— Не дыши так часто, — тихо приказал он, одной рукой прощупывая, словно массируя, мой позвоночник и затылок, и я попыталась унять колотившееся сердце и восстановить дыхание, крепко обнимая его за шею.

Мы замерли на середине бассейна, покачиваясь в воде. Барретт глубоко, но ровно дышал, перебирал ногами, удерживая нас на поверхности, и лишь мощные удары его сердца эхом отдавались у меня в груди. Наконец он медленно, словно влекомый течением, поплыл к бортику. Мое сердце нехотя, но все же успокаивало свой ритм, меня бил озноб то ли от холода, то ли от погружения, и на смену эйфории пришла апатия. Молча разжав мои трясущиеся руки, Барретт оторвал меня от своей шеи, отбирая у меня возможность слышать его биение сердца, подхватил меня за талию и усадил на лежавший на бортике бассейна мокрый халат. Просканировав мое лицо, он прощупал мой пульс на запястье и также молча отпустил меня.

Отплыв вдоль бортика на пару ярдов, он ловко выскочил из воды и уверенно направился в гардеробную, демонстрируя свой могучий, словно высеченный из мрамора торс древнегреческого бога Посейдона, а также Орла, который смотрел на меня подозрительно, но спокойно.

Подогнув и обняв свои колени, я пыталась согреться и унять озноб, но получалось плохо, так же как и прийти в себя. Каждый раз этот мужчина умело играл моими чувствами, извлекая их на поверхность, заставляя их переливаться нужными ему цветами и оттенками. Только теперь к моим эмоциям добавилось еще и непонятное состояние, которое вынудило мое сердце биться быстрее. После этого эпизода в бассейне я осознала: несмотря на то, что вся моя жизнь целиком и полностью зависела от этого мужчины, пока я пребывала в темной бездне, я не испытывала ни испуга, ни страха, ни паники. Словно все мои жизненные инстинкты доверились ему, точно зная, как правильно поступить. Словно моя душа, осваиваясь в Его мрачном холодном пространстве, совсем не боялась находиться в пугающем лабиринте его загадочной души.

Тем временем Барретт вышел из раздевалки с обмотанным вокруг бедер маленьким полотенцем и, направляясь к выходу, спокойно произнес, не оборачиваясь:

— Сегодня вечером тебе доставят такую же одежду.

Его тон, его слова словно вывели меня из транса, на меня опять нахлынули воспоминания той ночи, когда он был в казино, перед глазами встала картинка роскошных сестер Романофф в их изысканном белье, и вся моя злость, ревность и гнев вернулись, приводя меня в чувство и избавляя меня от новой иллюзии, которая незаметно закралась в мое сердце.

Я посмотрела исподлобья на его удаляющуюся фигуру и жестко произнесла:

— Ты не заставишь меня носить это чертово белье!

Мои слова эхом разлетелись по бассейну, спина Барретта напряглась, и он остановился.

Глава 26

Барретт медленно начал поворачиваться ко мне, а я, чтобы окончательно расставить все точки над “i”, добавила:

— Я никогда не стану копией твоих девушек Романофф!

Он бросил на меня недовольный взгляд и жестко произнес:

— Включи логику. Зачем мне делать из тебя копию, если есть оригинал, которым я всегда могу воспользоваться.

Я нахмурилась, пытаясь осознать простую логическую цепочку его слов воспаленным сознанием, подпитанным выбросом адреналина в кровь, как внезапно услышала:

— Наказана еще на неделю.

Его спокойный невозмутимый баритон, эхом прокатившийся по бассейну, прозвучал, как приговор, который словно ледяным отрезвляющим потоком обрушился на мою голову.

— Ты не можешь так поступить со мной, — отрицательно качая головой, всматривалась я в его непроницаемое лицо. — У меня на следующей неделе начинается университет, и мне нужно выходить на работу!

— Думай, прежде чем что-то делать. Учись отвечать за свои поступки, — равнодушно ответил он и, развернувшись, направился к выходу.

Еще до конца не осознавая случившееся, я, сжав кулаки, бросила ему в спину:

— Ты не имеешь права! Я всем расскажу, что ты удерживаешь меня здесь силой!

— Телефон у тебя есть, — спокойно ответил он, не оборачиваясь, и вышел за дверь.

Он сказал это так спокойно и уверенно, что у меня ни осталось никаких сомнений — ему были не страшны мои угрозы.

Я подтянула ноги к груди, чтобы согреться, и уткнулась лбом в колени. Почему я могла чувствовать к этому мужчине безграничное доверие, ощущать общий с ним мир, как пять минут назад на глубине бассейна, зная о его деспотизме и жесткости. Как у меня получалось принимать все его темные ипостаси и при этом не испытывать ненависти или недоверия? Не зная ответы на эти вопросы, я вздохнула и, отодвинув эмоции, задумалась, что мне делать в сложившейся ситуации и есть ли у меня выход?

Равно как и неделю назад — выхода я не видела. Если я расскажу все подругам или обращусь сама в полицию — это не решение проблемы, скорее наоборот. Мое имя и репутацию будут трепать на каждом перекрестке, весь университет будет тыкать в меня пальцем, но главное было не это. ОТЕЦ. Если он узнает правду, какой ценой досталась ему работа и решение проблем с домом и банком, — будет гарантированный инфаркт. Я не могла пойти на такой риск — если с отцом что-то случится, я никогда себе этого не прощу. Я уже потеряла маму, и отец — все, что у меня осталось.

Сидя на мокром халате, я начинала чувствовать накатившую на меня волну усталости. Меня било мелкой дрожью, то ли от того, что я вся продрогла, то ли от пережитых ощущений. Поверхность воды была ровной и спокойной, словно пять минут назад здесь и не было бури, словно водная стихия, лишившись души, угомонилась без своего Бога Посейдона и смотрела на меня безразличным холодным оком. Я смотрела на эту бездушную гладь, по которой расползлось белье "от Саши", и понимала всю черную иронию, кривую усмешку Дьявола — это белье и было провокатором моей ревности и злых эмоций.

Умом я понимала, что мне нужно было встать, надеть на себя хоть что-нибудь и уйти в свою комнату, но после выброса адреналина наступила вязкая апатия, и я никак не могла отвести взгляда от дна бассейна, где виднелись утонувшие вещи, будто цветные кляксы, размазанные на темно-синей палитре. Не знаю, сколько прошло времени, но я все же заставила себя подняться и дойти до раздевалки. Без труда найдя халат, я поплотнее в него укуталась и пошла к себе в комнату.

Зайдя в спальню, я устало опустилась на кровать и решила, что все проблемы с работой, университетом и Тигром я буду решать завтра. Сегодня у меня не было никаких сил — ни моральных, ни физических. “Молодец, Харт! — несмотря на усталость, ругала я себя. — Нашла очередную проблему на свою голову. Нет, чтобы промолчать и, наступив на горло ревности и принципам, надеть одежду, так нет, устроила показательные выступления, за которые и продлили срок!”

В половине четвертого того же дня новые вещи в таких же коробках были занесены мне в гардеробную Латом и услужливой Самантой. Среди них были и красные шелковые упаковки, перевязанные бархатными лентами, которые с новой силой начали бередить мою ревность и злость вопреки всем доводам рассудка. И как оперативно сработала Клаудиа Бонне — доставила все за полдня, стоило Барретту щелкнуть пальцами.

— Обед будет готов через пятнадцать минут, — поклонился Лат и вышел из комнаты, пока Саманта, уже не спрашивая меня, аккуратно распаковывала вещи.

Через десять минут она бесшумно исчезла из комнаты вместе с пустыми коробками, а я, подойдя к приоткрытой гардеробной, с треском закрыла дверь, даже не заглянув внутрь, — я осознавала, что могла надеть тот же понравившийся мне сарафан, игнорируя белье от “Саши”, но сейчас меня тошнило от всей этой ситуации. Если я уже получила новый срок, то хоть на обед выйду в халате ему назло. Пусть видит, что я не боюсь его бассейна.

Спускаясь вниз, я услышала голос Барретта в вестибюле — он шел от лифта в зал, разговаривая по телефону. Увидев меня, он бросил взгляд на мой махровый до пят халат, в длинных полах которого я путалась, спускаясь по лестнице, но так ничего и не сказав, пошел в столовую, продолжая разговор по сотовому.

— У меня сегодня в восемь ужин с немцами в "Four Seasons"… Нет. Ситуация изменилась и я переиграл план. Давай отбой своим… Поговорим вечером, после ужина…

Зайдя в столовую, я увидела обедающего Барретта с открытым ноутом, а на противоположном конце стола был сервирован такой же обед для меня.

Барретт вновь прошелся взглядом по моему халату не по размеру, затем просканировал лицо, но, никак не отреагировав, вновь перевел глаза на монитор, а я, сев за стол, приступила к обеду. В столовой слышалась ватная тишина, нарушаемая стуком клавиатуры, я ненавидела этот стол, ненавидела это мясо на тарелке, которым меня кормили три раза в день, аппетита не было, мне хотелось как можно быстрее уйти к себе, поэтому, поводив вилкой по тарелке пять минут, я отодвинула блюдо и уже намеревалась встать, как услышала ровный голос:

— Сядь и доешь. Ты потратила в бассейне много энергии.

— Я не голодна, — холодно ответила я.

— Ты хочешь, чтобы я накормил тебя насильно или через капельницу? — не поднимая глаз от компьютера и одновременно печатая, спросил он.

Я вскинула на него внимательный взгляд — сомнений в том, что он будет насильно меня кормить, если потребуется, у меня не было.

— Я не люблю мясо, — все же зло проговорила я, отстаивая свою свободу, но Барретт проигнорировал мои слова и лишь бросил на меня равнодушный взгляд, делая тем самым последнее предупреждение, прежде чем начать воплощать свой план в действие.

Я содрогнулась при мысли об унизительной картине моего кормления и, с достоинством взяв вилку и нож, заставила себя съесть стейк, думая тем временем, что вся эта еда смотрелась бы гораздо лучше на клавиатуре его дорого ноутбука. Барретт же, завершив обед, захлопнул ноут и покинул столовую, не проронив ни слова.