— С постели не вставай. Обед принесут через десять минут. Съешь все. Тебе нужно восстановить силы. Одежда и твое нижнее белье рядом. Скоро приедет доктор, осмотрит тебя, — сказал он ровным голосом, после чего развернулся и направился к выходу.

— Когда вы меня отпустите? — спросила я, наблюдая за его удаляющейся спиной.

— Сперва тебя должен осмотреть врач, — хладнокровно ответил он и вышел из спальни.

Я хотела сказать, что мне в понедельник нужно на работу, но привстав, почувствовала головокружение и поняла, что на данный момент мне нужно было восстановить силы — не хватало еще пугать своим видом посетителей кофейни.

Я повернула голову и первое, что я увидела на тумбочке, был мой телефон, отчего я облегченно вздохнула — как Барретт и обещал, сотовый мне вернули.

Тут же схватив свой старенький “Самсунг”, я зашла в настройки, но не обнаружив там ни пропущенных, ни отвеченных звонков, облегченно откинула голову на подушку: “Слава Богу, никто не звонил”.

Наконец, окончательно проснувшись, я все же собрала силы и привстала — в ногах лежала аккуратно сложенная одежда, увенчанная моим нижним бельем, и я недовольно нахмурилась: опять Барретт залезал в мои вещи, нарушая мое пространство, будто я была его собственностью.

Я натянула на себя трусики и начала рассматривать одежду — черный трикотажный батник с логотипом Armani и черные спортивные шорты той же фирмы. Надев шорты, которые оказались мне по колено, я приступила к батнику и чуть не запуталась в этой безразмерной для меня рубашке, больше похожей на смирительную в силу очень длинных рукавов. Закатав их по локоть, я осмотрела свою фигуру: что сказать — “красавица”, к тому же судя по размеру, одежда была из гардероба Барретта.

Мышцы ног и рук все еще ныли, голова болела и меня окружала давящая инородная энергетика. Я поморщилась то ли от боли, то ли от этого чужого для меня пространства и накрылась с головой одеялом, словно желая отгородиться от мира Барретта и создать свой собственный, где было бы уютно и тепло.

Как только перед глазами перестала мелькать обстановка пентхауса с ее атрибутикой роскоши, мои мысли потекли в нужном мне направлении.

Скорее всего ближайшее время я пробуду здесь, а это значит придется звонить на работу и вновь отпрашиваться, только теперь в связи с больничным. Чёрт, поведи я себя немного не так, промолчи я, — все бы было по-другому, и к утру субботы я была бы уже дома. А так вновь пожинаю плоды своей эмоциональности, которая у меня прорывается только на Барретта, будто некие неведомые мне Силы специально активизировали мои ощущения, делали мои сенсоры более чувствительными и я переставала контролировать эмоции перед этим опасным человеком.

Я вздохнула и, почувствовав, что под одеялом стало душно, вынуждена была вернуться в мир Барретта. Увидев перед кроватью сервировочный столик на колесиках, на котором стоял поднос с обедом, я удивленно подняла брови — откуда он взялся? Мистика какая-то. Вероятно Дуглас оставил обед и тихо удалился, чтобы не беспокоить меня. Я аккуратно поставила поднос на колени и приступила к трапезе. Есть совсем не хотелось, и вспоминая слова Баррета “Съешь всё”, я желала как раз поступить наоборот и вообще отказаться от еды, но, понимая, что я делаю хуже только своему организму, и Барретт прав, я нехотя взяла ложку и зачерпнула ароматный суп.

Вспомнив, как меня кормил Барретт, я вновь задумалась о его действиях — искупал, накормил, даже врача вызвал… Забота? Заглаживание вины? Но вспомнив его спокойное лицо и прохладную сталь в глазах, я тут же отрицательно покачала головой. Нет, я не видела в поступках Барретта ни заботы, ни раскаяния — скорее он поступал целесообразно, как положено в таких случаях при оказании первой медицинской помощи — это все равно что искусственное дыхание принимать за поцелуй.

Посмотрев на свои посиневшие запястья, я вновь задумалась о том, как Барретт объяснил доктору мое состояние, хотя, скорее всего, врач — один из людей Барретта, который не станет задавать лишних вопросов.

Мои размышления прервал стук в дверь, после чего она тихо отворилась, и на пороге появился пожилой джентльмен лет шестидесяти, в очках, лысоватый, с аккуратной седой бородкой и добрыми голубыми глазами. В руках он держал кожаную медицинскую сумку, и нетрудно было догадаться, что это и был доктор.

— Могу я войти? — услышала я приятный голос.

— Да, конечно, — тихо ответила я, рассматривая его серьезные, но мягкие черты лица. Почему-то я совсем по-другому представляла себе врача от Барретта: он мне виделся более жестким и деловым.

— Здравствуйте, юная леди, меня зовут Генри Митчелл, — тихо произнес он, рассматривая мои запястья.

— Здравствуйте, Доктор Митчелл, меня зовут Лили, — протянула я ему руку и задумалась: где-то я уже слышала эту фамилию. Ну да! В Нью-Йорке я была на приеме у гинеколога, которую звали Эрика Митчелл. Они родственники? И в машине Барретт звонил именно Генри.

Положив медицинскую сумку у изножья кровати, доктор сориентировался в спальне, обводя ее взглядом, и направился в ванную, чтобы помыть руки перед осмотром, на ходу заводя со мной разговор:

— Я с вами заочно знаком. Эрика Митчелл — моя племянница, вы были у нее на приеме. Я рекомендовал Ричарду в Нью-Йорке самого лучшего специалиста в своей области, — и я услышала гордость в его голосе.

— Да, спасибо, — кивнула я, вспоминая приятные черты лица и располагающую к Эрике атмосферу.

Выйдя из ванной и вытирая руки он продолжил:

— Ну что ж, для начала, давайте я вас осмотрю. Где-нибудь ощущаете острую или резкую боль?

— Нет, боль не испытываю. Только все тело немного ноет, — честно призналась я и в какую-то минуту поняла, что доктор Митчелл уже знал, что конкретно со мной произошло, и это простое наблюдение в очередной раз подтверждало мою теорию о том, что он был не посторонним Барретту человеком.

И начался утомительный и долгий осмотр: доктор задавал стандартные вопросы, ощупывал мои суставы, проверял рефлексы, мерил температуру, давление и светил медицинским фонариком в глаза.

— Голова болит? — наконец задал последний из вопросов Генри.

— Да.

— Кружится?

— Да, когда резко приподнимаюсь… и уши закладывает, как в самолете.

— Ну что ж. На лицо анемия, — вынес свой вердикт врач. — Повреждений суставов и мышц нет. Я вам сейчас пропишу витамины и мазь от синяков. И вам, юная леди, нужно как следует питаться: животные белки, овощи и фрукты с большим содержанием железа и витамина С.

— А когда я могу… — и я задумалась, подбирая слова, — вставать?

— На данный момент постельный режим как минимум на три дня. А там по самочувствию. И конечно, покой и крепкий сон.

— Мгм… — я грустно кивнула, будто мне сейчас вынесли очередной приговор о продлении моего заключения, и от осознания, что мне придется провести в этой чужой спальне еще как минимум три дня, опустила глаза, готовая расплакаться.

— Все таки Ричард иногда и правда действует, как хладнокровная боевая машина, а не человек, — внезапно услышала я голос доктора и резко подняла глаза. — Всегда был таким, а с годами это стало проявляться еще сильнее, — резюмировал доктор с какой-то ноткой то ли грусти, то ли сожаления.

Как только я услышала эти слова, я поняла, что Генри знал Барретта давно, еще с тех времен, когда тот воевал, и я, найдя еще один источник информации в лице доктора, как в свое время в Джейсоне — друге детства, вновь перенаправила свою энергию в исследовательское русло, оставив обиды на потом.

— Вы давно знаете Ричарда? — спросила я.

— Да, я долгое время служил в госпитале при Баграмской авиабазе в Афганистане, и Ричард не раз попадал ко мне на операционный стол…

И из этих слов я поняла, что, вероятно, Генри Митчелл был военврачом, хирургом.

— Вы можете мне рассказать о военном прошлом Ричарда? — торопливо спросила я, совершенно не понимая, зачем мне всё это было нужно.

Доктор некоторое время изучал мое лицо, словно оценивал меня по своим личным меркам и наконец произнес:

— Много не расскажешь о спецназе… так… какие-то общеизвестные эпизоды… — и, взглянув на меня еще раз, грустно резюмировал: — Да и не для девичьих ушей подобные истории. Такая реальность красивой не бывает… Правду говорят — у войны не женское лицо.

— Пожалуйста, расскажите! — сама не знаю почему в сердцах попросила я, будто от рассказа Генри что-то зависело, что-то очень важное лично для меня.

Доктор Митчелл изучающе посмотрел на мое лицо, словно в очередной раз принимая решение, и наконец-то ответил:

— Ну можно рассказать одну историю. Не попадает она в разряд “секретных” операций. Мерфи — один из его бойцов — рассказывал. Ричард со своей группой возвращались с задания. Услышали перестрелку. По рации запросили базу. Но гористая местность мешала установить контакт, а спутниковой связи у них с собой на тот момент не было по некоторым причинам. Ричард приказал группе оставаться на месте и полез с Мерфи выяснять сам. Оказывается, четверо ребят из разведки морской пехоты нарвались на одну из афганских группировок и их караванную тропу…

— Караванную тропу?

— Такие тайные маршруты, они пролегают по хребтам и склонам гор. В одну сторону по ним перевозят оружие, в другую — наркотики, — пояснил доктор и продолжил: — Но Ричард с Мерфи не успели… двоих морпехов убило, а двоих боевики с собой взяли. Тогда он и принял решение действовать — вытаскивать ребят. Их спрятали в одной из деревень у основания гор, где и расположился отряд талибов… — доктор замолчал, будто фильтровал ту информацию, которую можно было рассказывать, а какую и оставить не озвученной, а я, затаив дыхание и не моргая, ждала продолжения.

— Один пошел, — наконец продолжил он. — Своим запретил соваться. Лишь приказал занять хорошую позицию для отхода и прикрытия. Мерфи попытался присоединиться, но иерархия и дисциплина в армии неукоснительны, а у Ричарда в отряде тем более — его приказы не обсуждаются.