“Ты идешь на аборт”, - молотом ударило по вискам, и все мои барьеры, которые я так тщательно выстраивала, снесло от этих спокойных слов. Мои руки затряслись, словно я услышала свой смертный приговор, и я замерла.

Сколько бы я не уговаривала себя, как бы себя не убеждала, но к этому невозможно было подготовиться. Сейчас я физически чувствовала, как умираю вместе с моим ребенком. Мне хотелось кричать на разрыв, до хрипоты, до утробного звериного воя дикой тигрицы, и я закрыла лицо руками, не в состоянии сдержать плача.

Слезы катились по щекам, сердце пробивало грудную клетку, и я задыхалась от горя. Собрав остаток сил воедино, я подошла к Ричарду вплотную и опустилась перед ним на колени.

- Не убивай его… - тихо прошептала я и, уткнувшись в его колено, зарыдала навзрыд.

- Ты знала, на что шла, - ровным тоном произнес он, и я подняла голову.

Его лицо не было жестоким или недовольным, оно выражало спокойствие, впрочем, как и всегда. Но я не могла смириться с этим приговором, я должна была попытаться.

- Ричард, это продолжение тебя… Я не буду претендовать ни на что. Мне не нужно ничего от тебя. Я подпишу любые документы… - путанно шептала я сковзь слезы. - Только оставь его. Для себя, - я тяжело вздохнула и продолжила. - Да, он был не запланирован, но тебе ведь когда-нибудь потребуются наследники… - пауза и глубокий вдох. - Какая разница, сейчас или потом, когда ты их будешь планировать.

- В кровных наследниках нет необходимости, - ответил он.

Все еще плохо соображая, я всхлипнула, но поняла, что он имел в виду - Чанвиту и Алкасару ничего не принесла их большая семья. Их дети были совершенно не способны продолжить бизнес отцов. У Барретта были преемники, которых он отобрал сам, как Дугласа в Сингапур или Эванса в Испанию. А, значит, у меня не было ни шанса, чтобы пробить эту металлическую стену.

Чтобы не удариться в истерику, я сглотнула ком в горле и, тщетно пытаясь успокоить дрожь в руках, едва слышно спросила:

- У меня есть выбор?

- Только один, - коротко произнес он, и я бросила на него внимательный взгляд. - После аборта ты можешь остаться или уйти.

Чувствуя очередной приступ слабости, паники, истерики и безграничного горя, я опустила голову и отрицательно покачала головой.

- Это не выбор… - тихо прошептала я.

- Беременной ты не уйдешь, - в его голосе почувствовался металл, и я знала наверняка, что с ребенком он меня не выпустит.

Глава 44.

Не знаю, как я очутилась в своей комнате. Помню лишь, что внезапно успокоилась и перестала плакать. Будто мой мозг, желая сохранить душевное здоровье, блокировал все эмоции.

Странные были ощущения. Звук достигал моих ушей словно через толщу воды, свет казался расплывчатым, а изображения размытыми. Помню после того, как перестала плакать, спокойное лицо Ричарда и его ладонь на своем затылке. Помню, как встала с колен и вышла из конференц-зала совершенно спокойная, помню Аврору, зашедшую в кабинет и Дилана, который, кажется, в очередной раз предложил мне присесть в комнате отдыха.

Затем было серьезное лицо мисс Малберри, моя комната, какие-то успокоительные, от которых я поначалу отказывалась - мне казалось странным успокаивать меня, ведь эмоций не было, не было ни моих слов, ни моих слез, ни моих переживаний. А потом были теплые руки Авроры, раздевающие меня, подушка и черная бездна сна.

Сейчас, проснувшись, я лежала в кровати с тяжелой головой, и сознание постепенно возвращало меня к неизбежной действительности. Я с трудом приподнялась на локтях, но, увидев рядом стакан воды и очередную дозу успокоительных, поморщилась и вновь опустилась на подушку. Мне было зябко и неуютно в этой холодной реальности, и я, вновь закрыв глаза, свернулась клубком, обхватив руками колени.

Мысли все еще путались то ли от стресса, то ли от длительного действия успокоительных, и я по-прежнему смотрела на себя, будто со стороны, пока моя память хаотично возвращала меня в реперные точки моего жизненного пути.

Вспомнился Скай несколько лет назад, наша лаундж-зона и Марта - эта сцена живо встала перед глазами, и я опустила веки, все еще слыша голос Марты, эхом отдававшийся в ушах.

- Пришло время вам посмотреть правде в глаза. Ричард такой, какой есть, - говорила она спокойным голосом. - Его уже не исправить. Не надейтесь, что через год-два-десять он захочет иметь детей. - Ее голос звучал по нарастающей, становясь все хладнокровнее: - А теперь задайте самой себе главный вопрос. Что вы будете делать, когда этот человек насильно заставит вас сделать аборт? Готовы ли вы убить своего неродившегося ребенка, если случайно забеременеете? - ее спокойный холодный голос уже бил колоколами в моих висках, но она не останавливалась: - Готовы ли вы казнить ради любви к мужчине. Готовы ли вы простить его за это. Готовы ли вы любить именно такого Ричарда Барретта. Готовы ли вы прожить всю жизнь без детей?”

Пусть и в эгоистичных целях, но она предупреждала, она обо всем предупреждала, и я согласилась. Кого мне теперь винить за свой выбор? Только себя.

Ричард был честен со мной. Честен вдвойне, когда принял решение вернуть меня в свой мир. Осознанно, без вмешательства внешних факторов, как покушение или Назари с его желанием выкрасть меня.

Моя память вернула меня в очередную реперную точку, когда я сидела с телефоном руке после сообщения Эльзы о том, что Макс в реанимации.

Я иногда задумывалось, что бы было со мной, с Нами, если бы не случился этот эпизод с Максом. И теперь я знала - было бы всё то же расставание. Ричард в скором будущем расставил бы все точки над “i” в отношении беременности, а я на тот момент не смогла бы принять его принципов. Но Макс ускорил эту ситуацию. Именно тогда, когда я не приняла избиение Макса, я стала инородным телом в мире Барретта, и моя судьба была решена единственно логичным способом.

Однако разлука с Ричардом расставила все по своим местам, и я поняла, насколько сильно и глубоко люблю этого человека.

Моя память отбросила меня в следующую реперную точку, показывая очередной отрывок моей жизни, когда я, после длительной разлуки, заходила все в тот же конференц-зал.

Ричард сидел во главе большого конференц-стола и печатал на ноутбуке, полностью погрузившись в рабочий процесс. С нашей последней встречи в клубе Мэдисон он совсем не изменился - все тот же холодный непроницаемый вид и плотно сжатые тонкие губы. Не оставило время отпечаток на его лице, будто подчеркивая, что Ричард Барретт уже полностью сформировался и впитал в себя опыт прежних лет.

Чувствуя позвоночником его металлическую мужскую энергетику, я прошла к противоположному краю стола и остановилась, пока он, не отводя глаз от монитора, печатал.

Наконец, он поднял на меня спокойный взгляд - и мое сердце остановилось. Я смотрела на Ричарда и понимала, что этих двух лет для меня не существовало - сколько бы я не гасила в себе любовь к этому мужчине, она никуда не ушла, она лишь сформировалась в некий прочный осязаемый сгусток в моей груди, который сжимал плотным болевым кольцом мое сердце, напоминая мне о моей предназначенности этому мужчине.

Уже тогда он знал, что я приняла его мир, собственно, он это понял сразу, когда я отвергла поддержку Макса и согласилась на его помощь.

Теперь же, в настоящем, я пожинала плоды своих решений и выбора.

Моя память нарисовала в сознании недавний эпизод в лифте, и передо мной возник образ Эльзы. Что мне хотели этим показать?

Обратиться к ней за помощью, чтобы она помогла мне избежать аборта? Значит, задействовать и Лидию, и, может быть, Аврору. Я вспомнила, что случалось с людьми, шедшими против Барретта, пытавшимися обмануть его, и мое сердце заледенело от холода. Макс в реанимации, убитая горем Эльза, украденный и избитый Алехандро, оглохшая малышка Исабель и Назари в могиле.

- Нет! - тут же отмела я эту мысль.

Я не имела морального права никого подставлять, только потому, что в свое время приняла решение и теперь пыталась уйти от последствий моего же собственного выбора, прикрываясь громким лозунгом о ребенке.

Но он ведь уже был, там, внутри меня, и мое сердце вновь сжалось от боли.

Бежать? Например, попросить Марту о помощи - уж кому-кому, а ей выгодно избавиться от соперницы. Но я вновь отрицательно покачала головой. Марту я тоже не имела права подставлять, это во-первых, а во-вторых - ей было гораздо выгодней просто сказать Ричарду, что я затеяла побег, и Барретт собственноручно выставит меня за порог после аборта, Марте для этого и рисковать ничем не придется. Она и от соперницы избавится, и позиции свои укрепит.

Бежать самой? Подставить отца и Джулию. К тому же, я всегда находилась под охраной, каждый мой шаг фиксировался, а сейчас, когда возникла такая ситуация, Ричард вообще приставит ко мне боевиков и поставит все телефоны на прослушку - и мои, и Авроры, и даже Беатрис. Воевать с человеком, у которого был компромат на премьер-министра другой страны и у которого есть своя собственная армия, было по-детски глупо.

Но дело было даже не в патовой ситуации, а лично во мне. Сейчас, когда истерика отступила, и у меня появилась способность трезво мыслить, я должна была принять положение дел таким, каким оно была в реальности, не взваливая ни на кого свои проблемы и не пытаясь уйти от ответственности.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, как физически болит мое сердце, но продолжила этот внутренний монолог.

Как только я узнала о результатах, я задавалась одним и тем же вопросом: “Зачем Высшие Силы послали мне эту беременность?” После разговора в конференц-зале я знала ответ - это было еще одно испытание - смогу ли я пройти его, смогу ли принять до конца Ричарда Барретта и его мир.