Часть 2

Глава 17

Катя проснулась в мокрой от пота постели, на утро не то что жара уже не было, а даже и намека на вчерашнюю температуру не наблюдалось. Однако голова гудела, руки-ноги – ватные, но еще хуже было внутри.

Катя выпила кофе с молоком, через силу и тошноту прожевала кусок сладкого рулета, не искупавшись и даже не удосужившись помыть за собой посуду, влекомая какой-то ужасной и темной силой, потащилась на улицу. Думать. Нельзя думать об этом здесь, дома. Нельзя думать об этом в стенах, где она получила все, что требовалось попавшему в беду, окунувшемуся в полное одиночество человеку: крышу, тепло, заботу, ласку. Нельзя осквернять дом этими мыслями.

Вот ведь чудо из чудес! Жила когда-то тихая, добрая девочка Катя. В меру старательная, в меру ленивая, добрая тоже в меру, словом, обычная провинциалка. Ни с кем не спорила, никому не желала зла. И вдруг не стало Кати. Куда она делась, где ее искать? Девушка покачала головой в такт своим мыслям: не найдешь уже ту Катю. Нет ее больше. Сожрало ее безжалостное чудовище, и косточки выплюнуло. Одну косточку оставило в саду Ликиного отца, другую в бабкиной комнате… И сколько еще оно будет глодать ее плоть, рвать ее сердце?

Раньше, еще у себя в райцентре, когда Кате становилось нехорошо на душе, она шла к речке, смотрела на воду, слушала птиц, дышала чистым вкусным воздухом. Здесь, в городе, конечно, особенно не подышишь – нечем. Да и речки нет. Но вода все же есть – городское водохранилище, которое делит город пополам. Но река умиротворяла не только своим медленным, размеренным потоком. Катя любила смотреть на другой берег, на камыши, густую лесополосу, простирающееся за ней гладкое поле. А здесь вода несет в себе определенную функцию и ничего больше.

На левом берегу – новые жилые массивы, дома, построенные под копирку один с другого. Коптящие и без того прокопченное небо трубы каких-то заводов, строительные краны…Ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Здесь, на правой стороне, вид интереснее. Если смотреть издали, поражаешься странному виду территорий, прилегающих к городской «большой воде». На склонах высятся новые монументальные здания в современном стиле – это два филиала каких-то мудреных столичных вузов. Выделяется элегантностью новехонький офисный центр, у подножия его простирается квадратная, чистая площадь с отреставрированной церковью. И, конечно, особняки. Множество особняков. Из белого, желтого, красного кирпича. Какие с башенками, какие с куполами, другие все сплошь из стекла – типа хай-тек.

От одного уродца Катя всегда, когда тут бывала, не могла оторвать глаз – кто же додумался вставить в конструкцию ярко-синие, зеркальные, радужные стекла? До чего же безобразно это смотрится! Интересно, какие они изнутри – эти жуткие хоромы? Хотя и от внешнего созерцания бликующего ультрамарина, кажется, можно сойти с ума. И все дома окружены высокими заборами, в обустройстве которых у денежных хозяев пределов фантазии тоже нет. А между всем этим нуворишским великолепием зияют пустоты брошенных, еще не проданных участков, покореженные временем постройки непонятного назначения. Встречаются даже до сих пор обитаемые жилища.

Дом дяди Бориса построен среди хаоса. Сползающие вниз, к водохранилищу, строения не вызывали у дяди доверия, он – за стабильность и твердую почву под ногами, потому что, по его мнению, как грунт ни укрепляй, как ни клади фундамент, сколько ни завези сюда дополнительной земли, а природа – вещь, не подлежащая проектированию. Вымоет когда-нибудь эти почвы хорошими дождями, не через пять лет, так через десять, то-то будут люди себе локти кусать. Дядин дом располагался на самом верху, на твердой почве, за зданием главного корпуса университета. Пятьсот метров от вуза – и ты уже в самом центре города, двести в противоположную сторону – и перед тобой вид на весь склон, ведущий от города к водохранилищу, на мосты, набережные и водный простор. Пусть грязный и мутный, но уж какой есть.

Борис Георгиевич, в силу своей занятости и частично лени никаким спортом не занимался, но оздоровительные прогулки совершал если не ежедневно, то почти каждый вечер и в те выходные, когда не планировал более углубленного общения с природой. Катя знала его «тропы» и тоже часто гуляла по тому же маршруту: спускалась от университета по переулку, там улица делала крутой поворот направо и раздваивалась. Одну ее ветку, как и положено, с двух сторон облепили частные дома. А другая ветка уходила вниз и втекала в улицу с другим названием. Дядя обычно в самые низы не уходил, чтобы потом не подниматься в гору, не нарабатывать одышку. Он спускался по переулку, делал поворот и гулял за домами верхней улицы, которую от склона и ветров отделяла не особенно густая, но все же живая полоса молодых деревьев. Здесь и дышалось хорошо, и можно было на воду посмотреть, и повздыхать (это Катя знала по себе).

Катя дошла до поворота и остановилась. В этом месте городская цивилизация соединялась с дикой природой. От склона проезжую дорогу отделяли тонкие, редко насаженные, какие-то беззащитные деревца и низкие кустарники, коих тут было больше. Катя взглянула вниз и у нее закружилась голова, да так сильно, что пришлось резко отпрянуть. Сколько здесь же метров до ближайшего присутствия человека? Вот так тюкнет кто-нибудь и пикнуть не успеешь – полетишь кубарем вниз.

Кате сделалось не по себе, и она поспешила вернуться на асфальт проезжей части. Машин здесь всегда мало. Ездят либо свои, либо те, кто, зная здешние места, сокращает расстояние, спасаясь от пробок или избегая постов дорожной полиции и вездесущих видеокамер. Еще эту улицу называли «дорогой алкашей», здесь действительно легко можно было проскочить на набережную, минуя постоянный пост.

Отдышавшись, Катя пошла дальше. Пока она бесцельно бродила, питая и насыщая воспаленный мозг кислородом, чудовище притихло, перестало рвать внутренности. Но было бы ошибкой думать, что оно успокоилось или снова задремало, нет, оно почувствовало неуловимый, пока еще далекий и смутный, но от того не менее соблазнительный запах добычи. Оно приготовилось к прыжку.


Среди девочек, с которыми Катя занималась фитнесом, встречались самые разные. Были в группе и далеко не девочки, а очень даже взрослые дамы, которые просто хотели держать себя в лучшей форме и иметь постоянный тонус мышц, дающий прекрасное ощущение молодости и контроля за своим телом. С ними Катя встречалась в основном на занятиях йогой. Кроме йоги, Катя посещала гимнастику пилатес, и там пересекалась с девицами, которые вызывали у нее искренне восхищение. Поднаторевшие на гимнастике, йогу они осваивали гораздо быстрее других. Среди лидеров были три девушки, которые поражали даже тренера Олю: они соревновались между собой, кто дольше простоит на голове, обгоняли друг друга в личных рекордах в совершенно немыслимой позе «лягушки». Причем все три девушки дружили, и их соперничество только развлекало и их самих, и других участниц группы.

Кате, конечно, до них было слишком далеко, она продвигалась в освоении асан медленно, во всем повинуясь тренеру, старательно исполняя все указания. Кроме этих двух занятий, Катя посещала танцы живота. Это уж так… Для разрядки, для души. Восточные танцы пользовались особой популярностью, абонементы нужно было продлевать заранее, чтобы – не дай бог – не остаться за бортом.

Эти увлекательные занятия посещала одна очень спортивного вида девушка, с которой Катя не пересекалась больше нигде, но видела ее в клубе, причем в специальной форме. Она обладала грацией молодой львицы, всегда готовой к прыжку. Мила, так звали девушку, которая, как подозревала Катя, была на самом деле Людмилой, то есть Людой, занималась женским кикбоксингом. Не настоящим, конечно, это тоже был фитнесс, но на основе популярного и жесткого мужского вида спорта. Один раз, в кафе на первом этаже клуба, за горячим травяным чаем, Катя спросила, почему Мила сделала такой интересный выбор. Девушка усмехнулась:

– Ты где живешь, городская девочка? – и подмигнула ей.

– В каком смысле? – переспросила Катя, не понявшая смысла вопроса, но очень польщенная тем, что ее принимают за городскую.

– В каком районе? – уточнила Мила.

– А, ты об этом… – поняла, наконец, Катя. – В самом центре, за университетом.

– Ну вот видишь, – хмыкнула Мила, – а я на Машмете. И этим все сказано.

– Машмет – это где-то на окраине, да? Район такой промышленный…

– Да ты что, не местная? – удивилась Мила. – Недавно приехала? Не знаешь, что такое Машмет?

– Вообще-то я и правда не очень давно здесь, слышала что-то, но не знаю, – оправдывалась Катя, – сама я даже и не была ни разу в тех краях.

– Тогда и не за чем, – подытожила Мила. – По доброй воле туда соваться не надо, поверь уж мне. Я-то там живу, судьба уж такая, будет случай, выберусь оттуда, но это такая жопа, что ты себе даже не представляешь.

– Далеко и уныло, да? Я ведь тоже совсем недавно жила далеко, и там тоже было уныло, – разоткровенничалась Катя, – так что, наверное, представляю.

– Причем здесь далеко? – возразила Мила, отхлебывая какой-то мудреный витаминный коктейль. – Район Лесной поляны тоже далеко от центра – и что? Там дома по миллиону баксов стоят, там элита. А Машмет – это ария из другой оперы. У нас такая публика живет, что туда лучше вообще не заглядывать. У нас пока от остановки до дома дойдешь, три раза Бога поблагодаришь, что надоумил на кикбоксинг пойти. Если ты молодая, симпотная и одета хорошо – или мобилу отожмут, или трахнуть попытаются, или еще что-нибудь. А так я спокойна: одному кроссовкой по роже впечатала, другому, третьему… Те, что ученые, уже не лезут.