– Нет, как раз наоборот, – еще сильнее вспыхнула Катя, – он вообще из деревни, кстати, из нашего района. Такое вот совпадение. Свою путевку он выиграл в какой-то рекламной акции, я точно не знаю в какой. А сам он живет в общежитии, он только год работает после вуза.

– Кто он по специальности?

– Ветеринарный врач.

– Я вижу, что он тебе нравится, – улыбнулся Борис, и Катя запылала пуще прежнего. – Вижу-вижу, вон щеки-то как покраснели. Но ты не такая, как другие, Катюша. Тебе нравится именно сам этот мальчик, пусть он всего лишь ветеринар и живет в общежитии. И у него нет родителей, которые бы обеспечивали ему вольготную жизнь. А другие девушки – увы, рассуждают иначе. Прежде всего, им важно наличие финансовой основы в семье, перспективная профессия, в которой можно сделать карьеру и тому подобное. Ты мыслишь иначе, не так, как современная молодежь. Ты живешь чувствами, искренними и потому очень ценными. Другие живут выгодой, расчетом.

– Но ты же не стал бы жениться на девчонке, моложе тебя на четверть века, – настаивала Катя, – тебе же может понравиться женщина взрослая…

– А взрослая, тем более, – отмахнулся Борис Георгиевич, – уж она-то точно сначала оценит машину и потом только решит, стоит ли смотреть на ее владельца. У взрослых дам романтики уже давно не осталось, и все чувства они давно растратили на неверных мужей и любовников. Им не нужно любви, им нужно совсем другое.

– Но не всем же без исключения… – не согласилась Катя.

– Наверное, не всем, – кивнул Борис, – но встретится ли мне такая женщина – это большой вопрос. В таких вопросах нельзя ничего предугадать, тут только одно – повезет или не повезет. Только от судьбы зависит. А мы свою судьбу наперед не знаем.

– Мы вообще-то с тобой не с того начали, – вернулась Катя к предмету их беседы, – если все-таки тебе встретится хорошая женщина, я наверняка тебе стану мешать. Или ей не понравлюсь, такое часто бывает. Так что мне не хотелось бы путаться у вас под ногами.

– Женщина, которая, еще не переступив порога, начнет устанавливать свои порядки, мне не нужна, – твердо сказал дядя Борис. – Я же тебе примерно обрисовал, что мне нужно. Мне нужна женщина, которой я мог бы доверять, которая могла бы полюбить меня, а не охотница за наследством. Если хочешь, ты – как раз фильтр в таком вопросе.

– Кто я? – удивилась Катя.

– Да-да, фильтр, – Борис жестом сделал знак на этом слове, – если появится некто, кому не понравится наличие племянницы, значит, сразу можно будет делать вывод о том, что дама идет за наследством и лишний рот ей в этом вопросе не нужен. Так что таких мы сразу отметаем. Ладно, Кать, давай свернем эту тему. Это вопрос очень щекотливый, не люблю я об этом говорить. Просто хочу тебе заметить, что никакая новая жена тебя отсюда не погонит. Хотя, скорее всего, этой новой жены и вовсе не будет. Но если уж будет, места здесь хватает. Другое дело, что тебе было бы жаль терять бабкину квартиру, особенно если она тебе так понравилась. Вдруг ты захочешь пожить самостоятельно? Тогда она бы тебе как раз очень даже пригодилась.

– И что же делать? – приуныла Катя. – Я не вижу пока никакого выхода.

– Не знаю, Катюша, – пожал плечами Борис, – ты пока что походи к ней, посмотри, как она будет себя вести. Во-первых, Шура действительно нуждается в помощи, бросить ее нельзя, так что ты присмотри за ней. Но к барству ее не приучай. Сразу поставь все точки над «и». Скажи, что работаешь или учишься – не важно, что не можешь жить у нее постоянно, приучи ее к самостоятельному времяпровождению. Такие старушки хитрые, как черти, только чувствуют слабину – сразу садятся на шею, так что ты с ней построже. Но вместе с тем, делай то, что нужно, чтобы она ни в чем не нуждалась и чтобы через твою голову не наняла кого-нибудь на неизвестных тебе условиях. Я думаю, что там и среди соседей могут найтись желающие поживиться за бабкин счет. Если хочешь, чтобы квартира в свое время досталась тебе, отсеки все попытки взять Шуру под опеку. Но и не давай себя захомутать. Если получится – все будет нормально. Ты девочка разумная, будь твердой в своей позиции. Это мой тебе совет. Но это не догма, смотри сама, как тебе будет удобно. Если бабка тебя доконает, черт с ней с квартирой – наймем ей приживалку, да и все.

– Квартиру жалко, – протянула задумчиво Катя.

– В общем, я тебе направление нарисовал, а ты сама смотри, что будет получаться, – подытожил разговор дядя Борис.


Никогда раньше Катя не задумывалась о том, что у нее в городе есть одинокая родственница, чья квартира может достаться ей в наследство. А сейчас эта мысль засела в мозгу занозой. Раньше был жив и здоров папа, раньше не было Димочки. Сейчас все изменилось, сейчас ноги сами понесли ее на тихую улочку имени писателя Платонова, что-то неудержимо тянуло туда Катю Скворцову. Мысль была не оформившейся, смутной, мелькала в мозгу тонкими проблесками, но Катя тем не менее потеряла покой.

– Вот посмотри, на этих фотографиях мы все вместе, три сестры, – улыбалась бабушка Шура, тыча кривым от артроза сухим пальчиком в старую, выцветшую фотографию, – смотри, какие мы красивые. А прически какие? Твоя бабка из нас самая высокая была, да еще и прическу такую носила, что на нее все мужчины оглядывались.

Катя застала старуху сидящей на диване, с синим бархатным альбомом в руках. Рядом в беспорядке были раскиданы снимки, не вошедшие в альбом, хранящиеся просто в полиэтиленовом пакете. Шура умиленно жмурилась на желтые от времени карточки, любовно перекладывала их. В этот момент она казалась совершенно нормальным, разумным человеком, речь ее была понятной и связной, маленькие глазки уже не сочились слезами.

Сегодня Шура вообще выглядела куда лучше. Она причесалась, вставила в волосы пластмассовую гребенку, надела халатик с голубенькими цветочками. Катя разложила продукты по местам и приготовилась варить обед. Она решила сделать старушке еды на два дня: сварить куриную лапшу, а на второе отварить красной рыбы. Для этого она с утра пораньше смоталась на базар, купила домашнюю курицу, рыбу, овощи, творог и сметану.

Еда у Шуры будет готова, а кормить ее с ложечки совершенно не обязательно, бабка здорова как лошадь и вполне может справиться с самообслуживанием.

Шура суетилась вокруг, шаркала тапочками, что-то приговаривала, и Катя подумала, что может, и не так уж будет хлопотно навещать старушку.

Бабушка с удовольствием поела, расхваливая Катину стряпню.

– Дуся так не умела, и такую рыбку она мне не покупала, хорошая рыбка. А ты по ночам смотришь телевизор? – вдруг без всяких предисловий спросила она.

– Какой телевизор по ночам? – удивилась Катя. – Причем здесь телевизор?

– Ну потому что я рано ложусь, – пояснила баба Шура, – а телевизор в моей комнате. Так что если ты хочешь поздно смотреть, ты свой привези и поставь на кухне.

Вот она к чему клонит! Чтобы Катя осталась у нее! Что бы она к ней переехала!

– Ты знаешь, бабуль, я не смогу жить у тебя, – спокойно, даже ласково объяснила Катя, – у меня скоро начнется учеба, и я уже устроилась на работу. И за дядей мне тоже надо смотреть.

– А что за ним смотреть? Он что, маленький? – взвизгнула бабка. – От него ты на работу можешь ходить, а от меня нет? Это почему?

– Ну, бабуля, разве так не удобно? – продолжала настаивать Катя. – Я к тебе буду часто приходить, приносить все, что нужно, покупать еду, лекарства, все буду делать, что нужно, я тебя не брошу. Но жить мне удобнее с дядей.

– Конечно, у него хоромы, не то, что у меня, да? – обиженно скривилась Шура. – А я что же: одна тут буду жить? Я так не хочу!

Она отшвырнула вилку, встала из-за стола и удалилась в свою комнату. Катя решила, что бросаться за ней не стоит, не надо потакать всем капризам старухи. Дядя же сказал, что нужно построже…

Пока Катя мыла посуду и вытирала стол, из комнаты бабы Шуры послышались звуки начинающегося концерта. Сначала тоненькое повизгивание, прерываемое короткими всхлипами, потом речитативные причитания, затем звуки движущейся по комнате мебели.

– Что она там делает? – удивилась Катя и пошла в ее комнату.

При виде девушки старуха оставила в покое стул, который зачем-то двигала взад-вперед, схватилась за сердце, что, как помнилось со слов соседки, у нее было совершенно здоровым, и заголосила в полную силу. Слезы лились из ее глаз потоком, сухие ручки она прижимала к левой стороне груди, ногами, на которых были голубые, в цвет халата, носочки, стучала о пол. Среди судорожных рыданий вполне отчетливо можно было разобрать:

– Умру здесь с голоду… Никто воды не поднесет… Лекарства некому купить, сердце остановится… Пока не завоняюсь, никто и дверь не откроет… У-у-у-у!

Как только Катя приблизилась, бабка повалилась на свое ложе, изображая смертельную муку. Завывания стали громче:

– Никому не нужна… Скорее бы умереть…

А потом выдала и вовсе номер: привстала и, заламывая руки, запричитала:

– Только не убивайте, только вы меня не убивайте!

Это было уже слишком. Катя решила, что публикой на этом концерте она не будет. Пусть бабка успокоится. Не будет зрителя – не будет и концерта.

Девушка вернулась на кухню. Окно было широко распахнуто, прямо перед подоконником шелестел листвой каштан. Катя выглянула во дворик. До чего же здесь тихо и спокойно! Балкон весь увит плющом, на нем можно целоваться и во дворе никто не увидит.

Постепенно звуки выступления стихли, и Катя вернулась в комнату.

– Успокоилась? Молодец!

Ответа не последовало. Старушка закрыла глаза и тщательно изображала то ли сон, то ли обморок.