошла к стеклянным блокам, надавила на один из них миниатюрной ладошкой, и стекло, словно дверь, открылось, давая нам проход. В комнату тут же ворвался свежий морской ветер, всколыхнув с новой силой ее платье и темные густые волосы, которые тяжелыми волнами ниспадали до самой поясницы. Я остановилась по центру гостиной, не зная, что предпринять. Но мама повернулась ко мне и вновь жестом позвала меня вслед за собой, выходя за пределы дома. Я посмотрела на небо: там было солнечно и ясно. Я улыбнулась и, не раздумывая, шагнула за стеклянную перегородку, выходя в парк резиденции. Я почувствовала босыми ногами мягкую влажную траву и теплые плиты дорожки, которая вела к массивной каменной стене, увитой красивым зеленым плющом. Мама шла чуть впереди, и я чувствовала запах ее волос, немного напоминавший сирень с оттенками меда. Чем дальше я уходила от резиденции, тем чаще я оглядывалась по сторонам: здесь было уютно, но немного прохладно, и я поежилась от озноба. Посмотрев вверх, я отметила, что солнце скрылось за плотными непрозрачными облаками, и стало пасмурно. Но мама продолжала свой путь к наружной стене, иногда оглядываясь и проверяя, иду ли я за ней. С ее лица уже сошла улыбка, и вид у нее был немного грустный и встревоженный. Дойдя до каменной ограды, я ощутила порыв холодного ветра и, вновь бросив взгляд вверх, с удивлением обнаружила, что все небо заволокло тяжелыми тучами, и начал накрапывать небольшой дождь.

Мама надавила на нишу в стене, спрятанную за плющом, и она открылась, давая нам возможность выйти. Неуверенно остановившись, я рассматривала свободный выход, но мама смело шагнула за пределы крепости и поманила меня за собой, будто что-то хотела показать. Я шагнула через невидимый порог, и меня обдало холодным ветром. На улице стало совсем пасмурно, и начался сильный косой дождь, который больно хлестал меня по коже. Мне уже не хотелось идти дальше, к пляжу, я хотела вернуться в тихую уютную резиденцию и опять ощутить босыми ступнями мягкую траву и теплые мраморные плиты. Но мама была непреклонна. Обернувшись, она смотрела на меня тревожным и совсем невеселым взглядом, но продолжала идти вперед, к морю. Чем дальше мы отходили от резиденции, тем сильнее меня хлестал дождь, и подгонял ветер. Мамино нежное воздушное платье превратилось в сплошную мокрую тряпку и обвисло на ее тоненькой фигуре тяжелыми уродливыми лохмотьями. Мне уже было трудно идти, ноги увязали по щиколотку в холодном мокром песке. Преодолевая ветер и дождь, я пыталась остановить маму, крича ей вслед, но она меня не слышала, продолжая свой путь вперед. Вокруг стало совсем темно, небо покрылось темно-серыми сгустками туч, и я уже плохо видела мамино голубое платье в этих сумерках. А впереди бушевала стихия. Океан вздымался девятым валом и разбивался о берег с мощным грохотом. Волны бурлили, с шипением откатывались назад, собирая всю свою силу, вновь поднимались и летели вниз, разбрызгивая белую соленую пену. Я с трудом побежала за мамой, боясь, что она сейчас подойдет так близко к морю, что ее засосет в бездну, но мама остановилась сама на краю прибоя и развернулась ко мне лицом. Я была в нескольких ярдах от мамы, но мне трудно было разглядеть ее. Внезапно громыхнуло, и в следующую секунду все небо пронзила ярко-фиолетовая молния, освещая мамино лицо — оно было несчастным. Я хотела подбежать к ней, обнять и успокоить, но она вытянула руку вперед, останавливая меня, и четко произнесла, словно я слышала этот голос у себя в голове:

— Тебе сюда нельзя.

— Мама, не стой там, тебя сейчас затянет! — выкрикнула я и, протянув руку, сделала еще один шаг навстречу ей, собираясь оттащить ее от бурлящей стихии.

Но она отрицательно покачала головой и четко произнесла:

— Ты не должна быть рядом с ним.

Не успела я ринуться вперед, как позади мамы вздыбилась огромная, цвета темного сапфира, волна и поглотила ее с головой, унося в бушующую бездну. Я закричала, что было сил "Мама! Нет!" и резко открыла глаза.

Голова кружилась, перед глазами плыли красные пятна, и откуда-то издалека доносился какой-то электронный писк. Сконцентрировав внимание, я разглядела больничную палату без окон, белые стены и пустое белое кожаное кресло. В моей руке торчала все та же игла, от которой по предплечью расплывался синяк, капельница бесшумно отсчитывала и подавала раствор в мою вену, а кардиомонитор отображал показатели моего состояния. Пошевелившись, я почувствовала в низу живота холод и, машинально опустив свободную руку вниз, наткнулась на холодный мягкий пакет.

Как только пальцы почувствовали лед, память обрушилась на меня чернотой реальности, и я с силой закрыла глаза, пытаясь преодолеть боль в груди от невосполнимой потери. Сердце застучало, виски сдавило тисками, и я непроизвольно громко выдохнула. Прибор тут же вновь запульсировал неприятным звуком, и в следующую секунду я почувствовала теплую ладонь на своем лбу. От неожиданности я резко открыла глаза и увидела всю ту же женщину с добрыми глазами, которая с тревогой смотрела на меня.

Она мне улыбнулась и в уголках ее глаз лучиками разошлись морщинки.

— Лили, ты меня слышишь? — тихо спросила она, и я кивнула. — Я помощница доктора Митчелла. Помнишь меня? Меня зовут миссис Хоуп. Эльза…

Я вновь кивнула и облизала пересохшие губы.

— У тебя что-то болит?

Я отрицательно покачала головой — мое состояние нельзя было описать, как “что-то болит”.

— Давай я проверю, остановилось ли кровотечение, — тихо произнесла она и, осторожно откинув одеяло, подняла больничную распашонку.

Бросив взгляд на себя, я обнаружила, что была одета, как ребенок, в памперс, и от этого вида зажмурила глаза — меньше всего на свете мне хотелось сейчас видеть и кровь, и себя в таком виде, и свою бледную, почти прозрачную кожу.

— Ну слава Богу, останавливается, — облегченно вымолвила миссис Хоуп, и пока она возвращала прокладку и одеяло на место, я рассматривала белые стены, пытаясь понять, сколько времени я пробыла без сознания. — Как ты себя чувствуешь? — услышала я вопрос и нахмурилась, пытаясь определить свое состояние, но все еще была как в полусне.

Сознание путалось, выдавая лишь куски болезненной информации о том, что я потеряла ребенка, и что на Ричарда было совершено покушение, и не одно.

От этих воспоминаний я вновь часто задышала, сглотнула несуществующую слюну и, собрав силы воедино, прошептала, чувствуя жжение в горле:

— Где Ричард?

Но миссис Коуп лишь отвела глаза и вновь повторила вопрос о моем самочувствии.

— С ним все в порядке? — мой голос звучал хрипло и обрывками.

— Да, он в порядке, — сжала она мою кисть.

Я сфокусировала взгляд на ее лице, пытаясь понять, говорит ли она мне правду или всего лишь успокаивает, но она вновь мне улыбнулась и кивнула.

— Он в порядке, — повторила она уверенным тоном и опять задала вопрос: — Как ты себя чувствуешь?

Рассматривая ее спокойное уверенное лицо, я облегченно выдохнула, поверив ей, и прислушалась к своим ощущениям.

— Слабость…

— Это естественно, — грустно улыбнулась Эльза, — ты потеряла много крови. Голова кружится? Тошнит?

Я вновь кивнула.

— Это ожидаемая реакция на препараты, — подтвердила она. — Вот… если тебя будет тошнить, — Эльза поставила на тумбочку небольшую пластиковую ёмкость и положила на мое плечо полотенце. — Пульт для вызова медсестры встроен в кровать.

Услышав эти слова, я нахмурилась, и мое сердце вновь выдало судорогой боль утраты.

— Не уходите! — сжала я руку Эльзы, не желая оставаться одной в этой белой комнате без окон наедине со своим одиночеством.

— Я не уйду… я здесь… — успокоила она меня, указав на кресло и накрыла ладонью мою руку. — Поспи еще.

Я облегченно вздохнула и прикрыла веки, но вместо сна перед глазами вновь появилась мама в промокшем шелковом платье на краю бездны, в голове зазвучал ее тревожный голос "Ты не должна быть рядом с ним", и я машинально потянула руку к низу живота. “Да, мама, ты была права”.

Горло сдавило спазмом, и живот запульсировал несуществующей болью от пустоты, которая там образовалась. Кто это был — мальчик или девочка? На кого он был похож? Какого цвета у него были глаза и чья улыбка? Мои рука тряслась, глаза жгло, но я не хотела показывать медсестре свои слезы и, лишь отвернув голову, прикусила щеку с такой силой, что ощутила на языке солоноватый привкус крови.

“Нет, не смей думать сейчас об этом”, - сцепив зубы, говорила я себе, но в голове звенело, сердце разрывалась от боли, меня вновь начало тошнить, а мысль о выкидыше вызывала тупую боль в груди, а еще пустоту, мертвенную пустоту, словно у меня вырезали, выскоблили часть сердца, и на этом месте сейчас зияла дыра.

Датчик, который был прикреплен к моему пальцу, сработал на мое учащенное сердцебиение, и прибор запищал.

— Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? — услышала я встревоженный голос миссис Хоуп и попыталась спрятать лицо в волосах, не в состоянии что либо ей сейчас объяснять. — Лили, у тебя боли?