Dave Admirer - Девочка Дьявола. Нарушитель.

Я посмотрела на Ричарда - его лицо было невозмутимо. Он сканировал параметры, изучая свой будущий проект “Нарушитель” на предмет изъянов. Но я и не ожидала от него сантиментов - он относился к Акуленку именно так, как я предполагала.

- Частота сердечных сокращений в норме, с учетом высокой температуры мамы, - между тем Лидия продолжала проводить скрининг. - Характер сокращений ритмичный. На четырехкамерном срезе видно, - и она потянулась к монитору рукой, - два предсердия и два желудочка. Пороков не наблюдается. Крепкое сердце, - резюмировала она, и я улыбнулась. “Как у папы”. - Допплер показывает, что пуповина подпитывается правильно - через две артерии и одну вену… - не отрываясь от монитора, продолжала она докладывать Барретту, а я, слыша все эти слова, бесшумно выдохнула, благодаря Высшие Силы. Все-таки, интуиция меня не подвела. Мой сын был в порядке.

- АД? - спросил доктор Митчелл.

- С учетом повышенной температуры, давление в пределах нормы, - ответила Лидия, и Барретт едва заметно кивнул - ведь он до выезда мерил мне пульс.

- Почки тоже проверила. Ни пиелонефрита, ни нефроптоза, - ответила она, и добавила: - Но доступ ограничен. Лили выпила недостаточно жидкости. Может быть, специалист заметит отклонения…

- Я уже вызвал нефролога и лаборанта, - ответил Генри.

- Не похоже, что почки, - внезапно произнес Барретт. - Она не отекает. И мочилась по дороге в больницу. Резкого запаха мочи не было.

Лидия подняла на Барретта удивленный взгляд, а я, в очередной раз краснея и бледнея от воспоминаний, подтвердила свои выводы - Барретт не был брезгливым, и даже в такие моменты считывал параметры моего состояния.

- Не думаю, что проблема в гинекологии... - уверенным тоном произнесла доктор Фриман. - У нее даже кольпита и вагиноза нет, - продолжила она, во взгляде Барретта мелькнуло согласие, а я вновь почувствовала смущение. Вероятно, либо Аврора докладывает, либо подобные тонкости он тоже мог определить на запах.

К этому времени подошел доктор Стрейтон - нефролог, которого вызвал Генри, мое исследование продолжилось, а я лежала на кушетке и, наблюдая за консилиумом склонившихся надо мной людей, чувствовала себя препарированной мышью. Однако, я не жаловалась, напротив - была благодарна Генри и Ричарду, которые мобилизовали все силы, чтобы вычислить сбой в моем организме. Несмотря на головную боль и температуру, я чувствовала, что была в надежных руках. Я не боялась, потому что знала главное - мой ребенок в порядке. Со всем остальным я справлюсь.

После УЗИ у меня взяли кровь и мочу на анализ, Лидия ушла в лабораторию, а Генри достал из кармана халата две упаковки каких-то медикаментов и протянул их Авроре.

- Это жаропонижающее и болеутоляющее. Безвредно для плода. Три раза в день, - пояснял он, но я замотала головой, вновь садясь на кушетку.

- Нет, - категорично ответила я. - Я потерплю боль и постараюсь справиться с температурой без таблеток.

Несмотря на то, что мой Акуленок прошел многое еще на первом триместре, меньше всего я хотела травить ребенка даже безвредными медикаментами.

- Ребенку тоже дискомфортно от твоего плохого самочувствия, - ответил Генри, а Ричард, уже выдавив на ладонь капсулы, тихо скомандовал “открой рот”.

- Мне не нравится ее головная боль… - между тем продолжал Барретт, плотно удерживая меня за затылок, пока я запивала водой таблетки.

Сейчас, когда я чувствовала ладонь Ричарда на затылке, мне становилось легче. Будто он снимал боль и давал прохладу, как и вода, растекающаяся по моему организму.

- Мне тоже, - ответил Генри.

- Вызывай спецов… я хочу знать результаты уже сегодня.

- Да. Придется. Вероятно, я поспешил с выводами.

- Какого спецов? - спросила я.

- Будем брать пункцию, и делать электроэнцефалограмму и МРТ.

- Пункцию? Зачем? Ребенок ведь в порядке, - напряглась я.

Головная боль мешала сосредоточиться, болела челюсть, сводило зубы, но я должна была докопаться до истины.

- Спинномозговой жидкости, - пояснил Генри. - Чтобы определить возможную инфекцию.

- Эти процедуры небезопасны для ребенка?

- Уверяю, нет, - ответил Генри, и я кивнула.

Я ему доверяла, но чувствовала, что он что-то недоговаривает, чтобы не тревожить меня. Не зря они задержались втроем в коридоре.

- Вы думаете у меня опухоль в голове или менингит?

- Давай не будем делать преждевременных выводов, - успокаивающе ответил Генри, прикрываясь улыбкой доктора, но я, безусловно, напряглась- мое сердце стучало, как бешеное. Конечно, я беспокоилась не о себе. Об Акуленке. Теперь я почти не сомневалась, о чем они говорили в коридоре.

Памятуя, что Ричард в свое время выбрал лечить меня, а не спасать ребенка, я не на шутку напряглась - сейчас он мог выбрать то же самое, а любое лечение антибиотиками и, тем более, химией, подвергало сына смертельной опасности.

- Если у меня одно из этих заболеваний, сделайте мне преждевременные роды, чтобы я, пока не поздно, не заразила ребенка. Я знаю, он выживет. Он крепкий. Он здоровенький. Даже Лидия подтвердила, что он здоров… - собрав силы воедино, быстро говорила я, чувствуя как мое сердце билось о ребра. - А химиотерапия мне вообще не нужна!

Видя мое напряжение, Ричард подошел к кушетке и, наклонившись, сдавил мой затылок.

- Успокойся. Дыши ровно, - спокойным голосом произнес он.

- Ричард, я не боюсь. Честно. Не боюсь. Я все выдержу. Только спаси сына, если я представляю для него угрозу.

- Не дергайся.

Слова, которые он обычно говорил, когда я нервничала, действовали, Его взгляд был каким-то гипнотическим, голос звучал тихо, успокаивающе, создавалось впечатление, будто я выпила седативное. Я аккуратно выдохнула, мое сердце начало биться в такт его словам “дыши ровно, не дергайся”, и я, все еще не отводя взгляда от его серых спокойных глаз, кивнула.

- Будем решать проблемы по мере их поступления… - тихо произнесла я, и Барретт, кивнув, убрал руку с моего затылка.

- Давай я тебя послушаю и осмотрю… - между тем подошел ко мне Генри и, прощупав пальцами мое горло, покачал головой. - На ОРЗ не похоже. Открой рот.

Генри внимательно изучал мою гортань, я, в свою очередь следила за его взглядом, как внезапно увидела то ли удивление, то ли задумчивость на его лице.

Он отстранился и внимательно посмотрел на меня.

- Лили, у тебя никогда не резались зубы мудрости?

- Нет… - покачала я головой.

- И ты не чувствовала, что у тебя распухла десна?

- Вчера почувствовала, - кивнула я. - Но я ела несколько дней говядину на косточке. Мне хотелось именно с косточкой… - пояснила я и добавила: - И решила, что поранила десна костью…

- У нее режутся две верхние восьмерки... - повернулся Генри к Барретту, а тот, отодвинув доктора, вплотную подошел ко мне и, обхватив ладонью мои скулы, заглянул в рот.

- Внизу тоже покраснение… - задумчиво произнес Барретт.

- Непредсказуемый женский организм… - покачал головой Генри.

- Примета хорошая, - кивнула Аврора. - Ребенок умным будет...

- Значит, все обошлось? - с надеждой в голосе спросила я, но на лице Генри я не видела того же облегчения, что испытывала сама.

Теперь я понимала, почему доктор Митчелл тревожился.

“Мудрость” шла ко мне с адской мигренью, болью в челюсти и температурой, а моя чувствительность, которая обострилась в связи с беременностью, била по полной пониженным болевым порогом.

В ту же ночь мне сделали и МРТ, и снимки зубов радиовизиографом, безопасным для ребенка, как меня заверил доктор Митчелл вместе с хирургом-стоматологом, и оба были довольны результатами. Один опасался аневризмы сосудов головного мозга, другой ущемления зубом какого-то нерва. Нижние “восьмерки”, как их назвал Генри, тоже решили прорезаться, правда, не так отчетливо, как верхние - однако и они откровенно ныли, давая о себе знать болью в горле и начавшими распухать лимфоузлами. Ко всему прочему, стоматологу пришлось сделать один надрез под анестезией, как все медики меня уверяли - безвредной для ребенка, анальгетиками нового поколения, которые не всасываются в кровь, и вместо антибиотиков мне выписали гели для десен. В любом случае, веселого было мало. Головная боль и невозможность нормально есть и даже улыбаться нарушали комфорт и мой, и моего сына.

Лидия была тоже обеспокоена. Одним из негативных последствий всей этой зубной эпопеи мог стать гипертонус матки. Однако, парашют папы работал исправно. Меня могли мучить головные боли вплоть до рвоты, мои челюсти сводило до пятен в глазах, но мы с Акуленком держались стойко. Кроме изжоги, икания малыша и его кулачков и пяточек, пинавших мои ребра и живот, я ничего похожего на паталогии не испытывала.

Еще одним позитивом для меня было то, что зубы удалять было не нужно, после “операции” температура начала спадать, но моей личной панацеей стал Лат. С позволения Генри он принес мне свои болеутоляющие и антисептические настойки, которые помогали лучше всех препаратов вместе взятых. И наконец, продержав меня больше недели в больнице, доктор Митчелл выписал меня домой в аккурат к Хэллоуину.

Ричард, как и планировал, уехал в командировку, в чем я не сомневалась, однако, Лата он оставил в Сиэтле, хотя до этого собирался забрать с собой. К тому же, Аврора держала Барретта в курсе моего состояния и ежедневно отправляла ему отчеты.

- Резиденцию ты не узнаешь, - бодро говорила Аврора, пока Дилан открывал передо мной дверь джипа.

- А подробнее? - поинтересовалась я и села в машину не без помощи моего телохранителя.

- К Хэллоуину Лат скупил все декорации в Сиэтле... - заговорщицким голосом произнесла Аврора, и я улыбнулась. Украшения на Хэллоуин, по сути, я всегда считала бутафорией, однако была благодарна за порыв Лата устроить праздник.