Но как оказалось этот странный день, который начался так жестко с урезания моей свободы, все еще продолжался.

Через пару часов после обеда в мою комнату, как обычно без стука и предупреждения, зашел Барретт. Убедившись, что я так и не переоделась, он молча направился в гардеробную, и не успела я отреагировать, как он уже выходил, небрежно сжимая в руке комбинезон и белье от Клаудии Бонне.

Я тут же напряглась, понимая, что меня сейчас будут насильно одевать, но как только Барретт приблизился, я внезапно увидела, что белье отличалось от первоначального варианта — на красивой этикетке, которая развевалась белым листочком на шелковой ленте, было вытеснено LA PERLA.

Бросив вещи на постель, Барретт подхватил меня под мышки и, сев на кровать, поставил перед собой, плотно фиксируя мои бедра стальными коленями.

Сняв с меня халат, он взял бюстгальтер нежно-голубого цвета из тонкого кружева и, оторвав ярлык, поднес ко мне.

— Руки, — скомандовал он.

Облегченно вздохнув от того, что мне не придется носить белье ненавистной мне фирмы, я вытянула руки, а он четкими движениями, будто собирая свой армейский автомат, надел на меня бюстгальтер и легко застегнул его на спине.

— Это другое белье, — тихо произнесла я.

Он никак не отреагировал и, лишь взяв голубые трусики из того же кружева, немного наклонился, отдавая очередной приказ:

— Ногу.

Я без возражений выполнила его распоряжение и, пока Барретт методично натягивал на меня белье, тихо произнесла:

— Спасибо.

— Не обольщайся, — бросил он короткий взгляд на мое лицо. — Это выбор байера. Мне все равно.

Я взглянула в его глаза, пытаясь рассмотреть в них истину, но наткнувшись на равнодушную стену, мысленно кивнула “да, обольщаться не стоило, байер просто подобрала более подходящее по стилю белье к вещам от Chanel”, а Барретт между тем, перевел взгляд на одежду, собираясь продолжить “сборку своего автомата”.

Его лицо было так близко от моего, что я чувствовала аромат дорогого парфюма, смешанный с мужским запахом, отчего мне вновь казалось, что я попала в одно с ним пространство, несмотря на его отстраненность. Я украдкой рассматривала родные черты, и мне хотелось прикоснуться к ним губами — поцеловать его лоб у переносицы и разгладить ту небольшую складку, которая всегда появлялась, когда он хмурился, пройтись кончиками пальцев по его густым бровям, повторяя их контур и ощутить своей щекой его щетину, которая появлялась уже через несколько часов после бритья, покалывая кожу. Но отгоняя очередной морок иллюзии, я лишь опустила глаза, ругая себя за то, что вновь желала приласкать своего Хищника, забывая, что в нем нет любви, и мои чувства ему не нужны. Все, что ему было нужно, — лично проконтролировать, что строптивая собственность, коей он меня считал, переодета в новые вещи.

Тем временем он взял с постели белую блузку от Chanel, которая шла в комплекте с рядом лежащим комбинезоном, и, уверенно надев ее на меня, быстро застегнул все до единой маленькие пуговицы от горла до основания. Я в очередной раз отметила, что все его действия были точными, ни единого лишнего движения или эмоции, и в этот момент мне казалось, что он одевал не меня — живую женщину, а куклу.

Чтобы не упасть, пока Барретт натягивал на меня поочередно левую и правую штанины комбинезона, я инстинктивно уперлась в его плечи ладонями, чувствуя через ткань его футболки, как перекатываются стальные мышцы.

Он резко дернул вверх немного свободные джинсы, и меня оторвало от пола на пару секунд. Застегнув по бокам комбинезона пуговицы и подтянув до самого верха джинсовые лямки на плечах, он тем самым завершил сборку своего автомата и, встав, молча вышел из спальни.

Больше в этот день я Барретта не видела. Практически весь день он проработал в кабинете, и лишь иногда я слышала его голос в холле — он разговаривал по телефону или переходил на тайский с Латом. А вечером, готовя себе кофе на кухне, я услышала как в вестибюле послышались его негромкие уверенные шаги, звук лифта, и мраморный дворец вновь остался без своего хозяина.

Перед сном, зайдя в гардеробную, я поймала себя на мысли, что внимательно рассматриваю и шелковую пижаму с красивыми узорными вставками небесного цвета, и изысканную ночную рубашку, инкрустированную по лифу и по низу шелковым плетением, словно макраме, и белый атласный с кружевом халат. Все белье La Perla в корне отличалось по стилю от бренда "провокатора моей ревности" — оно было… невинным…

Ночью зарядил дождь и, как я ни старалась, не могла уснуть, то ли от шума непогоды за стеклянной панелью, то ли от неопределенности, которая мне была уготована Барреттом на этой неделе. Не найдя на тумбочке книгу арабских сказок, я вспомнила, что оставила ее на кухне, ужиная в одиночестве, и решила спуститься за ней.

Укутавшись в необъятный халат, я бесшумно вышла в темный, переливающийся дорогим камнем холл, но на середине лестницы внезапно услышала звук открывающегося лифта на этаже гостиной и, резко остановившись, замерла.

— Почему ты все же решил переиграть и встретиться с немцами в “Four Seasons”, а не у себя? — внезапно услышала я голос мужчины, который мне показался знакомым. — Гемора только больше.

— Я решил провести встречу на их территории, — это был голос Барретта, — мне было нужно, чтобы они почувствовали уверенность и расслабились.

— Главное, результат нужный получили, — усмехнулся мужчина.

Понимая, что стала нечаянным свидетелем чужого разговора, я резко развернулась и тихо последовала наверх в свою комнату, пока мужчины, судя по шагам, направлялись в “малую” гостиную.

— Почему именно дойчи? — продолжал незнакомец, пока я осторожно, чтобы меня не услышали, поднималась по лестнице к себе. — Шведы тебе предлагали вариант не хуже… и шли на все твои условия.

— Шведы посговорчивей, но мне нужны были технологии бундесов на “Охотника”, - слышала я удаляющийся голос Барретта.

— Дорого… — скептически возразил собеседник.

— Это стоит тех денег. Дойчи знают толк в подлодках. Мне нужно было совершенство, и я его получил.

Далее разговора я уже не слышала, потому что мужчины скрылись в одном из кабинетов этого мраморного лабиринта, а я, решив более не бродить по гостиной в одном халате, когда в доме были посторонние мужчины, плотно прикрыла дверь своей спальни и вновь легла в постель.

Закрыв глаза, я попыталась уснуть, но из ума не шел голос незнакомца, и я все пыталась вспомнить, где я его уже слышала. Так и не придя к нужному результату, я лишь поуютнее завернулась в мягкое одеяло и очень быстро погрузилась в сон, будто присутствие моего Призрака в доме и его территориальная близость убаюкивали мои тревоги, давая мне некое чувство покоя и умиротворения.

Утром я открыла глаза и, бросив взгляд на пасмурное небо, попыталась понять, который час. На часах не было еще и семи, но не успел мой разум до конца проснуться, как послышались шаги по гулкому мраморному холлу, и через минуту на пороге комнаты появился Барретт. Он был одет в брюки и до совершенства отглаженную рубашку ярко-белого цвета, а в его руках я увидела небольшое черное полотенце, которым он вытирал влажные ладони, вероятно перед завтраком.

— Доброе утро, — тихо поздоровалась я, стесняясь своего растрепанного после сна вида, пока он медленно подходил ко мне.

— Сегодня вечером ты уезжаешь со мной, — проинформировал меня Барретт спокойным тоном, а я, услышав эту новость, окончательно проснулась. — Персонал соберет твои вещи. Пол договорится с университетом и позвонит тебе с инструкциями.

— Куда мы едем? — спросила я, но вместо ответа он внезапно спросил:

— Ты удалила гормональное кольцо?

Я нахмурилась, подсчитывая дни, и понимая, что совсем забыла вытащить кольцо по истечении трех недель, отрицательно покачала головой.

Барретт на мою забывчивость ничего не ответил и, по-хозяйски откинув одеяло, сел на постель и обхватил мои щиколотки.

— Я сама, — запротестовала я, чувствуя, как его уверенная ладонь проникла мне под трусики.

— Лежи смирно, если не хочешь, чтобы я тебя порвал, — недовольно бросил он.

Перестав дышать, я вся сжалась, чувствуя, как его уверенные пальцы по-хозяйски проникли глубоко внутрь и зажмурила глаза, заливаясь краской от стыда.

— Не сжимай ее, — недовольно сказал он, и я почувствовала, как он больно сдавил свободной рукой мою щиколотку, давая понять, что если я буду сопротивляться его рукам, он меня зафиксирует.

Я выдохнула и попыталась расслабиться, а Барретт, наконец вытащив злополучное кольцо, бросил его на постель и, пройдясь по моему лону влажным полотенцем, так же спокойно встал и направился к выходу, вытирая руки о черную махровую ткань.

Выдохнув, я пришла в себя и, выбросив использованный контрацептив, направилась в душ, обдумывая, что следующее кольцо я все же попытаюсь поставить сама, без посторонней помощи.

Как и обещал Барретт, этим же утром, пока я завтракала в гордом одиночестве, размышляя, где я проведу эту неделю моего нового срока заточения, мне позвонил референт Барретта — Пол.

Любезным и до оскомины профессиональным голосом он проинформировал, что мой деканат и профессора предупреждены о моем отсутствии, и все задания, а также материалы, согласно списку моих предметов, которые я выбрала на этот триместр, будут отосланы на мой новый электронный адрес.

Я поблагодарила референта и, положив трубку, облегченно вздохнула — хоть проблема с университетом решилась.

Как ни странно, вопрос с работой пока тоже решался. Но ключевым словом в этой ситуации было “пока”. Мистеру Фингерсу было выгодно на данный момент не нанимать нового сотрудника, а Крису с его новой напарницей были нужны деньги. Но в связи с тем, что у всех вскоре начиналась учеба, такой график работы мог прожить еще от силы пару недель, и я, чтобы не потерять работу, пообещала себе, что больше не поддамся на провокации своей ревности или эмоций.