Все же опасаясь его разбудить своими тайными исследованиями, я отстранила руку, но уже намереваясь встать, услышала его тихий голос:

— Верни свои руки на место.

От неожиданности я вздрогнула и резко посмотрела на него — его лицо и поза совсем не изменились, и он, так и не открывая глаз, повторил:

— Я жду.

Но я медлила — теперь уже осознавая, что он не спит, я не решалась вновь к нему прикоснуться, отчего неосознанно завела руки за спину.

Внезапно он открыл глаза, направляя взгляд в мою сторону, и я тут же почувствовала, как на меня навалилась его жесткая энергетика.

Я совсем смутилась под его взглядом, но все же опустила руку на его кисть, которую он развернул ладонью кверху. Немного осмелев, я пододвинулась поближе и начала изучать взглядом и кончиками пальцев его ладонь. Сперва мне захотелось рассмотреть его линию жизни: она была длинной, четко очерченной и глубокой, и я осторожно провела по ней ноготком. Переведя взгляд на линию ума, которая также была хорошо видна на ладони, я уделила внимание и этой черточке, устремляя вслед за ней свои пальцы. А вот с линией сердца была беда — ее просто не было, но я, мысленно дорисовав и эту колею, аккуратно провела по ней ноготком, желая ее воссоздать на его крепкой ладони. Барретт едва заметно пошевелил большим пальцем, тем самым привлекая мой взгляд к холму Венеры, который оказался упругим и сильным, а уделив ему достаточно внимания, я двинулась к холмикам у основания пальцев. В некоторых местах на бугорках кожа была более плотная и мне захотелось ее немного смягчить своими прикосновениями, отчего я обвела кончиками пальцев и эти грубоватости. Барретт уже не закрывая глаз, наблюдал за мной. Мне было немного дискомфортно под его взглядом, но изучать его ладонь было еще интереснее, и я, стараясь не обращать внимание на его стальную энергетику, провела вдоль каждой фаланги его пальцев, чувствуя подушечками шероховатость его кожи.

— Поцелуй, — внезапно тихо приказал он.

Прислушавшись к себе, я вдруг поняла, что мне хочется поцеловать этот сакральный рисунок, который я так тщательно чертила на его ладони. Я осторожно наклонилась и прикоснулась к его линии жизни, чувствуя губами жесткую ладонь.

Неожиданно он крепко обхватил большим и указательным пальцем мои скулы, и приподняв мое лицо, тихо спросил:

— Ты когда-нибудь к кому-нибудь прикасалась руками таким же образом?

— Нет, — удивилась я его вопросу.

Барретт на это ничего не ответил, но руки с моего лица не убрал, и лишь немного откинувшись на спинку кресла, спокойно произнес, не отводя взгляда от моего лица:

— Я хочу почувствовать твои пальцы на своем члене.

Глава 7

Резко вздрогнув от этих слов, я посмотрела на него непонимающим взглядом. Мне послышалось? Но, судя по давящей волне, исходившей от Барретта, я поняла его слова правильно и, представляя это, нахмурилась — это было… стыдно… неприемлемо. От одной мысли об этом, мне стало совсем не по себе, и я отрицательно покачала головой, осознавая, что ему совсем не понравится моя реакция.

Некоторое время он изучал мое настороженное лицо, затем резко наклонился в мою сторону, и я тут же вся сжалась, зажмурив глаза, в ожидании то ли ужасного наказания, то ли унизительного приказа.

Но неожиданно я почувствовала, как сильные уверенные руки подхватили меня под мышки, и уже в следующую секунду я сидела на коленях Баррета лицом к нему.

Я украдкой бросила на него взгляд, ожидая наткнуться на гнев, но он спокойно рассматривал мою фигуру.

— Ты в мужской майке, — наконец констатировал он, а я, опустив взгляд на свою рубашку поверх его майки, тут же начала оправдываться, ругая себя за то, что взяла чужую вещь без разрешения:

— Я забыла упаковать пижаму и взяла вашу майку, но если это неприемлемо, я сейчас переоденусь, — уже дернулась я, но он крепко держал мою попу ладонями.

— Оставь, — спокойно констатировал он.

— Спасибо. Я постираю и верну вам к концу поездки, — кивнула я, не увидев на его лице недовольства.

Он перевел взгляд с майки на мое лицо и неожиданно произнес:

— Прекращай выкать. Мой член позавчера побывал в твоем влагалище, это достаточный повод перейти на ты*.

Я опустила глаза, не зная, что на это ответить, — я даже имя своего первого мужчины узнала не сразу, так как мне никто не представился, но ход моих мыслей был прерван уверенными движениями Барретта, который начал убирать мои волосы за спину.

Не останавливаясь, он снял с меня рубашку и прошелся ладонями сперва вверх по моим плечам, затем вниз по груди, отчего по позвоночнику прошел озноб, будто через меня пропустили небольшой разряд тока, а я, чувствуя через майку жар его ладоней, вздрогнула и посмотрела на него, все еще пытаясь понять, почему мое тело так реагирует на этого мужчину.

Внезапно он поднес руку к своему рту и, облизав свой большой палец, по-хозяйски прошелся по моим губам, слегка их сминая и увлажняя. В секунду разжав мои зубы, он положил палец мне в рот, глубоко проникая внутрь, а я от неожиданности, стиснув его предплечье руками, немного прикусила фалангу.

— Обхвати его ртом… — услышала я тихий, но властный голос.

Разжав зубы, я обхватила его палец губами, а он потянул его назад, но не вытащил, а наоборот, вновь вошел еще глубже в рот.

— Лизни мой палец языком, — спокойно, но властно распорядился он.

В тот момент, когда я дотронулась кончиком языка до подушечки его большого пальца, он внезапно накрыл мою грудь ладонью и зажал сосок, отчего меня пронзило какое-то горячее чувство внизу живота, так что я рефлекторно еще сильнее сомкнула губы вокруг его пальца.

— Правильно, — кивнул он и продолжил: — А теперь втяни мой палец еще глубже, словно сосешь леденец, — приказал он и немного провернул сосок между своими пальцами, так что я еще сильнее сжала его предплечье, глубоко засасывая ртом его палец и обволакивая фалангу своим языком.

В тот момент это казалось таким естественным действием — словно мои губы и язык сами знали, как правильно поступать в данной ситуации. Барретт медленно вытащил палец из моего рта и, облизав его после меня, спросил:

— Тебе ведь понравилось это делать?

Я прислушалась к своим ощущениям, но он сильнее сжал мою грудь, будто требовал от меня сиюминутного ответа, не пропущенного через призму сознания.

— Это было… было… приятно, — наконец честно призналась я, все еще стараясь понять свои ощущения, как внезапно услышала его тихий приказ:

— Расстегни мою рубашку.

Я рассматривала его лицо, все еще пытаясь найти ответы на свои вопросы, но он, видя мою нерешительность, неторопливо положил мои руки на свою грудную клетку и уверенно прошелся горячими ладонями по моим бедрам, отчего меня накрыло теплой волной. Я медленно начала расстегивать пуговицу за пуговицей его дорогой белой рубашки, но дойдя до границы пояса, остановилась и посмотрела на него.

— Продолжай, — тихо сказал он, и я осторожно вытащила остаток сорочки, заправленный в брюки.

Расстегнув рубашку до конца, я немного ее раздвинула и застыла в нерешительности, но Ричард сидел неподвижно, короткие приказы не отдавал, а лишь молча наблюдал за мной. Его мышцы, его тело, его поза, его запах были настолько завораживающими, источающими мужскую силу и уверенность, что мне захотелось прикоснуться к нему. Я несмело протянула ладонь и дотронулась до его груди — он не пошевелился, и я осторожно начала изучать его торс пальцами. Мне очень хотелось прикоснуться к его жетону, но, памятуя, что ему это не понравилось в первую нашу ночь, я не решилась и лишь не спеша обвела указательным пальцем по контуру его цепочки, выводя большую букву "V". Он медленно опустил голову на спинку кресла, закрывая глаза, и я почувствовала, как его ладони, лежавшие на моей попе, жестко ее сжали. Прислушавшись к себе, я поняла, что мое тело вовсе не возражало таким действиям его ладоней, принимая их как проявление некой ласки по-Барреттовски. От этого простого вывода я тихо улыбнулась и продолжила свои исследования. Посмотрев на шрам, я повела ладонью в его сторону и аккуратно прикоснулась к нему самыми кончиками пальцев — рубец был гладкий, розоватый и, по сравнению с его горячей кожей, прохладный на ощупь. Я продолжила изучение его пресса, обводя контуры каждой мышцы на животе — у него был красивый пресс и в особенности косые мышцы, четко очерченные, правильной формы и пропорций, будто я сейчас касалась мрамора Аполлона Бельведерского. Я проследовала пальцами по шелковистой дорожке ниже, но дойдя до пояса и увидев его возбуждение, рельефно выступающее под брюками, резко отдернула ладони. Барретт, вероятно почувствовав, что контакт с моими руками нарушен, не меняя позы и не открывая глаз, тихо, но жестко произнес:

— Освободи его.

И я вновь застыла в нерешительности: с одной стороны, я желала продолжить — исследовать этого мужчину было… завораживающе… Когда я к нему прикасалась, я чувствовала, что наполняюсь какими-то новыми, никогда ранее не испытанными ощущениями, словно я попадала в другое измерение, в какое-то замкнутое пространство, созданное его мощной мужской энергетикой и силой. Но с другой стороны, это было настолько… интимно… стыдно…, что я не решалась.

Внезапно он открыл глаза и, направив магнетический взгляд на меня, произнес спокойным уверенным тоном:

— В этом пространстве есть только я и ты, здесь нет места стыду.

От произнесенных им слов "пространство", “стыд”, я вздрогнула, будто он прочел мое сознание, и внезапно ко мне пришла мысль, что в те моменты нашей близости, когда он разрешал его касаться, он будто позволял мне прикоснуться не только к его телу, но и к его энергетике.

Я вскинула на него изучающий взгляд в поисках подтверждения своих выводов, но его лицо было непроницаемо. Так и не найдя истины, я мысленно повторила его слова, как мантру "В этом пространстве есть только я и ты, здесь нет места стыду" и опустила ладонь на пояс его брюк, а он, вероятно почувствовав мою готовность, аккуратно сдвинул меня чуть назад для удобства. Вытащив из петлиц ремень, я положила его рядом с креслом и, расстегнув внутренние пуговицы, осторожно спустила молнию брюк, открывая его боксеры с выпирающим возбуждением. Внезапно он подхватил меня под попу и, опустив вниз, зажал меня в плотное кольцо своих стальных ног.