Я подходила все ближе и ближе, с улыбкой на лице, желая подружиться с этим грациозным Зверем, как вдруг он остановился и посмотрел исподлобья на меня. Было в этих глазах цвета ртути что-то знакомое, и наряду с этим предупреждающе-опасное. Но я, как завороженная и загипнотизированная этим взглядом, шла вперед, желая прикоснутся к густой шерсти Хищника, и верила, что несмотря на его грозный вид, он меня не обидит.

Вплотную приблизившись к Тигру, я бережно, опасаясь спугнуть, дотронулась кончиками пальцев до его жесткого загривка, и меня вновь посетило чувство, будто я уже гладила его, мои пальцы помнили эти ощущения густой жесткой шерсти.

Я осторожно провела рукой вниз и внезапно почувствовала опасность — Хищник грозно зарычал, оголяя страшные клыки, и его рык эхом отозвался по лесу. От этого оскала у меня внутри все похолодело, и я, резко убрав руку, стала медленно отходить назад. Но Хищник, уже разозленный то ли моим прикосновением, то ли желанием подружиться, посмотрел исподлобья на меня, и не успела я опомниться, как он с грозным рыком в прыжке полетел на меня.

— Нееееет! — закричала я, до боли зажмурив глаза, и резко проснулась.

Сердце колотилось о ребра, спина покрылась испариной, руки заледенели, а перед глазами стояла картина хищной морды с оскалом.

Я села на постели, пытаясь отойти от этого странного пугающего сна, а моя интуиция внезапно забила в висках пульсирующей болью “Барретт в резиденции”.

Я ощущала его присутствие, и мне казалось, что я чувствовала передвижения моего призрака — вот он в столовой, а вот он уже направляется на этаж спален. Поэтому когда послышались шаги а затем и голоса — Барретта и Лата, я даже не удивилась.

Они говорили по-тайски, не задумываясь о том, что их могут услышать, и я отчетливо различила, как Барретт произнес мое имя. Он что-то спрашивал обо мне у Лата, и тот ему отвечал.

В холле наступила тишина, и я вновь легла на подушку, пытаясь уснуть, но безуспешно. В голове крутился один вопрос — зачем он спрашивал обо мне.

Дверь отворилась внезапно. Тихо, уверенно и по-хозяйски. Я настолько не ожидала этого позднего визита, что резко села на кровати, пытаясь унять сердцебиение и привыкнуть к вспыхнувшему свету.

Желая защититься от Сероглазого Хищника, я поплотнее укуталась в пижаму, как в броню, но он, вопреки моим ожиданиям, не торопясь направился в гардеробную. Барретт был уже без пиджака и галстука, и я обратила внимание, что по дороге он медленно расстегивал запонки — будто освобождаясь от бизнес-аксессуаров, он переходил в другой режим — расслабляющегося Хищника в своем логове.

Открыв дверь гардеробной, он секунду сканировал пространство, вероятно, оценивая сложенные в угол нераспакованные коробки и разложенные по полкам мои вещи из дома. Так ничего и не сказав, он направился в мою сторону, и я, как никогда, чувствовала себя сейчас в одной клетке с Хищником — спокойным, умиротворенным, но очень опасным. Вспомнив свой сон, я затаила дыхание, будто опасаясь нападения, и еще плотнее прижала колени к груди.

Приближаясь ко мне, он расстегивал пуговицу за пуговицей своей белоснежной, но немного помятой после работы рубашки, и чем ниже спускалась его рука, тем отчетливей я понимала — зачем он здесь.

Не успела я отреагировать, как он, по-хозяйски откинув одеяло, подхватил меня под мышки и вытащил из постели.

Сев на кровать, он, словно в металлических тисках, зажал меня между коленями, фиксируя мои руки по бокам, а я, чувствуя себя в плотном кольце лап Хищника, вновь вспомнила свой сон. Несмотря на риск, мне захотелось как тогда — в густом лесу с вековыми деревьями — протянуть руку и прикоснуться кончиками пальцев к этому опасному человеку.

Он был так близко ко мне, что я могла разглядеть, как переливается ртуть в его спокойных, ничего не выражающих глазах, и как поблескивал его жетон, потертый временем и испытаниями. Я всматривалась в лицо этого человека, и честно признавалась себе, что несмотря на вчерашнее, я все еще не могла забыть этого мужчину и все еще по непонятным мне причинам воспринимала его близким.

Тем временем он скользнул глазами по моему лицу, и мне вдруг показалось, что в эту секунду он заглянул в мое сознание, читая мысли.

Я тут же отвела взгляд, пытаясь скрыться от этого сканера, как внезапно услышала тихий баритон:

— Завтра персонал уберет сумку с твоими вещами и распакует новые.

Где-то на краю сознания я понимала, что именно так он и отреагирует — Барретт не потерпит бунта в своем доме, но, отбросив эмоции, я попыталась осмыслить его поступки и тихо спросила:

— Зачем всё это…? Эта якобы забота о моем питании и одежде.

— Ты должна правильно питаться, и мне нравится качественная одежда.

Его ответ был прост и понятен, без двойного дна и потаенных смыслов, и сейчас я чувствовала себя куклой, которую снабжали качественными батарейками, чтобы она работала без перебоев, и которую лишали права выбора, что ей носить.

— Чтобы я функционировала исправно и выглядела соответствующе твоим вкусам… — проговорила я свой вывод вслух.

— Верное направление мысли.

Нахмурившись, я внезапно поймала себя на мысли, что сейчас была благодарна ему за этот террор, потому что именно в такие моменты во мне поднимались самые нехорошие и негативные эмоции по отношению к нему, на время притушивая тот уголек с его инициалами, который все еще тлел в моей душе.

Я опустила взгляд на его расстегнутую рубашку, вспомнила зачем он сюда пришел, и темные эмоции, которые так легко вызывал мой Дьявол, начали накрывать меня новой волной.

— В твоей жизни никогда не будет ничего, кроме бездушного секса, такого же бездушного, как ты сам, — тихо проговорила я, не отводя взгляда от этих ртутных глаз.

Он ничего на это не ответил, и никак не отреагировал — его не задевали мои слова. Он пришел сюда за другим.

Все произошло быстро. Он действовал механически: в его движениях не было ни эмоций, ни раздражения — лишь отработанная до автоматизма реакция Хищника на добычу, которая пыталась скрыться.

Движение руки — и я обнажена по пояс.

Наклон вниз — и мои штаны упали разорванной тряпицей на пол.

Треск ткани — и мои трусики намотаны на его большую ладонь.

Разворот — и я стою на коленях, прижатая грудью к кровати.

Крепко фиксируя мою шею, он наклонился и тихо прошептал на ухо:

— Будешь дергаться, свяжу.

На секунду он отстранился, и я услышала, как он снимает ремень брюк. Но я не хотела его слушаться — почувствовав секундную свободу от лап Хищника, я попыталась резко встать, упершись руками в кровать. Его реакция была мгновенной: подхватив мои щиколотки, он связал их моей же пижамой, и спустя мгновенье я лежала на кровати животом вниз.

“Господи, хорошо, что руки не связал”, - пронеслось в голове, и я попыталась встать, но поняла, что единственная поза, которая сейчас мне подвластна — “четвереньки”, что было еще более унизительным.

Я услышала звук молнии, шелест одежды, и его рука обхватила мои щиколотки. От страха неизвестности, я вся напряглась, но почувствовав, что он развязывает “путы”, попыталась успокоить выбивавшее жесткий ритм сердце. Я беззвучно выдохнула, но уже в следующую секунду он сел на меня, больно сдавливая коленями мои бедра и руки, и я почувствовала ягодицами его тяжелый эрегированный член.

Не делая лишних усилий, Барретт прошелся горячей ладонью по моему позвоночнику, и меня будто пронзило током. Не успела я опомниться от электрическим разряда, как он запустил руки под мою грудь и, слегка приподняв меня, зажал соски, прокручивая горошины, сперва слабо, а потом резко, отчего по телу прошла обжигающая судорога.

Я сжала челюсти и, вспомнив вчерашнюю ночь, пообещала себе, что не буду заводной куклой.

— Твои отношения с женщинами как бартер, — упрямо продолжила я свою мысль, сопротивляясь его ладоням.

Но он чувствовал меня, читал мое тело — как опытный музыкант он знал те струны, которые пели в унисон его желаниям. Он слегка наклонился, и я услышала его спокойный баритон:

— Я знаю, что ты сопротивляешься своим инстинктам. Если ты не хочешь кончать, это твои проблемы. Я в любом случае возьму то, за чем пришел. Ты готова.

Да, он был прав — я была готова, и не успела опомниться, как он, обхватив ладонями мои ягодицы, вошел в меня наполовину, больно сжимая бедрами. Моя голова закружилась, спина выгнулась дугой, и я провалилась в воздушную яму.

Он сделал несколько медленных фрикций, растягивая меня, и начал жесткие точные движения, фиксируя мои бедра под нужным ему углом.

Уткнувшись в подушку, я закрыла глаза и попыталась уйти в свое пространство, но это было невозможно. Слишком сильно он воздействовал на меня, слишком точно бил по слабым местам, меня накрывало волнами его мужской энергетики, и я никак не могла найти свою точку опоры.

Мое сознание фиксировало его действия, и все, что я сейчас чувствовала, — глубокие жесткие толчки, огонь внизу живота и его стальные бедра, сжимавшие меня.

Мою душу бросало в холод его стали, а плоть обжигало жаром его похоти. И я, опускаясь на дно, хотела только одного — подчиниться Его доминирующей воле, Его мужской природе.

Сейчас во мне боролись Разум и Инстинкты, Любовь и Ненависть, Бог и Дьявол.

Я чувствовала приближение и его, и свое. Ощущала его горячие ладони на ягодицах. Осязала затылком его взгляд. Вдыхала его запах. Больше он меня не стимулировал и не возбуждал — в этом не было необходимости, в его умелых руках я превращалась в сплошной оголенный нерв. Я была возбуждена до предела от его горячих рук, сжимавших мои ягодицы, от точных движений, от мужского, ставшего родным, запаха — я любила своего Дьявола, и сейчас хотела принять его веру: вслед за ним я неслась вниз в преисподнюю, и от этого моя кровь сворачивалась в густую багровую сыворотку, превращая меня в бомбу замедленного действия, готовую взорваться похотью в любую секунду.