На счастье Лады удачно сошлись два фактора. Вначале невозможно было приступить к пыткам в корабельных условиях, в окружении множества военных, многие из которых уже знали, что она пленница папского легата, сочувствовали ей и дружески окликали, когда она шла мимо. Вслед она часто слышала, мол, таких красавиц надо любить, а не допрашивать. То есть налицо была ненужная публичность. А инквизиция стремилась к таинственности. Ее боялись и ненавидели, но не здесь на корабле, битком набитым бравыми солдатами, многие, из которых были ветеранами крестовых походов. То есть не боялись ни Бога, ни черта. И запой, в который впал и продолжал в нем пребывать папский легат. К этому добавилась еще информация о знакомстве Лады с наследником императора. Нельзя было допустить оплошность. Император Фридрих не отличался религиозным рвением и пиететом к папскому двору. Император, будучи отлучен от церкви, тем не менее, совершил крестовый поход и добился от мусульман таких уступок, какие не снились ни Папе, ни какому-либо европейскому монарху. Такого человека следовало опасаться.


– Я не понимаю вас, монсеньор, – говорил Рене, – почему вы с ней возитесь. Зачем вы ей все это рассказываете? Мы уже решили взять ее с собой ко двору императора. Если то, что она говорит, не подтвердится, предадим ее суду инквизиции. Если нет, поступим по обстоятельствам.

– Я не знаю, – отвечал легат, – не могу остановиться. Выпью водки, увижу ее внимательное лицо, а она умеет слушать. Ведь это очень важно, найти слушателя. А ты лучше попридержи язык.

– На меня косо поглядывают военные, – признался Рене, – вчера толкнули, сегодня ножку подставили, я бы упал, если бы не Лада, она схватила меня за камзол.

– Вот видишь, – укоризненно сказал легат, – Лада поддержала тебя в трудную минуту. А ты ей зла желаешь.

– Я не понимаю, что с вами происходит, монсеньор, – удивленно заметил Рене, – подобные речи вам несвойственны.

– Сам не понимаю, что со мной происходит, – признался легат, – мне кажется, что это водка на меня так действует. Сам чувствую, что становлюсь мягкотелым. Вчера, когда она рассказывала, как ее похитили печенеги и продали хазарским купцам, я чуть не заплакал.

– Так надо немедленно прекратить ее пить, – воскликнул Рене, хватая темно-зеленую квадратную бутылку.

– Поставь на место, – твердо сказал легат, и более мягко добавил, – водки уже нет на корабле. Эту я выменял на пять бутылок вина тридцатилетней выдержки. Я надеюсь, царь Алексей не напишет Папе, что он послал ему ящик вина в подарок. К тому же завтра утром мы уже будем на Кипре. Возьми себя в руки, Рене. Иди лучше приведи девушку. Да и узнай у капитана нет ли на камбузе соленых огурцов. Уж больно она их расхваливает.

– Я уже сто раз спрашивал, – устало ответил Рене, – на камбузе нет соленых огурцов. Есть только солонина.

– Солонины не надо, – вздохнул легат, – от нее пить очень хочется. А для меня лишний поход в матросский гальюн – лишнее раздражение. Ну давай, веди девушку на допрос.

Рене сокрушенно покачал головой и отправился за Ладой. Два десятка шагов между двумя каютами были для него пыткой. На протяжении всего пути стоял живой коридор из молодых морских офицеров, которые отпускали колкости в его адрес. Когда Рене пожаловался на них легату, тот в ответ спросил:

– Что, по-твоему, я должен сделать с ними – отлучить от церкви, которую они защищают, в то время как ты нашел себе теплое местечко возле моей персоны. Ответь им, огрызайся. или ты не мужчина. Вызови кого-нибудь на дуэль, – но, увидев, как Рене изменился в лице, добавил:

– Ну, ну, я пошутил. Потерпи, мало осталось.

В самом деле, вскоре показался Кипр, и судно бросило якорь в порту, где стоял императорский галеон.

Хамам

Али шел за таинственным спутником, дивясь тому, что у него даже не спросили имени. Сомнения стали одолевать его, и он окликнул провожатого:

– Уважаемый, – сказал он, – не хочешь ли ты удостовериться в том, что именно я тебе нужен.

Провожатый в ответ поднял палец, призывая к молчанию. Насколько Али мог ориентироваться, путь их пролегал среди каких-то мрачных каменных построек в пределах дворца. По началу считал повороты, но, сбившись, бросил.

– Наденьте это, – неожиданно тонким голосом сказал провожатый, остановившись в темном месте.

Али взял протянутый сверток, развернул и накинул на себя, дивясь необычному покрою.

– И это на голову, – Али ощутил в руках какой-то странный головной убор, объемный и долгополый. Видя, что он медлит, спутник объяснил:

– Это паранджа, торопитесь, времени мало.

– Это женская одежда, – сообразил Али, – но зачем?

– Так надо, не задавайте лишних вопросов. Мы уже пришли. Сейчас мы войдем в некий дом. Не заговаривайте, просто следуйте за мной.

– Ладно, – сказал себе Али, – женская, так женская. Надеюсь, что об этом никто не узнает.

Он облачился в паранджу и через короткое время, они оказались у подъезда большого дома. Здесь стояли двое слуг, держа светильники в руках. Они поклонились и открыли перед ними двойные двери. В лицо ударило влажным и теплым воздухом. Сильно пахло ароматическими маслами. Что-то в этом было очень знакомое. Пока Али силился вспомнить, они оказались в небольшой арке огибающей вход амфитеатра, на ступенях которого сидело и лежало множество едва одетых женщин, молодых и старых, красивых и безобразных. Многие из них были и вовсе без одежды. Красные набедренные повязки и небрежно наброшенные на плечи простыни едва скрывали их формы.

«Это или женская баня, или женский день в бане», – поразился Али, – меня явно с кем-то спутали.

Он дернул за рукав своего провожатого, но тот, не желая ничего слушать, увлек Али за собой в боковой коридор, где воздух был еще более влажный и теплый. Когда они проходили мимо какого-то помещения, распашные двери раздались, выпустив облако пара, на миг, явив взору внутреннее пространство. На мраморных плитах лежали раскрасневшиеся женщины, над ними трудились терщицы и массажистки. Али разглядел все это, несмотря на то, что в воздухе висел пар. Он невольно замедлил шаг, но спутница (теперь Али уже догадался, что этот мелодичный голос принадлежал девушке) не позволила ему остановиться. Еще несколько шагов, поворот и, толкнув дверь, они оказались в отдельном кабинете, довольно просторном, с фонтаном посреди мраморной ванной, деревянными лежанками, с атласными тюфяками и продолговатыми подушками. В стенных нишах горели светильники, между ложами был накрыт стол с множеством разнообразных закусок.

– Снимайте все, – сказала девушка, сама, явив красивое смуглое лицо.

Али сбросил паранджу, плащ, стянул рубаху, взялся за пояс.

– Нет, нет, – остановила его девушка, лукаво улыбаясь, – я имела в виду только это, – указывая на женскую одежду.

– А ты красивая, – сказал он девушке.

– Меня зовут Зинат, – ответила девушка, – но имейте в виду, госпожа довольно ревнивая.

– Я надеюсь, что мы имеем дело с одной и той же госпожой, – сказал Али.

Зинат рассмеялась.

– Вы шутник, – сказала она, – подождите здесь, она сейчас придет. Ей делают обертывание морскими водорослями. Я позже вернусь, чтобы прислуживать вам за столом.

Девушка ушла, оставив Али одного. Он вдруг не на шутку обеспокоился. А что, если, в самом деле, произошла путаница. Что может делать княжна в общественной женской бане. А, если сейчас войдет какая-нибудь пожилая тетка. Али подошел к фонтану, зачерпнул оттуда пригоршню воды, провел мокрой ладонью по лицу, чтобы прийти в себя.

«Главное, не проболтаться Егорке, – сказал он себе, вспомнив женщин, покрытых мыльной пеной, лежащих на мраморных плитах, – он мне этого никогда не простит».

– Здравствуй, Али, – услышал он знакомый голос за спиной, – я рада тебя видеть.

Али обернулся и увидел княжну.

– Это взаимное чувство, – ответил он, склоняя голову, – простите, что я не смог организовать нашу встречу.

– Но ты особенно и не старался. Верно? Моя служанка три раза была на рынке, ей пришлось скупить половину лавки, прежде чем удалось передать тебе приглашение.

«Ну, вот, уже начались упреки», – подумал Али, вслух же сказал:

– Княжна, наши возможности неравноценны. А мне еще приходилось прилагать усилия для того, чтобы не сесть в тюрьму. Ты могла бы меня вообще не увидеть. Я разгуливаю на свободе, благодаря везению и случаю.

– Хорошо, объяснения принимаются. То есть пока они меня устраивают. А знаешь ли ты, чем я рискую, устраивая наше свидание в женской бане? Кроме меня, ее посещают и другие шахские жены, правда, в разные дни. Но здесь еще с полсотни обычных женщин.

– Да, я их видел, – зачем-то подтвердил Али.

Это замечание княжне не понравилось.

– Я забыла предупредить Зинат, чтобы она завязала тебе глаза, – сказала она, – ну что ж, считай это еще одним подарком от меня. Садись, поужинаем. Может быть, ты хочешь вина?

– А здесь еще подают вино? – удивился Али.

– Здесь подают все, что я захочу. Так ты хочешь вина?

– Хочу, но не буду, – отказался Али.

– Странно, в прошлый раз мне показалось, хотя, что там показалось, от тебя несло как из винной бочки.

– Так оно и было, но мне не нужно вино, когда ты со мной. Ты пьянишь без вина.

– Отрадно это слышать.

– Хотя, – продолжал Али, – Омар Хайам утверждал обратное, он говорил

Мне говорят – поменьше пей вина

В том что ты пьянствуешь, скажи нам, чья вина

Лицо возлюбленной моей повинно в этом,

Я не могу не пить, когда со мной она.

– Он был старый пьяница, твой Омар Хайам, – засмеялась княжна, – но я все равно разрешаю тебе выпить вина.

Княжна позвонила в колокольчик, когда в комнату заглянула Зинат, приказал принести вина.

– Можно спросить кое-что, – сказал Али, – и надеюсь, что это не умалит твое достоинство.

– Предварение вопроса мне уже не нравиться, – заметила княжна, – сядь поближе, чтобы я могла дотянуться до тебя. В прошлый раз ты умудрился за три часа три раза оскорбить меня.