– Я живу у Шемахинских ворот, – сказал он, – здесь недалеко.

– Это правильно, – заметил Али, – человек должен жить, как можно ближе к месту своей работы. Особливо, если речь идет о пастыре. Я, например, в бытность свою секретарем кади Кавам ад-Дина, так просто жил в суде. Очень удобно, никогда никуда не торопишься. Но это правило справедливо, если ты холост. Если же ты обременен семьей, то лучше, разумнее во всяком случае, ежедневно отдаляться от нее на изрядное расстояние. Правда, в этом случае, немалая толика жизни проходит в пути.

Молла Панах наконец улыбнулся.

– Мне даже не пришло в голову, что вы служили в суде, – произнес он. – Когда ваш друг назвал вас хафизом, мне представилось, что вы тоже молла. Я даже не стал уточнять, а вы оказывается светский человек.

– Я недолго служил в суде. Моя карьера закончилась, когда тогдашней жене атабека Узбека вздумалось решать государственные вопросы браком с великим султаном Джалал ад-Дином. Ничего хорошего из этого не вышло. Поскольку дело было устроено на обмане. Дело в том, что формально она была замужем, Малика-Хатун была тогдашней женой Узбека, чтобы там не было между ними. Султан согласился жениться на ней, если она предоставит свидетельство о разводе. Откровенно говоря, он женился при каждом удобном случае. Она заявила, что находится в разводе с Узбеком. Мой начальник, благородный и честный судья Кавам ад-Дин, отказался дать ей фальшивую справку и в итоге лишился места. Следом вылетел и я. Дальше уже жизнь понеслась совсем в другую сторону. Ваш отец был моллой?

– Да.

– Мой тоже. Он тоже хотел, чтобы я пошел по его стопам. Я закончил богословский и юридический факультет табризского медресе.

– Вы назвали султана Джалал ад-Дина великим, – заметил Панах, – у нас в Ширване о нем совсем другого мнения.

– Это был великий человек, – повторил Али, – бесстрашный воин. Он совершал ошибки, но это не умаляет его достоинства. Он был единственным мусульманским владыкой, сумевшим противостоять монголам. Он был единственный, кто мог наносить им поражения. Погиб он какой-то нелепой смертью, от руки презренного курда, разбойника, поднявшего копье на безоружного человека. Незадолго до его трагической гибели я пил вино с ним и сам чуть не погиб в ту ночь. Поскольку на лагерь неожиданно налетели татары.

– Постойте, постойте, – воскликнул пораженный молла, – вы были знакомы с султаном?

– Да, правда это была единственная встреча. Он подарил мне вот этот перстень. Малика-Хатун совершила ошибку. Я не думаю, что дело было так, как она представила. Во время осады Табриза она, якобы, бросила взгляд на султана с крепостной стены и влюбилась. Я думаю, что последняя сельджукская принцесса могла усмирять свои чувства. Их учат этому с детства. Первое, чему их учат, так это тому, что они принадлежат не себе, но государству. Тем не менее, когда я в последний раз с ней разговаривал, мне показалось, что она испытывает к нему какие-то чувства. У женщин, знаете, это бывает.

– То есть вы и с ней водили знакомство? – спросил молла Панах.

– Не могу сказать, что я водил с ней знакомство. Заяц может сказать, что он знаком с охотником, но сами понимаете, чего стоит это знакомство. Я помог ей в трудную для нее минуту. Знаете, я заметил одно правило – люди, обладающие властью, начинают дружить с простолюдином только в минуты, когда они эту власть теряют. Когда они нуждаются в дружбе простолюдина.

От сдержанности Панаха не осталось и следа. Он увлеченно слушал рассказ, задавая новые и новые вопросы.

– Вы назвали Малику-Хатун тогдашней женой. Но разве он был еще женат? Известно, что вскоре после этих событий он умер.

– У него была еще одна жена. Перед самой смертью он женился на своей русской рабыне, по имени Лада. Вы знакомы с ее братом. Он пригнал в мечеть вакуфных овец.

– С какими интересными людьми свела меня судьба, – сказал потрясенный Панах. – Какой интересной жизнью вы живете. Мне двадцать четыре года, а я в жизни ничего не видел, кроме дороги в мечеть и обратно. Но мы уже пришли. И уже довольно долго стоим перед воротами моего дома.

– Вот оно что, – сказал Али. – А я думал, что вы остановились из интереса к моему повествованию, как задумавшийся Сократ остановился в сенях какого-то дома по дороге на пир. Это дало повод шутнику спросить: «Расскажи нам Сократ, чем тебя осенило в сенях».

– Остроумно, – улыбнулся Панах, – круг ваших познаний велик.

– Познакомитесь с моим другом поближе, он вам и не то расскажет, – заметил Али. – Это его басня.

– Прошу вас, – сказал молла, открывая дверь перед Али.


Внутренний дворик небольшого двухэтажного дома был разделен на две части узкой дорожкой. Слева были разбиты грядки, на которых росли, впрочем, чего только там не росло, на этом клочке земли. С другой стороны было устроено некое подобие беседки, возвышенное место под навесом. Там сидели три женщины и стегали шерсть длинными тонкими хворостинами. При появлении мужчин лицо закрыла только одна, самая пожилая, то есть мать моллы Панаха.

– Добро пожаловать, – сказала она.

Сара приветствовала их поклоном. Лицо ее было непроницаемо, но в глазах была радость. Оставалось только гадать, к кому из мужчин она относилась. Взглянув на моллу Панаха, Али понял, что его мучает тот же вопрос, но в отличие от Али, он придавал этому вопросу большее значение. Мариам Али узнал с трудом. Удивительно, как она выросла и похорошела за прошедшее время.

– Ты меня помнишь? – спросил Али.

– Конечно, – ответила, смущаясь Мариам. – А где мой муж? Я начинаю беспокоиться за него.

– По тебе этого не скажешь, – шутливо заметил Али.

– Знаете, походная жизнь приучила меня сдерживать свои чувства, – ответил Мариам, – но раз вы улыбаетесь, значит, с ним ничего плохого не случилось.

– С ним все в порядке, как и со мной.

– Почему же его нет с вами, мне это не нравится.

– Я все сейчас объясню.

– Я пока оставлю вас, – сказал молла Панах, видя, что мать делает ему знаки.

Он ушел в дом, предложив Али, присесть в беседке.


– Ну, как ты, – спросил Али у Сары.

– Спасибо все хорошо, а вы как?

Али развел руками.

– Я пока не совсем владею ситуацией. Извини, что тебе пришлось испытать беспокойство и неудобство проживания в чужом доме. Я надеюсь, скоро все кончится.

– Не стоит извиняться, – сказала Сара, – в этом есть моя вина. Я так понимаю, что все это из-за меня получилось.

– Я не буду возражать из деликатности. Этот человек, Джамал, настолько хочет заполучить тебя, что вышел из рамок приличия. Странное совпадение, я второй раз из-за тебя попадаю в переплет. Это не упрек, а констатация факта.

– Девочки, вы мне поможете? – с веранды крикнула мать.

Мариам сразу же побежала в дом, а Сара задержалась, чтобы спросить:

– Что мне для вас сделать, хотите чаю?

Али улыбнулся.

– Что? – спросила Сара.

– Я все время пытался понять, чего же мне не хватает, теперь понял – твоего чая.

– Это правда? – спросила Сара.

– Абсолютная правда, – подтвердил Али.

Сара улыбнулась и ушла в дом. В беседку вернулся Панах, за ним шла его мать, неся поднос с розовой водой, шербетом и сладостями.

– Вы поужинаете с нами? – спросил молла Панах.

– Ну почему ты спрашиваешь, – вмешалась мать, – конечно, поужинает.

– В таком случае, не ешьте пока сладкого, – сказал молла Панах, – чтобы не испортить аппетит.

– Как хорошо, что ваш друг привел к нам этих девушек, – сказала мать, – я так рада общению с ними. С тех пор как умер мой муж, мы живем вдвоем. Я все уговариваю его жениться, но он меня не слушает.

– Мама, сейчас не время об этом говорить, – недовольно сказал молла Панах, – прошу тебя.

– Твой отец посватался ко мне, когда ему было двадцать лет, – возразила мать. – А тебе уже двадцать четыре, когда же будет время?!

Обиженная женщина ушла с пустым подносом.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал молла Панах, – я хотел поговорить с вами о совсем других вещах.

– Извольте, – сказал Али.

В кронах деревьев вдруг зашуршал дождь. Оба какое-то время прислушивались к этому звуку. Сара принесла чай, а после ее ухода возникла неловкость.

«Я все-таки попал в глупое положение, – подумал Али, – а виноват в этом Егорка».

– В Коране есть одно место, – начал молла Панах. – Я его перевел дословно, но меня взяло сомнение. Может быть, я неправильно толкую. Вот послушайте «Подлинно, есть в раю дерево, под тенью, которого всадник может ехать сто лет, не объехав его». Мне не понятен смысл этого стиха.

– Можно Коран? – спросил Али.

Панах протянул книгу, заложенную в необходимом месте. Али некоторое время изучал аят, затем сказал:

– Действительно, но Коран, который я заучивал наизусть гласил другое:

«Благочестивые в раю будут находиться в постоянной, непрерывной тени, которую солнце не уничтожит». Но в любом случае, смысл в ценности тени для жителей пустыни. Я думаю, что в переводе важна не точность дословного перевода, а точный смысл.

– Неужели вы помните наизусть всю книгу? – спросил восхищенный Панах. – Я понимаю, хафиз и все такое. Но для меня это звание всегда было чем-то абстрактным. И я часто подмечал неточности у знатоков. Но, чтобы так. Я восхищен!

Али скромно кивнул в ответ. Молла Панах предложил Али заночевать у него дома. Но Али отказался наотрез и вернулся на рынок, намереваясь спать в лавке. Однако в последний момент передумал, вновь вспомнив слова судьи Кавам ад-Дина. Он отправился на поиски караван-сарая и нашел его. У ворот маячила фигура человека. Али помедлил и увидел, как к нему подошел кто-то. Они обменялись словами, прежний ушел, а сменивший его, отойдя от ворот к противоположному дому, привалился к его стене. Он был похож на соглядатая. Али не стал рисковать, выбора у него не было. Вспомнив подходящую моменту Егоркину пословицу, которая гласила – хрен редьки не слаще, Али вернулся на рынок и расположился на ночлег в своей лавке. Он думал, что заснет мгновенно, настолько был измотан предыдущими бессонными ночами и бегством с преследованиями. Но сон не пожелал прийти к нему. Лавка была полна каких-то звуков. Что-то временами потрескивало, доносились звуки мелочной возни и писк, очевидно мыши пересчитывали его товары. Сильно пахло благовониями. Снаружи через определенный промежуток времени слышались тяжелые шаги и кашель сторожа, совершавшего обход по вверенной его бдению территории. Али прибег к испытанному средству, чтению по памяти сур Корана. Но после сегодняшней беседы с Панахом о Коране, не смог делать этого достаточно долго. Постель была слишком мягкой, он уже отвык от таких тюфяков. И запах новых простыней был еще слишком резок. Али проворочался всю ночь и забылся лишь под утро, чтобы тут же проснуться оттого, что кто-то открывает дверь в лавку. Али спросонок не сразу сообразил, что это Рамиз пришел на работу.