– Я сохраню жизнь вашему господину и позволю забрать его, если вы поступите так же. Мой господин убит, я увезу госпожу. Чего нам-то с вами делить. А, если я его сейчас прирежу, с вас взыщут. Как? По рукам?

Солдаты, переглянувшись, согласились.

– Отойдите подальше, – продолжал Лука, – сойдите с коня, чтобы я мог уехать. Ваших коней я возьму и оставлю вон у той рощи. Это будет мне гарантия, что вы за мной не погонитесь. А я увезу своих господ.

Солдаты согласились и отошли подальше, негромко переговариваясь между собой. Лука перевязал рану своего господина, приник к груди. Сердце еще билось. Он поднял на лошадь Ладу и привязал ее к седлу, затем перекинул через седло тело своего хозяина. Сам сел на лошадь, собрав поводья всех лошадей, и начал свой скорбный путь к замку. У ближайшей рощи он оставил чужих коней и махнул рукой иезуитам, хлопотавшим над своим раненым начальником.

Дорогой Лада пришла в себя и смогла самостоятельно держаться в седле. В ближайшем селении они остановились, рискуя быть настигнутыми иезуитами. Но рыцарь срочно нуждался в медицинской помощи. У первого попавшегося дома Лука крикнул хозяина и с его помощью внес раненого в дом.

– Есть здесь лекарь? – спросил Лука.

– Мельник малость врачует, – ответил испуганный хозяин.

– Беги за ним, только дай нам чистых тряпок, рану перевяжем пока.

Владелец дома крикнул жену, а сам побежал за мельником. Рыцарь все еще был жив, но дышал с трудом. При каждом вздохе в его груди слышался клекот и свист.

– Он задыхается, – сказал Лука, – слышите воздух свищит. Надо заткнуть рану. Сударыня, помогите снять с него камзол.

Лада с белым, как бумага, лицом была близка к обмороку. Она сидела, вцепившись в руку мужа. Луке пришлось еще раз окликнуть ее, чтобы она пришла в себя. С ее помощью он снял с трубадура верхнюю одежду. Оторвав от полотна кусок, он сделал тампон и вставил его в отверстие раны. Затем он приподнял шевалье на бок и присвистнул.

– Мать, честная, да он насквозь проткнул его.

Лука сделал еще один тампон и заткнул выходное отверстие. Затем он туго перебинтовал грудь шевалье. Раймонд стал дышать ровнее. Появился хозяин с лекарем. Последний, охая, крестясь, и качая головой, стал осматривать раненого. Лука вывел Ладу во двор и оставил ее там, на свежем воздухе. А сам вернулся в дом. При виде его лекарь покачал головой и развел руками.

– Я за это не возьмусь, – сказал он, – я хворобами занимаюсь, а здесь хирург нужен, в город надо везти его.

– Где же я тебе хирурга возьму? – возразил Лука. – Сам врачуй, делать нечего, видишь помирает сеньор.

– Ему надо рану зашить. Я никогда этого не делал. Да, и неизвестно, что у него там с внутренними органами. Какие повреждения. Я не справлюсь, потом мне головы не сносить.

– Голову тебе я снесу, – рявкнул Лука, – вот этим мечом, если сейчас же не примешься шить. Хозяин давай иголку, нитки, что еще надо.

– Горячей воды. Водки.

– А водка тебе зачем?

– Иголку смочить.

Хозяин дома принес все необходимое. И мельник принялся оперировать.

– Телега у тебя есть? – спросил Лука у хозяина.

– Есть. Двуколка.

– Запряги в нее мою лошадь. И положи в нее соломы побольше. Повезем сеньора в замок. Иди.

– Тампоны в раны кто вставлял? – сердито спросил мельник.

– Я. А что? Не надо было? – ответил Лука.

– Правильно сделал. Хорошо.

Через час наскоро прооперированного Раймонда основательно перебинтовали. Мельник перед этим протер водкой края раны. А остаток жидкости вылил себе в рот.

– Мог бы мне оставить, – упрекнул Лука.

– Перебьешься, – дерзко ответил мельник.

Но Лука стерпел и ничего не сказал. Шевалье перенесли в двуколку и повезли в замок. Когда процессия выехала их деревни, Раймонд ненадолго пришел в себя. Увидев, что он открыл глаза, Лада спрыгнула с лошади и нагнулась к нему.

– Дорогой мой, как вы себя чувствуете?

– Мне холодно, – сказал Раймонд, – где мы? Что происходит?

Он с трудом выговаривал слова.

– Все в порядке. Мы отбились, вы ранены. Едем домой.

– Хорошо, – сказал Раймонд и вновь потерял сознание.

Когда процессия подъехала к замку, Лада вдруг сообразив, приказала:

– Пошли кого-нибудь за лекарем. Только, чтобы это был настоящий эскулап.

В ответ на это Лука снял шапку и сказал:

– Простите, мадам, но в этом уже нет необходимости.

– Что ты несешь? – бросила Лада. – Как ты смеешь? Немедленно пошли кого-нибудь за доктором.

Она спешилась и бросилась к мужу. Стала трясти его, пытаясь привести его в чувство. Но тщетно. Лада приложила ухо к его груди. Сердце трубадура больше не билось. Лада почувствовала, как ее собственное сердце наливается тяжестью и перестает биться. Неожиданно для самой себя она заплакала. Судьба в очередной раз не пощадила ее.

– Это я виновата, – всхлипнув, сказала она, – надо была сразу искать доктора, а не везти его в замок.

– Мадам, не вините себя, – проронил стоявший рядом Лука, – с таким ранением не живут, удивительно, что он еще так долго продержался.

– Пошли кого-нибудь за священником.

– Слушаюсь, сударыня. Надо известить родню.

– Поступай, как знаешь.


Лада поднялась в зал, приказала растопить камин. Когда истопник выполнил ее приказание, она поставила чашу Грааля на каминную полку. Попросила принести вина. Что было ей делать в чужой стране, потеряв единственного человека, который связывал ее с ней.

– Будь ты проклята, – сказала Лада, глядя на чашу Грааля, на боках которой играли языки пламени. Некоторое время Лада боролась с искушением швырнуть ее в огонь. Но осторожность взяла вверх. Появился Лука.

– Мадам, – сказал он, кланяясь, – все сделано.

– Ты убил иезуита? – спросила Лада.

– Нет, мадам. Я отсек ему руку после того, как он ранил сеньора.

– Почему ты не убил его? Мне бы сейчас не пришлось бы опасаться за свою жизнь.

– Мадам, если бы я его убил, вам действительно, не пришлось бы уже опасаться за свою жизнь. Мы бы с вами уже были мертвы. Я променял его жизнь на вашу.

– Хочешь вина? – спросила Лада.

– Не откажусь.

Лука принял кубок вина и выпил.

– Ты очень помог мне, Лука, – сказала Лада. – Я тебе благодарна.

– Это мой долг, сударыня, – ответил Лука. – Какие еще будут поручения?

Лада поднесла к губам вино, вдохнула его дух, но пить не стала, отставила кубок в сторону.

– Как скоро они вернутся, Лука? – спросила она.

– Вы полагаете, что они вернутся?

– Это вопрос времени, но вот какого? И что мне делать, когда они вернутся? У меня мало людей, я не смогу противостоять солдатам. А ведь иезуит приведет с собой военных. Что ты молчишь?

– Я думаю, мадам, что вам следует просить помощи у своего суверена. Графиня Н. обязана вступиться за своего вассала. Кроме того, что это ее долг, она еще и благоволила к сеньору.

– Да, да, – прервала его Лада, – я наслышана об этом. Но это исключено. Сколько человек ты можешь собрать?

– Барон собрал в замке самых боеспособных.

– Пятнадцать человек. И это все?

– Пятерых мы сегодня потеряли, – безжалостно продолжал Лука, – осталось десять. Это все на что можно рассчитывать. Надо просить помощи у графини.

– Иди, Лука. Я подумаю, – резко сказала Лада.

Лука направился к выходу. У дверей он обернулся.

– Может, они не вернутся. Наверное, они похитили сеньора, чтобы получить за него выкуп. Ну, а теперь уже о выкупе и говорить нечего.

– Ты ошибаешься, Лука, – возразила Лада. – Они вернутся.

Когда за ним закрылась дверь, Лада вновь поднесла к губам кубок с вином, подержала у лица и вновь отставила. Она не пила вина, но ей нравились манипуляции. Они отвлекали ее от сегодняшнего несчастья. Кроме того, напоминали, что в ее жизни были ситуации гораздо безнадежней. К примеру, когда они сидели в буквальном смысле под землей, каждую минуту, ожидая смерти от рук монголов.

Пламя в камине бушевало и билось о каменную кладку. Жар от него начинал жечь лицо. Лада встала и отодвинула кресло. В этот момент она поймала себя на мысли, что в этих бессмысленных и суетливых телодвижениях, она оттягивает принятие какого-то важного решения.

– О, Аллах, – взмолилась она, – ну почему мне так не везет с мужьями.

Лада вдруг сообразила, что, будучи новообращенной католичкой, в минуту слабости и отчаянья, обратила свои мольбы к Аллаху, а не к Христу.

– Это знак, – мрачно сказала себе Лада, – меня здесь больше ничего не держит.

* * *

Барона похоронили на фамильном кладбище, недалеко от замка на возвышенности в сени деревьев. Лада хотела высечь на могильной плите стихи, какие-нибудь из тех, что сочинил за свою жизнь Раймонд. Но в последний момент передумала. В глазах общества погибший барон был лицом более достойным уважения, чем трубадур. К тому же Лада никогда не любила стихов, хотя и старалась это скрывать от мужа. Лука продолжал ее уговаривать обратиться за помощью к графине Н. Но Лада не столько не хотела просить бывший предмет воздыхания Раймонда. Ей, когда-то наложнице гарема атабека, это как раз не казалось чем-то оскорбительным. Сколько понимала, что графиня, узнав о том, что ей придется выступить против инквизиции, сразу же откажет ей в помощи. Лада продолжала оставаться в замке, испытывая судьбу. Хотя благоразумнее всего было бы бежать и скрыться. Она собрала в баул вещи, которые были ей дороги – деньги, одежду, пресловутую чашу Грааля. Но ей казалось зазорным и малодушным оставить поле битвы без боя. В борьбе против Святой инквизиции, пронизавшей своими щупальцами всю Священную Римскую империю, у нее не было ни малейшего шанса. Но просто так сдаваться она не хотела. Лада наняла для самообороны пятьдесят ландскнехтов из обедневших рыцарей. Выплатила им жалованье за месяц вперед и поселила их в ближайших деревнях, арендовав для них у крестьян лучшие дома. Пообещав за участие в боевых действиях утроить содержание. Лука после всего этого перестал уговаривать сеньору искать помощи и проникся к ней еще большим уважением. Как Лада и предполагала, прошло больше месяца, прежде чем иезуит, потерявший руку, смог вернуться. На дальней лесной опушке вдруг взвился столь дыма. Это специально обученный пастушок, завидев, вооруженный отряд, тут подпалил стожок сена, подбросив в него сырой травы. Когда отряд конницы показался ввиду замка, на башне взвился белый флаг, это был уже знак для ландскнехтов быть в боевой готовности. С крепостной стены Лада пересчитала всадников. Их было 60 человек, то есть немногим больше, чем наемников. Впереди ехал иезуит, держа одной рукой поводья коня. Другая рука его лежала на черной перевязи. Подъехав к замку, он поднял голову и увидел Ладу.