— Прошли боевое крещение и окропили свою дружбу кровью.

— В точку, — согласился с усмешкой Джейсон, а я вновь поймала себя на мысли, что мне хотелось узнать как можно больше о Барретте, будто теперь к нему потянулось не только мое тело, но и сознание.

От этого простого вывода я растерялась, но решив с этим разобраться позже, продолжила с интересом слушать, а Джейсон, вероятно сам получающий удовольствие от детских воспоминаний, продолжил рассказ.

— Узнав, что это единственная осенняя куртка Рэдда, а на дворе стоял не июль месяц, я затащил его к себе домой, где мой отец накормил нас и зашил рукав его злополучной ветровки. Так, слово за слово, мы выяснили, что нам нравится всякая техника и ее устройство. После этого мы и начали собирать всякий металлолом, — усмехнулся он.

— Так вы и организовали свое дело? — не унималась я.

— Это все Ричард. У него железная деловая хватка. Талант. Позже он организовал мастерскую на имя моего отца, который тоже к слову сказать неплохой механик, ну а я был хорошим исполнителем-подмастерьем, который любил машины, — вновь улыбнулся Джейсон, и я, вспомнив, что у него свои мастерские, попыталась понять, почему они с Барреттом не пошли дальше вместе.

— Если не секрет… почему ваши пути разошлись? — все же осмелилась спросить я.

— Не секрет, — пожал он плечами. — Когда нам стукнуло по семнадцать, Ричард решил поступить на службу в ВМС, прошел спецподготовку и стал морским котиком. Спецназ, элита ВМС.

Последние слова Джейсон произнес с тихой гордостью за друга, а я опустила глаза, чтобы спрятать удивление — значит Барретт бывший военный, спецназовец, вот откуда и жетон, и шрам, и татуировка, и эти его лаконичные жесткие приказы.

— Вы давно встречаетесь с Ричардом? — внезапно услышала я мягкий голос Джейсона и резко вскинула на него взгляд.

“Нашу связь можно было назвать чем угодно только не отношениями, в которых люди встречаются”, - мысленно нахмурилась я.

Не зная что ответить, я смутилась, но, пытаясь сохранить спокойствие на лице, отрицательно покачала головой, а Джейсон коротко кивнул, будто подтверждая свои мысли.

В зале повисла тишина, и я, чтобы поскорее уйти от темы наших с Барреттом “отношений”, вновь спросила об их детстве.

— Так из-за чего вы подрались с Ричардом?

Но Джейсон не успел ответить, так как в фойе послышался звук открывающегося лифта, и спустя несколько секунд на пороге появился Барретт.

Джейсон, завидев друга тут же поспешил к нему, а я, боясь нарушить эту сцену, застыла, внимательно наблюдая за встречей мужчин. На первый взгляд в поведении Барретта при виде товарища мало что изменилось — может быть, только едва заметная улыбка на губах и похлопывание по плечу. И все же, мне показалось, что для Барретта Джейсон был кем-то особенным: его взгляд был более внимательным, его рукопожатие более крепким а его тихое “Ты как?” более теплым и участливым. А Джейсона и вовсе было не узнать — его глаза радостно сияли, и он словно вновь стал тем одиннадцатилетним мальчишкой, который хотел поделиться со своим лучшим другом Рэддом новой порцией драгоценного металлолома.

Понимая, что мое присутствие здесь совершенно ни к месту, я хотела уйти в свою комнату, но все же оставалась неподвижной, чтобы не привлекать к себе внимания и не нарушать немногословную мужскую встречу двух товарищей. Правда эта сцена длилась совсем недолго, и уже через полминуты Барретт прошел к барной стойке, чтобы налить себе минералки, а Джейсон, вернувшись на свое место, произнес:

— Я тут немного понастальгировал в присутствии мисс Харт, и в ее компании время пролетело незаметно.

Повернув голову в мою сторону, Барретт бросил на меня спокойный взгляд, и более никак не отреагировав на слова друга, лишь коротко кивнул, будто принял к сведению, а Джейсон продолжил:

— Мисс Харт интересовалась почему мы с тобой подрались, — усмехнулся он и внезапно обратился ко мне: — А вы как думаете, из-за чего?

— Не знаю, — честно призналась я, преодолевая смущение перед Барреттом и вступая в разговор: — Вероятно, что-нибудь не поделили?

— Можно сказать и так, — усмехнулся Джейсон. — Мы подрались из-за девчонки.

Мне стало так интересно, кто победил в этой схватке за сердце девушки, что я, несмотря на свое смущение перед Барреттом, не удержавшись, спросила:

— И кого она выбрала?

— Она никого не выбирала, — внезапно вмешался в разговор Барретт, отвечая спокойным равнодушным голосом, — выбирали ее мы. От нее ничего не зависело, и она бы осталась с тем из нас, с кем бы мы посчитали нужным.

— Все так и было, — подтвердил Джейсон, кивая. — А мы пришли к выводу, что мужская дружба и интерес к машинам гораздо выше какой-то четырнадцатилетней девчонки, которая раздавала авансы нам обоим.

Внезапно телефон Барретта завибрировал, и он, достав его из пиджака, вышел в фойе, тихо отдавая очередное короткое распоряжение.

В зале вновь воцарилась тишина, и я, все еще пытаясь разобраться в этом непростом человеке, решила расспросить о его детстве и о его родителях.

— Надеюсь, Ричарду не сильно досталось от родителей за порванный рукав ветровки?

— Нет, не досталось, — отрицательно покачал он головой, желая еще что-то сказать, но на пороге гостиной вновь появился Барретт.

— Нам пора, — бросил он Джейсону и, посмотрев на меня, добавил: — Дуглас закажет тебе ужин.

— Ричард, пусть и мисс Харт поедет с нами, — предложил Джейсон.

— Нет, нам нужно поговорить о делах, — возразил Барретт, и уже через полминуты я вновь погрузилась в гулкую тишину пентхауса.

Поднимаясь к себе в комнату, я прокручивала в голове наш с Джейсоном разговор, и у меня то и дело вставала перед глазами картинка одиннадцатилетнего мальчишки в разорванной куртке, отчего на ум приходил образ Тома Сойера с его единственным воскресным костюмом, который назывался “тот, другой”.

Если он вырос в Бруклине, и у него была одна единственная куртка, то я вновь ошиблась в характеристике его личности: называя его “Хозяином жизни”, я почему-то была уверена, что он из богатой семьи, некой династии что ли — было в чертах его лица, несмотря на всю его жесткость, что-то от благородных кровей, некая аристократичность. “Хорошо бы посмотреть на его детские фотографии… он наверное на них… забавный…” — задумалась я, но, поймав себя на том, что улыбаюсь, я тут же отдернула себя от этих романтических мыслей.

Но образы продолжали сменять друг друга, не слушая моего разума, и перед глазами вырисовывалась следующая картинка — молодой парень в военной форме, с автоматом через плечо. Значит, все-таки у него есть какие-то моральные принципы? Не мог человек пройти спецподготовку и поступить на службу в элитные войска спецназ из материальных соображений. Тем более Джейсон рассказывал об успехе их автомастерской, а значит деньги какие-то водились, и значит решение Барретта вступить в ряды спецназа было продиктовано какими-то принципами.

Так и не разобравшись в себе и в сумбуре своих мыслей я решила лечь спать — как говорила моя мама: утро расставит все точки над “i”.

Почистив зубы и приняв душ, я задумалась над открытой сумкой, ругая себя за то, что я совсем не подумала о пижаме. Когда я собиралась, мне было не до вещей: побросала первое, что под руку попалось и особо не думала о том, что будет дальше. Можно было бы надеть в постель свой топ, но я в нем ходила весь день, и это было не гигиенично, а без белья я спать совсем не любила — дело привычки. Вспомнив, что в гардеробной Барретта я видела полки с с аккуратно сложенными майками и футболками, я на секунду задумалась и выбрала из двух зол меньшее — лучше надеть что-то из его вещей, чем ложиться спать в одних трусиках. Приняв такое решение, я направилась в его спальню и натянула одну из маек Барретта — она оказалась длинной и вполне сходила мне за пижаму. “Думаю, он и не заметит", — успокоила я себя, и вернулась в свою спальню. Закрывая глаза, я чувствовала навалившуюся за день усталость и тешила себя надеждой, что Барретт и сегодня не приедет ночевать домой.

Но спалось мне плохо — я часто ворочалась в постели, меня что-то будило, и окончательно проснувшись в два ночи, решила больше себя не мучить и почитать свою “Дженни”.

Поискав глазами книгу, я вспомнила, что оставила ее в гостиной на диване, и накинув поверх майки свою рубашку, вышла в коридор.

Но уже у перил, собираясь спуститься в зал, я резко остановилась, в тусклом сиянии ночника увидев Барретта в кресле. В первую секунду я сделала шаг назад, желая уйти, но присмотревшись, я поняла, что он спит — его глаза были закрыты, он сидел ровно, может быть только чуть опустив голову, будто о чем-то задумался, и свесив с подлокотника руку с зажатым в пальцах пустым бокалом. Прикусив щеку, я некоторое время колебалась, стоило ли мне вообще спускаться в зал за книгой, и решила вновь уйти в свою комнату, но внезапно увидела, как из его ладони начал выскальзывать пустой стакан. Еще несколько секунд, и он полетит вниз — и я, уже не думая о последствиях, понеслась к креслу, в последнюю секунду успев поймать стакан.

Зажав теплый хрусталь в пальцах, я застыла напротив спящего Барретта, и вновь поймала себя на мысли, что мне совсем не хотелось уходить. Будто вновь мои эмоции, которые тянулись к этому человеку, и сознание, которое говорило "Беги!" были в конфронтации. Неосознанно, по наитию, я тихо опустилась на колени рядом с его креслом и стала внимательно рассматривать этого непонятного для меня мужчину. Несмотря на то, что его лицо по-прежнему оставалось жестким, я, находясь так близко от него спящего, почувствовала, что его энергетика немного изменилась — она перестала быть такой давящей, тяжелой. Я окинула взглядом его позу и улыбнулась — кисть его руки свисала с подлокотника, голова склонилась немного набок и весь его вид сейчас напоминал знаменитую фреску Сикстинской Капеллы "Сотворение Адама" Микеланджело. Не хватало в этой композиции только Бога, который бы протянул к пальцам Адама руку, давая тем самым своему творению импульс к жизни, передавая ему с этим жестом свою энергию, вдыхая в него свою силу. Я стала изучать руку Ричарда: большая ладонь, длинные пальцы, красивый овал ногтей — безупречная кисть, как у Адама. Мне также очень захотелось прикоснуться к этому произведению искусства, и я, медленно потянувшись кончиками пальцев, осторожно притронулась к его кисти — он не проснулся. Дотронулась до внешней стороны ладони — он не пошевелился. Тогда я, осмелев, обвела ноготком по контуру всю его ладонь, а завершив этот сакральный круг, погладила подушечками пальцев его костяшки, чувствуя насколько они жесткие. Но останавливаться мне совсем не хотелось, и я повела вдоль по каждому пальцу сверху вниз, до ногтя, будто мои прикосновения были легкими стекающими струйками воды. Его кожа на пальцах была немного грубоватой, но мне это нравилось, мне казалось это правильным — так и должно быть у мужчины.