Антон стоял в проеме двери, которая вела из коридора в комнату, и не торопился обрисовывать суть заказа, хотел понять, насколько серьезно было желание Кузи получить новую машину любой ценой. Пару минут он смотрел, как мужик жадно поглощает свой бесхитростный ланч, но тяжелый дух запущенной квартиры утомил Антона. Не лучшее средство от похмелья – лазить по машметовским трущобам и обнюхивать жилища одиноких опустившихся жителей. Хотя тут в любой квартире, какую ни возьми, будет пахнуть ничуть не лучше.

– Так че ты хочешь-то? – Кузя проглотил очередную вилку макарон и поднял на Антона глаза с тяжелыми веками.

– Есть тема, – отозвался Антон, – ты как-то говорил, что за новую тачку можешь выполнить одну работенку… А тут как раз дядя есть не очень хороший, ему, как говорится, среди нас не место. Вот я и подумал о тебе.

– Ничего такого я не говорил, – зло огрызнулся Кузя. – С чего ты это взял?

– Сам слышал, – пожал плечами Антон, – но если я ошибся, то извини.

– Может, я пошутил, – пробормотал Кузя.

– Ну, пошутил, так пошутил, – улыбнулся парень, – будем считать, что я просто тебя не понял. Ладно, нет проблем, десятка на дороге не валяется, найдется кто-нибудь…

Антон повернулся к выходу:

– Приятного аппетита тебе, – пожелал он, направляясь к двери.

– Да постой ты! – окликнул его Кузя. – Зайди в комнату.

Антон вернулся, дождался, пока Кузя доест свои макароны и вытрет рот полотенцем, которому уже давно полагалось пройти через стиральную машину.

– То есть, ты говоришь, что есть десять тысяч долларов за работу? – уточнил он. Антон кивнул.

– Тогда возникает много вопросов, – сказал Кузя, – многое нужно знать. Что за человек? Какой риск? И вообще, есть ли какой-то план?

– Это уже по-деловому, – Антон хотел присесть на стул, но не стал ввиду того, что на спинке висело нечто, способное испачкать его одежду. – План есть, риск минимальный, потому что тебе точно будет указано время и место. Место такое, где свидетелей не предвидится, видеокамер тоже нет. Единственное, что нужно тщательно обсудить, это как уехать с места происшествия, минуя улицы с видеофиксацией.

– Значит, это наезд? – уточнил Кузя.

– Вот именно. Наезд, – подтвердил Антон.

– Это уже проще, – облегченно выдохнул Кузя, которому, видимо, очень не хотелось упускать возможность получить солидную сумму. – Ладно, присаживайся и рассказывай, где там и что.

Им потребовался примерно час, чтобы разработать схему безопасного отхода.

– Не пей водки, ты можешь потребоваться в любую минуту вечернего времени, – предупредил Антон. – Может быть, завтра, а возможно, что и уже сегодня вечером.

– Я понял, – согласился Кузя. – Я ни капли.

Обсудив еще некоторые детали, они расстались на том, что в ближайшее время, когда у Антона будут деньги, он принесет аванс.


Катя быстро нашла и рынок, и магазин. Рынком громко назывались несколько палаток, выстроившихся вдоль тротуара, а торговая точка была настолько не похожа на те, что Катя уже привыкла посещать в центре города, что невольно всплыл в памяти ее родной райцентр. Йогурты оказались просроченными, после них законные сомнения возникли и при виде колбасы. Овощи, разложенные в лотках, не хотелось даже брать в руки. Что же делать? Бесцельно протоптавшись минут пятнадцать, Катя пошла вдоль прилавков по третьему кругу. Мужика творогом со сметаной не накормишь, надо что-то придумывать. В итоге она придирчиво выбрала сыр, взяла испанские помидорчики черри в коробке, кусок грудинки, судя по указанной на упаковке дате, совсем свежий, батон, сливочное масло и лук.

Это было излюбленным угощением ее отца, он очень часто просил Катю запечь сырные гренки. Вернувшись в квартиру, Катя нарезала хлеб, положила на него полуколечки лука и дольки помидора на верхнюю часть гренки, кусочек грудинки на нижнюю. Все это обильно посыпала тертым сыром, уложила на намазанный маслом противень, сунула в духовку и стала ждать Антона.

Самое удивительное, что она действительно ждала его и думала о нем. А заодно и о себе. Что за странная и несправедливо устроенная у нее жизнь? Почему она не может радоваться тому, что имеет? Почему ее все время тянет в омут, в котором она вполне может погубить себя, не говоря уже о других? Сегодняшнюю ночь она провела с симпатичным парнем, пусть он не предел ее мечтаний, но ведь ей же не замуж за него выходить. Ей еще далеко до тридцати, еще есть время осмотреться, куда торопиться-то? Но если брать конкретно сегодняшний день, то в нем есть все, что нужно. Пусть она пока не определилась с профессией, и в институте, который подсунула ей Лика, учиться не особо интересно, и зимнюю сессию она сдала, не особенно вдумываясь в предметы. Тем более, что при нынешней информационной насыщенности Интернета это не представляло сложности. Но это первый курс. Может, потом будет интереснее, кто знает?

Но дело даже не в институте. В остальном ее жизни позавидовали бы многие ее сверстницы. Она живет в красивом доме с заботливым, добрым, привязанным к ней дядей. Вчера ей встретился парень, пусть не семи пядей во лбу, и ничего особенного в нем нет. Но у него такая шелковистая кожа, он так нежен, так страстно целует ее.

После сегодняшней ночи Кате стало еще понятнее очевидное: Димочка лишь позволяет себя любить, лишь дает ей возможность быть рядом, но сам где-то далеко и любит ли ее – очень большой вопрос. Он охотно принимает ее участие в его жизни, как будто это само собой разумеющееся. Сначала путевку, затем бабкину квартиру – всего этого Димочка не просил, но принял! Он как диковинная птичка колибри, которую если удалось купить, нужно оберегать от малейшего дуновения ветерка и поить предрассветной росой, ибо иного отношения к себе она не приемлет. От иного отношения птичка вспорхнет крылышками – и только ее и видели. И вот Катя, как проклятая рабыня, должна искать эту предрассветную росу, которая продается только по такой цене, выше которой нет на свете.

А рядом есть жизнь более простая, понятная, а может и счастливая. Антон не знает Катю еще и суток, а уже готов помогать ей во всем, даже если дело сложное и опасное. А Димочка стал бы бросаться вниз головой ради Кати? Очень сомнительно. И ночью Антон говорил ей такие слова, каких она от Димочки никогда не слышала, и хотел он ее по-настоящему. Он не позволял себя любить, он сам любил. Кто знает, может, с этой ночи началось бы настоящее, сильное чувство? Ведь и Кате Антон понравился, ведь не поленилась она, захотела показать свое кулинарное искусство, пусть даже всего лишь на завтраке. Пусть даже этот завтрак окажется единственным в их коротком знакомстве…

Размечтавшись, Катя стала представлять себе свою другую жизнь. Какой бы она могла быть. Вначале мечталось хорошо. Представлялся их дом, начало весенних работ в саду, встречи с Антоном, его преданные глаза, полные нежности, их страстные ночи. А дальше что? Полному счастью мешала одна «мелочь»: Димочка-то ведь существовать не перестанет. Он есть в природе. Он существует. И будет существовать, даже если Катя останется жарить гренки на чьей-то чужой кухне. И дальше она очень живо представила себе, как сначала станет искать его глазами среди прохожих, вздрагивать при виде высокого стройного силуэта, как ноги будут сами нести ее в центр города, поближе к ветеринарной клинике «Лимпопо», чтобы случайно столкнуться с ним, возвращающимся с работы. Как она будет тайком погружаться в социальные сети и подолгу разглядывать его фотографию на аватарке. Как будет бороться с собой, с каждым днем сдавая позиции, с каждой минутой приближая тот момент, когда она, окончательно сдавшись, признается себе, что жизнь без Димочки – это серая, вязкая масса, которая облепляет тело как пластилин, не позволяя двигаться, заливает глаза, не давая смотреть, забивает нос, не оставляя возможности дышать. Рано или поздно так и произойдет, только когда она поймет это, получит еще одно подтверждение, может быть уже слишком поздно. Ей несказанно повезло заполучить редкую диковину один раз, на задрипанном автовокзале, и если она ее потеряет, возврата уже не будет. Катя встрепенулась от ужаса, и в это момент в двери заерзал ключ – вернулся Антон.

Пока пеклись гренки, Антон протянул Кате мобильный телефон в поцарапанном серебристом корпусе и сказал, чтобы связь с ним она поддерживала только по этому аппарату, поскольку карта в нем левая. Они проговорили четверть часа, после чего Антон умял половину противня горячих гренок, не уставая нахваливать Катины кулинарные способности, и они засобирались.

Кате предстояло вернуться домой, взять аванс для Кузи в размере двух тысяч долларов и еще раз уточнить Антону место. Антон ни о чем не спрашивал, они переговаривались по-деловому, будто нечто подобное проделывали неоднократно, и это было в порядке вещей.

Катя еще раз подтвердила место, затем оставила Антона на остановке общественного транспорта у главного корпуса университета и пошла домой. Когда она вернулась с деньгами, Антон все-таки не удержался.

– Ты уверена, что потом не пожалеешь о том, что сделала? – напряженным голосом спросил он. – Ведь потом ничего не отменишь, с этим жить придется.

– Да, я знаю, – согласилась Катя. – Но с тем, что он сделал, тоже надо жить. Спрашивается, как мне с этим жить? Моя душа переполнена ненавистью, она черная, как зола. Я боюсь остаться такой на всю жизнь, я хочу освободиться.

– Только не надо больше плакать, – прошептал Антон, – я тебе помогу. Не волнуйся.


Субботний день выдался великолепным. Ветер гнал разноцветные облака – серые, розоватые, бело-желтые. Где-то очень высоко, оставляя за хвостом толстый белый след, точкой в бескрайнем пространстве двигался самолет.