— Что-то опасное? — спросила я, пока гинеколог выдавала мне чистую прокладку и помогала принять горизонтальное положение. Накрыв меня простыней, она перевязала жгутом мою руку, чтобы взять пробу крови.

— Не беспокойтесь, мы со всем справимся, — уклончиво ответила она, оттягивая поршень шприца. — У вас есть аллергия на какие-либо препараты?

— Нет.

— Хорошо. Сейчас я сделаю вам укол, чтобы остановить кровотечение. А также успокоительное. Препараты должны подействовать быстро.

Сделав также забор крови из пальца, она вышла из смотровой, а затем и из кабинета.

Лежа на кушетке в полном одиночестве, я немного успокоилась и почувствовала, как мои веки тяжелеют — успокоительное начало действовать. Но тревога за Ричарда не давала мне отключиться окончательно. Больше всего на свете в этот момент я хотела видеть его, быть уверенной, что с ним все в порядке, но я даже не знала — в больнице ли он или уже уехал. Я вспомнила вооруженную автоматами охрану, бронежилет под его рубашкой, и мое сердце опять сжалось от страха за Него.

Внезапно я услышала, как кто-то вошел в кабинет и послышались тихие шаги по смотровой, вероятно Ричарда. Я хотела повернуться к нему и сказать, что со мной все в порядке, но даже не смогла пошевелиться.

— Спит, — тихо произнес Ричард и плотно закрыл дверь в смотровую, оставляя меня в одиночестве.

— Лидия ей ввела успокоительное, — это был доктор Митчелл.

— Она в порядке?

— Надеюсь… Лидия с Эльзой пролетели мимо меня в лабораторию.

— Сколько потребуется времени, чтобы забрать ее отсюда?

— Ричард, не знаю. Дицинон или другой препарат должен быстро остановить кровотечение. Сейчас Лидия нам скажет, в чем причины, и тогда будет ясно.

— Я не могу оставить ее здесь надолго. Велика вероятность ее похищения.

ЗАЧЕМ МЕНЯ ПОХИЩАТЬ?!

— Ты уверен, что за ней следили до клуба?

— Да. Ей сели на хвост и вышли на контакт сразу после первого покушения.

ГОСПОДИ! НА РИЧАРДА ПОКУШАЛИСЬ!

И что значит “Первое”? Были еще попытки?!!

И кто это со мной вышел на контакт? Какой “хвост” он имел в виду?

Преодолевая сонливость, я нахмурилась и тут меня осенило — ИТАН! Он мне сразу показался более опытным и выбивавшимся из разряда “университетских парней”. Как он удачно появился на вечеринке у Майкла, затем на выставке, и с каким энтузиазмом принял приглашение пойти в клуб, чтобы ближе “познакомиться” со мной. Или наоборот, Итан и был той незримой охраной, а вот игрок РАЙАН мог оказаться “хвостом”?! Ведь это была его инициатива пойти в клуб! И в Вегасе он так удачно появился.

— Почему ты ее сразу не изолировал, как только узнал, что за ней идет слежка?

— Они бы поняли, что я их вычислил. Я приставил к ней скрытую охрану и держался на расстоянии. Но когда она поехала в мой клуб с “хвостом”, стало ясно, что ее надо забирать.

— Понятно. Они могли решить, что ты специально “вел” ее в свой клуб, и быстро начали действовать. Хорошо, что до клуба доехала.

— Дуглас с ребятами был наготове.

— Что с ее отцом? — услышала я Генри и перестала дышать.

— За ним присматривают на всякий случай. Но там все тихо.

“Господи, даже за отцом присматривают”, - и я облегченно вздохнула.

— Может лучше было отправить ее подальше куда-нибудь в Европу, в ту же тихую Швейцарию, якобы от Университета, по обмену студентами? — между тем продолжал Генри.

— Не было смысла — “хвост” последовал бы за ней. К тому же ситуацию на большом расстоянии сложнее держать на контроле.

— Да, — согласился доктор Митчелл, — на чужой территории ее легче выкрасть или держать под прицелом с целью шантажа. На данный момент надежнее ее держать в Штатах, пока ты не решишь проблему.

— Надежнее ее держать в резиденции, — недовольно произнес Барретт. — Отдай мне Эльзу и Лидию на пару недель. Все необходимое оборудование, если потребуется, я перевезу к себе.

— Знаю, что твоя резиденция напоминает Форт-Нокс, и это самое безопасное место, но надо дождаться результатов анализов, — уклончиво ответил доктор. — Понимаю, больница не самый надежный тыл в подобной ситуации, но женский организм — вещь непредсказуемая.

— Блядь, не начинай. У меня все планы летят к черту с этим непредсказуемым женским организмом, — то ли устало, то ли недовольно ответил Барретт.

— Я одного не пойму, почему ты ей до сих пор ничего не сказал? Понимаю, все держится в секрете от прессы, но твоей Девочки это тоже касается…

— Ей не надо об этом знать.

— Не спорю, ситуация сложная, и тут неизвестно, что лучше, — сказать правду или утаить. Покушения на тебя, а также мысль, что ей грозит похищение и она окажется предметом шантажа, может подорвать ее психическое здоровье. Но если ты не сказал ей хоть часть правды, не обосновал никак своих поступков, забирая ее из клуба, она будет считать твой дом клеткой, а тебя тюремщиком.

— Все верно. Так и должно быть, — без тени эмоций констатировал Барретт.

— Ричард, эта девочка любит тебя. И я вижу, что она готова простить тебе многое и выдержать многое, в том числе и твой жесткий эгоистичный характер. Но если ты будешь продолжать в том же духе, ты сломаешь все то хорошее, что она к тебе испытывает.

— Это входило в мои планы, — спокойно резюмировал Барретт.

— Я не понимаю, зачем ты это делаешь…

“Зачем?!” — эхом повторила я за доктором Митчеллом, но прежде чем успела что-либо предположить, в кабинет вошли миссис Фриман и Эльза.

— Анализы готовы, — сообщила гинеколог.

Глава 28

— Коагулограмма выявила тромбоцитопению — низкий уровень тромбоцитов в крови, а следовательно повышенную кровоточивость и плохую свертываемость крови.

— Чем это вызвано? — услышала я спокойный, но жесткий голос Барретта.

— Скорей всего гормональным сбоем в связи с беременностью.

ГОСПОДИ! Я БЕРЕМЕННА!

— Но, к сожалению, неудачной. Сейчас она на стадии аборта в ходу, плод спасти не удалось… Мне жаль… — тихо произнесла миссис Фриман. — Плодное яйцо выходит по частям и необходимо выскабливание… Я приостановила кровотечение, предупредила анестезиолога и готовлю операционную… Сейчас я ей введу…

Шум в ушах.

Вдох.

Судорга.

И меня накрыла волна ужаса! Я зажала рукой рот, чтобы не закричать.

Я НЕ УБЕРЕГЛА РЕБЕНКА!

В голове зазвенело, перед глазами пошли пятна, сердце бешено забилось, и казалось, что оно сейчас прорвет грудную клетку. Передо мной встала мама вся в крови, я словно опять попала в детство, в тот страшный черный день, который я заблокировала в своей памяти и запретила себе думать об этом ужасе. Но сейчас, в этой комнате, рядом с гинекологическим креслом, после приговора врача "плод спасти не удалось… необходимо выскабливание… кровотечение… операционная…", память прорвалась через все мои блоки грязевой селью, и меня накрыло вязкой волной липкой паники и холода, к горлу подступил ком, живот скрутило от резкой боли, и меня начало рвать прямо на пол. Первой влетела в смотровую миссис Хоуп. Она подбежала ко мне и приобняла за плечи, чтобы я не упала. Следом я увидела руки миссис Фриман, какую-то емкость и полотенце.

Когда меня полностью вывернуло наизнанку, Лидия протянула мне стакан воды. Меня пробивала дрожь то ли от слабости, то ли от потрясения, то ли от успокоительного, пальцы дрожали, вода выплескивалась, горло горело, и я была благодарна этой женщине в халате, что она была рядом, придерживала мои волосы и фиксировала плечо.

Наконец, я закашлялась и опустила голову на кушетку. Мне вновь подносили воду, но я мотала головой, и отворачивалась от нового приступа тошноты — мне чудился запах гнили.

Мой больничный халат и волосы пропитались липким холодным потом, и все, что я сейчас осязала — это вязкий кокон смерти.

— Все будет хорошо, моя хорошая, — услышала я тихий голос миссис Хоуп, — все будет хорошо….

Я хотела открыть глаза и возразить, сказать, что у моей мамы не получилось… и после этого уже ничего хорошего не было, но слова застревали где-то в горле, и я лишь сделала слабую попытку отвернуться к стене.

Все остальное мой мозг фиксировал смутно. Помню, как меня начали готовить к операции и все, что я чувствовала — быстрые проворные руки профессионалов. Мне ставили капельницу, перекладывали на каталку, переговаривались короткими фразами, разобрать которые я не могла. Наконец, меня вывезли в коридор, и я внезапно увидела Ричарда — он стоял у стены и тихо разговаривал по телефону. Помню, что хотела ему что-то сказать, но грудь сковало, звуки застряли в горле, а язык прилип к нёбу. Я сфокусировала взгляд, и в этот момент для меня не существовало более ничего в мире — лишь его лицо, четко прочерченное в размытом объективе реальности. Я вглядывалась в его серые глаза, стараясь разглядеть в них квант тепла, но попытки мои были тщетны. Он молча смотрел на меня — смотрел спокойно и безучастно. Я едва заметно кивнула и, закрыв глаза, отвернулась — я поняла, что он хотел мне сказать: мои чувства — это мои проблемы.

Он никогда ко мне ничего не испытывал, а теперь и подавно — зачем ему бракованная женщина, которая и ребенка выносить не может. На душе было пусто, и мне вдруг стало безразлично, что со мной будет. Ушли паника и страх, на смену им пришли апатия, обволакивающая меня своим холодными тисками, словно саваном, и гулкое равнодушие ко всему происходящему.

Меня везли на каталке, рука ныла от иглы капельницы, по виску текла слеза, и мне казалось, что все случившееся происходило не со мной, а с моей копией в безжалостной параллельной реальности, я будто пребывала в каком-то жестоком зазеркалье, которое я рассматривала со стороны.

Колесико каталки почему-то поскрипывало… мелькали люминесцентные лампы одна за другой… Одна за другой… Одна за другой…