– Я был вынужден ее купить, – сказал Али, – чтобы спасти честь одной замужней женщины.

– А, ну это совсем другое дело, – согласился Егор. – Я даже сказал, что похлопочу за нее, чтобы она получила свободу. Но она отказалась. Ну, так почему ты здесь оказался? Кому ты успел насыпать соли на хвост?

– Не знаю, я думаю над этим.

– К нам приходил какой-то хлыщ, – продолжал Егор, – сказал, что ты просил позаботиться о Саре, и хотел забрать ее в свой дом. Ты просил?

– Нет. Он сам предлагал. Может быть из вежливости. У нас был странный разговор. Он предложил прислать за ней женщину. Я думал, что это простая любезность.

– Но он пришел сам. У него был к ней интерес.

– Я знаю об этом. Он два раза предлагал мне продать ее. Но она не хочет.

– Кто же спрашивает рабыню о ее желании.

– Я гуманист, как ты знаешь. Она не просто рабыня. Она моя совесть. У меня была связь с ее госпожой, кончилось не очень хорошо. Я давал Саре свободу, но она отказалась.

– Что значит, отказалась. Как это человек может предпочесть свободе рабство. Хотя, конечно, она влюблена в тебя, другого объяснения нет.

– Не будем тратить драгоценные минуты на разговоры о рабыне, – сказал Али. – Слушай, отличное вино. Где купил?

– Недалеко от моего дома. На соседней улице.

– Красивый у тебя дом?

– Обычный. Но с веранды второго этажа открывается вид на море.

– Замечательно, как раз то, что я люблю. Лада бы тебе этого не простила. Ничего не знаешь о ней?

– Нет. Думаю, живет со своим франком и в ус не дует. Лучше скажи, что делать? Хлыщ сказал, что обвинение серьезное.

– Защищаться от надуманных обвинений. Ты забыл, что я законовед. Кто бы ни был человек, возведший меня напраслину. Я разобью его доводы в пух и прах. Но нам понадобится поддержка общественности. Узнай, есть ли в этом городе медресе. Знаток Корана, законовед, профессор медресе Дамаска облыжно обвинен в связи с пиратами! Да, и еще, купи десяток овец, отгони их в мечеть. Скажи, что это вакуфный дар. Запомнишь, от слова вакф.

– Запомнить-то я запомню, но как я пойду в мечеть. Я многобожец.

– Что я могу тебе сказать? Придумай что-нибудь. Скрепи сердце ради нашей дружбы.

Послышался звук шагов стражника.

– Мне пора уходить, – сказал Егор, – а, может быть, побег?

– Некуда бежать, – возразил Али, – надо оправдаться.

– Ладно, возьми это, на всякий случай.

Али почувствовал в руке холод рукоятки кинжала.

– Тот самый, – сказал Али, – знакомый изгиб, но это лишнее.

– Пусть будет, – настаивал Егор, – оружие никогда не бывает лишним. И это тоже.

Егорка передал Али моток веревки.

– Это аркан, тонкий и очень прочный. Я пытался его разорвать, и у меня не вышло.

– Ладно, – согласился Али, и спросил, – ты то как, почему вернулся?

– Расскажу потом, – бросил Егорка и отошел от решетки, подгоняемый стражником.

Трудности перевода

Молла Панах, священнослужитель Соборной мечети тайно переводил Коран на тюркский язык. Этому он посвящал все свое свободное время. Прихожане часто сетовали на то, что хотели бы понимать смысл сур, которые он читает им, сразу, не дожидаясь перевода и толкования. Как-то Панах сказал об этом имаму, но тот сурово сдвинув брови, возразил, что суры священной книги должны доходить до сердца правоверного мусульманина безо всякого перевода, а посредством искренней веры. Молла Панах понял, что не стоит продолжать этот разговор. Разговор о переводе мог навлечь на него гнев имама. В Баку был еще жив дух зороастризма. Он витал в самом воздухе. Именно поэтому здесь крайне трепетно относились к внешнему проявлению мусульманского вероисповедания. Что будет с улемами Ширвана, если до Багдада дойдет слух о том, что Священную книгу переводят с языка оригинала на язык простолюдинов. Сакральность не терпит вольностей. Мало ли какой смысл извлекут люди, позволь им самим судить о ниспосланных текстах. Халиф смотрел сквозь пальцы на храмы огнепоклонников и этим надо довольствоваться. Молла Панах решил переводить Коран тайно. Для будущих поколений. Он как раз закончил тридцать восьмой аят из суры «Скот», который гласил: «Нет животного на земле и птицы, летающей на крыльях, которые не были бы общинами, подобными вам…», когда в его келью постучал служка и сказал, что пригнали скот. Мола Панах сначала удивился этому совпадению, а потом спросил удивленно:

– Что это за скот, и кто его пригнал, и зачем?

Поскольку в предложении было целых три вопроса, служка, простоватый парень, который очень хотел стать моллой, надолго задумался, припоминая, затем, загибая пальцы, чтобы не забыть, произнес три слова, по одному на каждый вопрос – овцы, урус, вакф. Озадаченный молла Панах убрал свои записи и вышел во двор мечети. У крыльца, сгрудившись, топтались с десяток овец. За ними присматривал мальчик с хворостиной в руке. Немного поодаль стоял высокий плечистый человек. Он был одет как мусульманин, но русая борода и голубые глаза говорили о том, что это чужестранец.

– Мир вам, о имам этого благословенного дома, – обратился он к Панаху. – Примите в вакуфный дар от путника этих жертвенных животных.

Человек говорил по-тюркски очень хорошо, практически без акцента. Молла Панах с улыбкой поблагодарил его и предложил пройти в ротонду, находившуюся неподалеку. Прислушивающийся к их диалогу мальчик сказал, обращаясь к чужестранцу:

– Ами, мен гедим[21] дэ?

– Конечно, иди, – ответил Егорка, – спасибо.

– Тебе спасибо, три дня ни одной овцы не могли продать, – ответил мальчик и убежал.

Молла Панах подозвал служку и велел ему принести чай, а затем отогнать овец на другой двор. В ротонде на деревянном помосте был расстелен небольшой истертый коврик. Егорка снял обувь и сел, скрестив ноги. Панах сел напротив.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил он.

– Конечно, – Егор назвал свое имя.

– Мне сказали, что вы урус, – продолжал Молла Панах, – что привело вас в наш город? Торговые дела?

– Я живу здесь, – ответил Егор, – точнее, собираюсь здесь жить. Если будет на то благоволение небес, – Егор с улыбкой воздел руки. – У меня здесь дом.

– Вот как, – с некоторым удивлением отметил Панах. – Я рад за вас. Баку – прекрасный город. И я хочу поблагодарить вас за дар. Сейчас в это тяжелое время редко мусульмане совершают такие щедрые поступки. Ведь вы – мусульманин?! Ваше упование было неопределенным.

– Уважаемый молла, – сказал Егор, – при всем моем уважении к вам и к дому Аллаха, я принадлежу к другому вероисповеданию.

– Ну, что же, друг мой, – учтиво заметил Панах, – я смотрю на мир широко открытыми глазами. Всех нельзя заставить думать по-твоему. Дом Аллаха открыт для всех. Я уважаю ваш выбор. Но тем более ценен ваш поступок.

– Я боюсь, что вы окончательно разочаруетесь во мне, – усмехнулся Егорка. – Но, должен заявить, что лишь выполняю просьбу своего друга, ученого хафиза по имени Али. Когда-то он дал обет, что если ему суждено будет увидеть Баку, то он пожертвует овец дому Аллаха.

– А что случилось с вашим другом?

– Вы знаете, какая-то странная, я бы даже сказал, запутанная история. Не успел он ступить на берег, как его арестовали по какому-то сомнительному обвинению и заточили в тюрьму. Но, несмотря на это, он не отказался от своего обещания. И вот я выполняю его волю.

– Что вы говорите, – удивился молла, – а в чем его обвиняют?

– Обвинение настолько нелепо и смехотворно, что я сам до сих пор отказываюсь в него верить. Дело в том, что он плыл на корабле. Был туман, плохая погода. Кормчий сбился с курса. Короче говоря, они попали в руки пиратов. Их отконвоировали на какой-то необитаемый остров, где должны были казнить. Но мой друг Али, а мы с ним как братья, вот так, – Егор потер указательные пальцы друг о друга, – благодаря своему уму и красноречию, а оно у него врожденное, он, между прочим, сын моллы из Байлакана, и обучался искусству риторики в медресе Табриза, он расположил к себе главаря морских разбойников. И представьте себе, тот сохранил им жизнь. Ослабил охрану, капитан воспользовался этим и отдал концы.

– Умер?

– Нет, нет, что вы, наоборот. У моряков, в отличие от обычных людей – выражение отдать концы означает – уплыть. Любопытно, правда? Капитан спас свой корабль, экипаж, пассажиров, товар. Иначе говоря, выполнил свои обязательства. Прибыл в Баку.

– Я не понимаю, – сказал Панах, – за что же его арестовали?

– Его обвинили в связях с пиратами.

– Кто же до этого додумался?

– Как раз над этим мы и ломаем голову, – признался Егор, – и у меня есть одна догадка.

Пришел служка, неся на большом подносе чайник и две чашки, и вазочку с темной массой. Молла Панах разлил дымящийся чай и сказал:

– Пейте, прошу вас.

– А это что, – с любопытством спросил Егор, указывая на темную массу. В ней виднелись ягоды.

– Это ежевичное варенье, угощайтесь. Но вы что-то сказали про догадку? Продолжайте, прошу вас.

– Ну не то, чтобы догадка, а скорее подозрение. Вместе с Али на корабле плыл некий человек из дивана внешних сношений. Я подозреваю его. Он проявляет интерес к рабыне моего друга. Просил продать ее. Но Али отказался, поскольку он гуманист и не торгует людьми.

– Вы говорите, что он знаток Корана? – задумчиво сказал молла Панах.

– Да.

– И выпускник медресе?

– Да.

– Я обязательно доложу об этом имаму. Я считаю, что наш долг позаботиться о таком достойном человеке.

– Благодарю вас. Буду вам очень признателен. Я со своей стороны пытаюсь сделать все возможное, чтобы освободить его. Но мы первый день в городе, сами понимаете, никаких связей.

– Считайте, что связи у вас уже есть, – сказал молла Панах.

– Благодарю вас, – ответил Егор, – мне чужеземцу отрадно это слышать.

Он допил чай и заметил:

– Варенье очень вкусное. Пожалуй, пойду с вашего разрешения.