И что я тогда пойму? Как только увижу его снова, так у меня сердце будет рваться навстречу и только одного надо, чтобы он обнял и держал возле себя долго-долго, бесконечно. Но это же невозможно. Тем более с ним так не может быть, хотя он сказал, что сейчас один и с женой уже не живет. Я сама себе делаюсь противна, когда представляю, что сошлась с женатым мужчиной. Это уму не постижимо! Если бы мне сказали раньше — ни за что бы не поверила в такую клевету. Это подло! И вот ничего же, и поехала с ним и на все согласилась, даже сама захотела. А на что потом надеялась?

Ничего, думала, просто отвезет обратно, раз получил, что хотел. Настроилась на то, что он потом будет меня избегать, а я просто начну жить, как жила, только уже по-настоящему взрослой женщиной. А с чего он должен избегать меня, его все устраивает, кажется. И даже пытается свои распоряжения раздавать — "квартиру сниму, продукты куплю".

Я, конечно, не бедствую, но когда он занес в квартиру бабы Вали эти пакеты с едой, то мне было неловко. Будто расплатился. Да я уже давно поняла, что у меня в жизни все идет неправильно, другие как-то проще могут, дружат с одним и вторым, встречаются, расстаются — легко или с истериками, подарки принимают и сами подпрашивают. А я будто сбоку, наблюдаю со стороны и боюсь сама сделать шаг в гущу событий. Ну, вот и сделала. И куда теперь?

Не верю, что у него с женой окончательный разрыв, тем более дочка маленькая и, наверно, общая фирма. Так просто через все это не переступить. Значит, если я с ним дальше буду встречаться, я ему буду кто? Любовница-содержанка. Противно. Стыдно. Мне стыдно, а некоторым ничего. А если он будет и с женой и со мной, из дома ко мне бегать… Гадость какая!

Даже не хочу этого представлять. Запуталась я совсем. Говорят, если человека любишь, надо его принимать таким, какой он есть, любовь все оправдывает. А вдруг у меня не любовь, а просто мания какая-то, зависимость, одержимость. Разве смогу теперь забыть эту ночь, что мы делали вместе… И пусть больно было и не приятно ни капельки, но почему-то хочется попробовать еще. Когда он ко мне прикасается, целует, трогает меня, то просто хочется его обхватить руками и соединиться. Тело к телу, а душа…

Не знаю, кажется, я тогда совсем забываю про всякую душу и она вовсе не нужна, как и всякие умные разглагольствования о том о сем. На какой-то миг все теряется, исчезает, только чувствуешь его тепло, его силу, как он тебя сжимает и владеет тобой. Как-то это все по-книжному, даже смешно такими словами это описывать. «Он мной овладел!» Только тело само реагирует даже на эту короткую фразу, будто женщины были созданы лишь для того, чтобы подчиняться мужчине, быть их призом, предметом удовольствия и удобства.

А что я хочу? Самой командовать? Нет, да пусть он владеет, как хочет, но при этом хоть немножечко уважает меня и позволяет быть самой по себе. Иногда это тоже нужно. Мне точно. Но позже. А сейчас я только и думаю о том, чтобы вернуться к нему и снова оказаться голышом под одним одеялом. Мы прижмемся друг к другу близко, и нам будет совсем тепло. Может, даже одеяло не понадобится.


Зима близко


Владимир.

Лиза позвонила. Говорит, «мама просит приехать домой". Я даже знаю, зачем это Ларе и как она меня встретит. Но сегодня ошибся. В этот раз ни застолья, ни танцев у шеста, ни слез покаяния. Лариса стояла в кухне у приоткрытого окна, курила открыто и смотрела на меня с решимостью идиотки.

— У нас с тобой есть два варианта. Жить вместе ради дочери, но, как соседи или по-хорошему разойтись. Меня устроит любой. Выбирай.

— Так, давай разбежимся уже. Дочь против меня настраивать не будешь, ничего для тебя в финансовом плане не изменится. Квартира ваша с Лизой, я себе конуру найду. Но своих новых ебарей сюда водить ты не будешь, узнаю, сильно придется пожалеть.

Хмыкнула и кашлем зашлась. Глаза у Ларки равнодушные, пустые, похудела за эти дни — высохла как щепка, может, болеет чем. Смотрю на нее и сам себе удивляюсь, прожили больше десяти лет вместе, а сейчас она мне почти чужой человек. Вот исчезнет из моей жизни и я даже не замечу, будто сломанный утюг вынес на свалку.

Но ведь Ларка — близкий, вроде, человек, она мне здоровую дочь родила, с ней же так нельзя. А как можно? Возвращаться в «семью» я тоже не собираюсь, нет у нас никакой семьи — каждый сам по себе всегда был, кто во что горазд, у всех свои личные заботы и радости. И в этом, наверно, тоже моя вина, но ничего уже не получится склеить. Не умею, не знаю как.

И с Ларой уже не хочу. Холодно мне с ней. Вечный напряг. Доверия нет. Кажется, если где оступлюсь, сразу выпустит когти и добьет, надо всегда быть настороже. Раньше это даже помогало тонус держать, а сейчас все чаще хочется расслабиться, контроль отпустить и просто тихонько ползти дальше. Наверно, правда, старею. Кресло-качалка и теплый плед замаячили впереди.

Яблони у теткиного дома в Успенке. А рядом кто? Нет, не Лара, точно не она, кто-то другой. Настя? Надолго ли ее хватит? Она вроде не за деньги со мной, а тогда зачем? В любовь какую-то бабскую я никогда не верил. Жалость есть, привычка есть, щекотно между ног бывает — это я все признаю.

А еще любопытство девчачье, я же старше, Наське именно это нравится, я уже давно понял. Чтобы такой строгий папочка рядом был, все понимал, все делал как надо, без пацанских соплей и пустой болтовни. Солидно, надежно и даже льстит. Только упрямство ее раздражает и всякие принципы, а, может, это она так цену набивает, играет со мной. Она же девчонка еще по сути и не знает ничего, пробует так и эдак, дразнит, кокетничает.

А я завожусь даже, когда ее вспоминаю, хочется все бросить к чертям и ехать к Рыжему, взять этот гребаный офис на абордаж и украсть своего «цыпленка». Ей бы такое тоже понравилось, все девчонки втихаря любят, когда их крадут, увозят, забирают те, кто им малехо симпатичен. Я же Наське симпатичен, иначе нафига ей меня целовать — старого полуседого пса.

Но сейчас надо держать ухо востро и разрулить все дела со своей «волчицей». Хотя, какая из Ларки волчица, вылитая лиса — вон и волосы сделала рыжие и омолодила лицо опять, натянутое, ни единой морщинки. Зачем? И так не старуха, а все хочет казаться студенточкой заводной. Одевается тоже по-блядски, юбки обтянутые едва жопу прикрывают, кольцо вставила в пупок, бабочку на поясницу ей нарисовали в салоне.

Ноги у Ларки красивые, конечно, стройные, молодые. Я все эти закидоны ее терпел ради таких ног. А теперь, вроде, все равно — ноги, сиськи, есть лучше, есть хуже, много я этого добра перевидал на своем веку. Тут что-то другое уже цепляет. Раньше не было такого. Раньше все запросто. И ради чужой «сладкой пизденки» я бы никогда от Ларки не ушел, «она» ведь только поначалу «чужая — сладкая», в охотку на первый раз. Срабатывает охотничий азарт — стойка на новую ладную сучку. А потом понимаешь, что они все одинаковые "там", стоит ли тратить время.

С Настей что-то другое. Может, не наигрался еще в эти «детские» игры, может, какая-то ответственность за то, что я ее первый взял. А может, оттого, что сама она за меня не цепляется и вроде не против, чтобы отстал совсем. Врет, конечно. Сейчас видимся с ней на выходных и еще среди недели порой разрешает себя на всю ночь увезти. Зато, какая это получается ночь! Прошлый раз прямо на полу в прихожей ее уложил, даже не разделись толком, едва зашли в дом.

Думал, в штаны себе кончу, пока трусики с нее стащу, а она стонет мне в рот прямо, дрожит подо мной, губы мои кусает и сама вся течет, тут уже не до рекордов. Быстро все получилось, наверно, не успела «приехать». Ничего, до утра еще раз все повторили с толком и расстановкой, довольна осталась моя куколка.

Порнуху ей даже включил ради интереса. Правда, не захотела долго смотреть, но дядю Володю не проведешь, первые пять минут глазками на экран все-таки стреляла. Я ей флешку с собой дал, пусть дома на ноуте полюбопытствует. Мне один знакомый подарил, коллекция обалденная, чисто ради расширения кругозора ознакомиться можно. Одна дома останется, изучит, может, сама будет посмелей. Мне на радость.

Хотя обижаться-то грех, и так вниманием не обделен. Наська только на словах скромница и зануда, а как до дела дойдет и сама готова экспериментировать. Только просит, чтобы закрыл глаза и не смеялся, если что. Да какой там смех, если у меня все в душе переворачивается, когда она начинает по мне пальчиками путешествовать и медленно добирается до «нижнего начальства». Прошу тихо:

— Нась… в ротик возьми…

— Ну-у… пока нет…

— Нась… Ты только попробуй разочек, а вдруг понравится. Хочешь, медом намажем? Тепленьким, подогретым. Сладко будет.

— Меда же у нас нет. Только сгущенка. Сгодится для таких целей?

— Даже не знаю. Нась, ты чего? Куда? А… ааа… ну, это… наверно тоже неплохо… да… Нася-я-я…

А утром она вдруг делается задумчивая, ходит — вздыхает, места себе найти не может, потому что начинает ее мучить совесть, мы даже недавно поругались из-за ее ненормальной совести. И чего ей надо, я не понимаю. Я сейчас только с ней, это даже ежу понятно. Мне вообще никого больше не надо, если я с ней.

От мыслей этих и приятных воспоминаний меня кашель отвлек, сразу понял, где я и зачем:

— Лара, тебе нельзя курить, у тебя каждый год бронхиты по осени. Бросай это дело, загнешься!

— А тебе не все ли равно? Сдохну — быстрее руки будут развязаны. Хотя ты и сейчас не сильно стреножен, живешь, как хочется. Ты мне только одно скажи — чем она меня лучше?

— Кто?

— Девка эта — твоя новая блядь. Мне тут кое-кто порассказывал, как ты ее возишь в деревню. Ну, скажи, что у нее есть такого, чего нет у меня, что она лучше меня умеет?

— Лара, не начинай.

— Хватит уже мне рот затыкать. Я десять лет живу как на вулкане. Шаг вправо, шаг влево. Надоело. Ты меня в грош не ставишь, не любишь, не уважаешь, презираешь даже. Я для тебя значу еще меньше, чем твоя машина. Да, заботишься, кормишь, одеваешь. Ты машину свою тоже моешь и ремонтируешь. Чтобы она исправно служила и на вид была ничего. А выйдет из строя — сразу другую найдешь.