- К тому же в последние годы кураторами арт-ярмарок, а не только их программ, все чаще становятся кураторы биеннале и музеев, - поддержала Сильвия.

- На прошлогодней ярмарке Министерство Культуры купило для Музея современного искусства королевы Софии работ на сумму более шестисот пятидесяти тысяч. Кто знает, может быть, их заинтересуют и ваши работы, - улыбнулась Патрисия.

- Мы сделаем для этого всё возможное, - ответила я, понимая теперь игру Кэтрин. - Кстати, работами Криса заинтересовался сеньор Росельо.

- Карлос - это знак качества, - улыбнулась Сильвия. - А, кстати, вот и он! - помахала она рукой.

- Поздравляю с успешным открытием, - подойдя к нашей группе, улыбнулся он нам с Кэтрин. - Многие работы здесь отличаются… смелостью мысли. Нестандартностью мышления. Мы, европейцы, иногда отличаемся консерватизмом. В отличие от Нового Света. Свежий взгляд на повседневную жизнь.

- Что-то конкретно понравилось? - тут же ухватилась Кэтрин.

- Да, работы Кристиана перспективны, - посмотрел он на моего бывшего напарника, а я решила действовать:

- Арчи Хантингтон в свое время также был впечатлен духом Испании в работах Соролья, находя их необычными в Новом Свете.

- В этом что-то есть, - улыбнулся сеньор Росельо и, прищурив глаз, посмотрел на меня: - Вы тонкий политик, и я подумаю над вашим предложением подписать контракт на серию картин вашего протеже.

- Хорошая идея! - подхватила Патрисия. - Можно, например, сделать серию картин “Испания глазами иностранца”.

Крис сжал мою руку от волнения, а Кейт лучезарно улыбнулась, и я понимала, что теперь Карлос Росельо будет аккуратно, но методично атакован Кэтрин Шейд до полной победы.

Внезапно я почувствовала затылком что-то неправильное. Словно со стороны входа подуло сквозняком. Это отразилось не только в моих ощущениях, но и на лице Кэтрин. Она посмотрела через мое плечо в сторону ресепшена и перевела взгляд на меня.

- Добрый вечер, - услышала я спокойный голос, и мое сердце болезненно сжалось. “Все-таки не зря мне померещилась та машина...”

Глава 2.

“Добро пожаловать на выставку”, - послышался приветливый голос помощницы, пока Кэтрин продолжала внимательно смотреть на меня. Чёрт, я не любила этот изучающий взгляд - его хозяйка ожидала моей реакции, чтобы подтвердить ранее сделанные выводы.

Я машинально ей улыбнулась и, стараясь, чтобы мои движения казались спокойными, повернулась к выходу только с одной мыслью - “держать лицо”.

Я подняла взгляд, а моя память тяжелой волной отшвырнула меня в тот злополучный день, который стал для меня еще одним испытанием, еще одной проверкой.


Запомнился темно-синий цвет. До боли в глазах, словно меня накрыло океанской бездной, от которого было невозможно вдохнуть полной грудью. Темно-синий цвет чемодана, который я рассматривала, сидя на полу гардеробной, пока слушала гудки в телефоне, въелся в сознание и легкие соленой водой.

На звонок ответил Алехандро. Его голос звучал низко, но спокойно.

- Как она? - тихо спросила я, блуждая взглядом по синей поверхности.

- Сейчас спит.

- Насколько всё серьезно?

- Лечим отит. Но пока непонятно. Держится высокая температура. Врач назначил повторно КТ и дополнительные анализы, - голос был спокойным, но я чувствовала, что Алехандро сдерживал тревогу за сестру.

- Она спрашивала про меня?

- Да.

- Я могу тебя попросить…

- Я наберу тебя, когда она проснется и спросит о тебе.

- Спасибо, Алехандро.

- Ты приедешь? - голос звучал ровно, без нажима и уговоров, но я чувствовала - Алехандро, как и его мать, просил меня приехать к Исабель. Я знала, что не буду там лишней.

- Я… Я не знаю. Мне нужно подумать… - я не стала говорить ему, что на завтра заказан джет, и я должна была улетать в Азию.

- Хорошо, - он по-прежнему не давил, не уговаривал, не рисовал страшные картины болезни Ибби, но я знала, что малышка в плохом состоянии.

На заднем плане послышался женский голос, и спустя пару секунд донья Летисия произнесла в трубку:

- Мы будем признательны, если вы приедете.

Я нахмурилась - ее повторная просьба только подтверждала мою мысль о состоянии Ибби.

Ни Алехандро, ни его матери я не дала конкретного ответа и, завершив разговор, вздохнула - однажды мной было принято скоропалительное решение, и из этого ничего хорошего не получилось. Я не могла объяснить Алехандро, что моя поездка в Мадрид будет дорого мне стоить. Я уже раз сделала выбор в пользу любви к ближнему, а не любви к своему мужчине, и потеряла Ричарда. Ситуация повторялась. Я могла тысячу раз убеждать себя в том, что в случившемся виноваты взрослые - Алехандро, который полез, куда не следовало, Барретт, который показал, что его трогать не стоит; понимала, что у ребенка есть родители, хорошее мед.обеспечение, но истина была проста. По одну сторону стояла маленькая девочка, которая нуждалась в моей поддержке, а по другую - Ричард с его рациональным, не склонным к сантиментам мышлением.

Я должна была найти выход из этой ситуации. Должна была хотя бы попытаться. Ведь есть телефон, смс, facetime, скайп в конце концов. Я повторяла и повторяла эту мысль, стремясь себя в чем-то убедить, а время между тем поглощало меня бездной, заполняя все вокруг темнотой.

Сидя на полу, я смотрела в одну точку и этот темно-синий цвет продолжал заполнять мой мир. Прошла минута, а может быть и час, когда в моей руке завибрировал телефон, возвращая меня в реальность. На экране отобразилось имя “Ибби”, и я сжала смарт, словно утопающий соломинку, надеясь, что смогу выйти из этой ситуации без потерь.

- Ибби, хорошая моя, как ты?

- Приезжай ко мне, пожалуйста, - слабо прошептала она, и от этого голоса у меня сжалось все внутри.

- Ибби, я с тобой, я буду на связи… ты можешь мне звонить в любое время дня и ночи. И я тебе буду звонить.

Молчание, словно она пыталась осознать услышанное.

- Ты ко мне не приедешь? - голос звучал глухо и очень слабо.

- Я… я с тобой, на связи… - выдавила я из себя, всё еще надеясь выпутаться и уйти от выбора.

- Ты ко мне не приедешь? - слабо повторила она, и в этот раз в ее голосе прозвучали нотки страха, перечеркивающие мою надежду найти еще один путь решения дилеммы. - Приезжай, пожалуйста, с тобой не будет так болеть… - тихо просипела она, и сердце сжалось еще болезненней. Я ей верила. Как любила повторять моя мама, когда вспоминала начало их с папой отношений: “Самым лучшим лекарством оказался Фрэнк”.

В трубке слышалось тяжелое детское дыхание, глаза жгло солью Соляриса, на грудь давила толща воды, и я понимала - пришел момент истины, когда нужно сделать выбор. Третьего не дано.

По одну сторону от меня стояла Исабель и ждала моей поддержки, ждала, что я помогу ей справиться с болезнью.

Я не знала, почему она, находясь в окружении семьи, звала меня, но понимала ее привязанность ко мне и не снимала с себя ответственности за сложившуюся ситуацию - слишком близко я подпустила ребенка к себе, слишком сильно окутала ее своей нерастраченной нежностью. “Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили”.

По другую сторону от меня стоял Ричард. Он даже не смотрел на меня - как обычно, он разговаривал по телефону, решая очередной производственный вопрос.

Он меня не звал, был самодостаточен, мог вполне меня заменить, но он был моим мужчиной, моей судьбой, без которого я чувствовала себя однокрылой птицей.

Любовь к ближнему или любовь к мужчине. Поступить правильно с точки зрения установок социума - оказать помощь ближнему, тому, кто в ней нуждался и просил, или поступить эгоистично - сохранить для себя отношения.

И чем больше я думала об этом, тем яснее вырисовывалась картина. Сейчас выбора, как такового, не существовало - я его уже сделала много ранее, когда согласилась идти по судьбе своего мужчины. Сделав шаг в его сторону, я приняла Ричарда и его мир полностью, иначе нужно было отказаться вовсе. Третьего не дано.

- Я не смогу приехать, - тихо, но уверенно проговорила я в трубку.

- Почему?

Я закрыла глаза и горько усмехнулась. Насколько нелепыми были оправдания. Я не могла сказать ребенку, что отказываю ей в помощи из-за поездки на свадьбу, потому что вполне могла пропустить это мероприятие - уверена, Нари меня бы поняла. Я не могла сказать, что во мне нуждались, что я была незаменима, потому что это было не так - в случае моего отказа Барретт вызвал бы Марту. Я даже не могла сказать Ибби, что возникли обстоятельства или форс-мажор, которые мешают моему приезду в Мадрид, потому что это было ложью. Возможность была - меня никто насильно не держал, и мне ничего не угрожало, иначе Барретт не заверил бы меня лично, что опасности нет, усилил бы охрану, ограничил мои передвижения, или вообще отправил бы домой в Штаты, когда началась история с Алехандро и его отцом. Всё это означало, что я беспрепятственно могла прилететь к малышке в Мадрид. Уверена, скажи я о своем намерении Алехандро, он и его мать организовали бы для меня воздушный коридор в течение получаса.

- У меня есть обязательства перед моей семьей, и я не могу их нарушить…Я буду на связи, я есть, я с тобой… - тихо, но уверенно проговорила я и, сглатывая ком в горле, добавила: - Рядом твоя семья, мама, папа и любимый брат. Они тебя очень любят и не позволят случиться с тобой ничему плохому.

Мне хотелось верить в эти слова, но я понимала, что мой отказ ребенку - лишь тщедушные попытки оправдать себя и свой выбор.

- Но ты не приедешь… - тихо просипела она, и ее слова звучали осознанно и по-взрослому.

- Я буду звонить тебе так часто, как ты этого захочешь, - повторила я, но Ибби не ответила.