Наталия Вронская - Девичьи грезы

Саша же, напротив, была молчалива и погружена только в собственные мысли.

— Что, неужели тебе, Саша, не понравилась прогулка? — спросила ее мать.

— Понравилась, и даже очень, — ответила она.

— «Понравилась. И даже очень!» — передразнила ее сестра. — Нет, вы подумайте, какая похвала, — счастливо рассмеялась Ксения. — Отчего ты так безразлична ко всему, так холодна? Право, не пойму я тебя!

— Быть может, она влюблена? — посмеиваясь, спросила Прасковья Антоновна.

— В кого это? — удивилась Лукерья Антоновна.

— В поэта или в князя, — ответила им Ксения. — Больше не в кого.

— Что за вздор, — покраснела Саша.

— Вовсе и не вздор! А если вздор, так не красней так и не молчи!

— Ах вот ты как? — Сестры уже входили в дом, и Саша дала волю своим чувствам: — Вот, значит, как?

— Ай! — воскликнула Ксения и побежала со всех ног вверх по лестнице, удивляя всех своим нескромным поведением. — Держите ее, она…

Но слова потонули в анфиладе комнат большого дома. Саша бросилась бежать за сестрой, и вскоре, веселые и запыхавшиеся, они упали на кровать в комнате Ксении.

— Уф! Здорово! — засмеялась Ксения.

— Вот, все-то тебе здорово, — проворчала Саша.

— А тебе все плохо! — упрекнула ее Ксения.

— И вовсе не плохо! Только не стоит такое говорить при всех.

— Такое, это какое? — приподнялась Ксения и посмотрела на сестру.

— Будто я влюблена! Я вовсе не влюблена!

— Ой ли?

— Да! Не влюблена. И не собираюсь, — твердо ответила Саша.

— Да? То-то ты так внимательно слушала стишки, которые плел тебе этот Дмитрий Иванович. Он нашептывает и нашептывает, а ты слушаешь и слушаешь…

— В конце концов, это бестактно! — оборвала сестру Саша. — И невежливо посвящать кого бы то ни было в домыслы подобного рода.

— Ух ты… Хорошо ты это сказала… — Сделала большие глаза Ксения.

— Издеваешься? — грозно спросила ее сестра.

— Да ни в жисть! — подражая присказки Маврушки, бывшей их няньки все детство и чуть ли не по сию пору, ответила Ксения. — Хочешь, побожусь? — продолжала она юродствовать.

— Не божись — это грех большой, — строго ответила Саша.

— Ну перестань! Хорошо, только не обижайся. — Ксения обняла сестру. — Просто ты иногда такая высокопарная, такая холодная, просто страшно делается… И как тебя не подразнить?

— Ах ты, коварная, — рассмеялась Саша.

— Больше не сердишься?

— Не сержусь…

Сестры развеселились и еще долго потом делились своими впечатлениями. А когда Саша ушла к себе переодеваться, то поняла, что Дмитрий Иванович очень нравится ей и занимает все ее мысли. Это был первый молодой человек в ее жизни, да к тому же еще и поэт. Сколько приятных минут он подарил ей своим разговором о поэзии и чтением стихов! Она почти уже была влюблена…

Анна вся извелась за прошедший день. Мать сказала ей, что в Летнем саду на прогулке они встретили князя. И девушка пожалела о том, что не пошла с кузинами и матерью гулять. Но тут же Прасковья Антоновна сказала дочери, что князь был приглашен на завтрашний обед, и Анна решила использовать эту возможность для того, чтобы вызвать Владимира Алексеевича на решительное объяснение. Но план ее не удался. Анна так и не смогла улучить подходящего момента для разговора с князем наедине. Он был необычно сдержан и после обеда тотчас откланялся. Она не могла понять причины такой его холодности.

А все объяснялось очень просто: Дмитрий Иванович Багряницкий, также приглашенный на обед, не отходил от Саши. По крайней мере, Владимиру, уже влюбленному, хотя еще и не вполне догадавшемуся об этом своем чувстве, казалось, что Багряницкий был будто привязан к Саше. Это чрезвычайно портило ему настроение, и он не в состоянии был обращать внимание на кого-нибудь еще.

Поэтому он был сдержан, строг, безукоризненно вежлив, но холоден, что и лишило возможности Анну говорить с ним приватно.

Итак, князь откланялся, а поэт остался. Анна, раздраженная тем вниманием, что Багряницкий оказывал Александре и Ксении, хмурая и бледная, ушла к себе, снова сославшись на головную боль. Своим демонстративным уходом она немало позабавила Лизу и Ксению, которые читали по ее лицу, как по открытой книге. Саша же ничего не заметила, потому что была исключительно увлечена беседой с Дмитрием.

Багряницкий был весьма обаятелен, читал стихи, рассказывал забавные анекдоты и светские новости, почерпнутые в блестящих гостиных, где его принимали, и полностью очаровал не только девушек, но и Лукерью, и Прасковью Антоновну.

Словом, когда поэт покинул гостеприимный дом, то его персона была подвергнута тщательному и доброжелательному разбору и было единодушно признано, что более милого и очаровательного молодого человека трудно будет сыскать.

— Однако князю Владимиру Алексеевичу он уступает, — отметила Прасковья Антоновна, — Вы как хотите, но первенство я отдаю князю!

— Несомненно, как более старому знакомому и более преданному другу, — сказала Лиза.

— Отнюдь нет, моя дорогая, — отвечала ей матушка. — Есть в князе нечто такое, что ставит его выше других молодых людей. Я затрудняюсь определить, что именно.

— Я бы сказала, — вдруг начала Саша, — что князь Владимир Алексеевич такой человек, которому можно довериться в любом деле. Он не уронит ни своей чести, ни чужой.

— Ты права, племянница, — поддержала ее Прасковья Антоновна. — В деревне о таких людях говорят: «надежный» или «основательный».

— Бедный князь, — рассмеялась Лиза. — Он подвергнут у нас такому разбору! Хотя не могу не согласиться с вами.

— А вы заметили, как странно он себя нынче вел? Как был сдержан и строг? — спросила Ксения.

— Да, верно. Однако у него, быть может, какие-нибудь дела. И он думал о них сегодня, — сказала Лукерья Антоновна. — А мне Дмитрий Иванович, надо сказать, тоже понравился, — прибавила она вдруг. — И как остер на язык!

— Да, и стихов прочел множество и повеселил всех, — сказала Прасковья Антоновна. — Он чрезвычайно мил.

— Да, очень мил! — с энтузиазмом поддержала тетку Ксения. — А ты что думаешь? — обратилась она к сестре.

— Да, мне он тоже понравился, — улыбнулась Саша.

— Но я не советовала бы вам, племянницы, пока слишком увлекаться им, — сказала Прасковья Антоновна. — Он хоть и дворянин, но не достаточно богат. Семья у него большая — помимо него еще и сестры есть. Он, быть может, талантлив, но эта добродетель в свете не принята. Хотя он служит и на хорошем счету у начальства, но несколько простоват и слишком мягок. Сдастся мне, что им легко помыкать.

— Разве это плохо, когда муж мягок характером? — спросила Ксения.

— Может, и нет… Но не думала ли ты, что, коль скоро ты легко им сможешь помыкать, — отвечала тетушка, — то так же легко им смогут помыкать и другие? Разве такой муж будет надежной защитой в жизненных неурядицах? А ну как его матушка и сестрицы против тебя станут? Оборонит ли он тебя от их гнева и придирок?

— Пожалуй, нет… И впрямь, нехорошо выходит…

— А по-моему, вы неправильно о нем судите. Не так уж он и слаб, — возразила Саша. — Быть может, он мягок, но, мне кажется, настоять на своем сумеет, ежели захочет.

— Ну, как бы там ни было, племянницы, а мой совет вам таков: Дмитрия Ивановича надобно от себя не отпускать, но посмотреть по сторонам еще, не сыщется ли где другой кавалер. Торопиться вам некуда! Вот такой мой расчет для вас — такая ваша выгода.

— Ах, Пашенька, как ты пряма! — заметила ей сестра. — Ты говоришь так, будто сей молодой человек уже присватался…

— Присватался ли, нет ли, а своего вам упускать нельзя, юные девицы!

— Разве в замужестве надо думать только о выгоде? — покраснев, спросила Саша. — А ежели господина Багряницкого полюбит кто-нибудь? Неужели эта девушка должна будет отречься от него только потому, что он слаб характером и излишне мягок?

— Любовь, милочка, это прекрасно, — сказала ей тетка. — Но и расчет тоже должен быть. Сама подумай: нынче ты его любишь, а завтра — разлюбила. А он, каким был, таким и остался. И какова будет ваша жизнь?

— Что же это за любовь, которая существует с такой оглядкой? — сказала Саша.

— Ты молода и поэтому многого не понимаешь, — сказала ей мать. — Любовь — чувство хрупкое, ненадежное. Да и не живет любовь долго, ежели не вложено в нее достаточно усилий с обеих сторон.

— Настоящая любовь длится вечно, — упрямо сказала Саша.

— Ничто не вечно, — ответила ей мать. — Помни об этом. Быть может, если ты хорошенько поразмыслишь на эту тему, это убережет тебя от многих ошибок!

— Ах, любовь, расчет… Ничего не хочу знать! — воскликнула Ксения. — Тетушка, а когда мы поедем в театр?

Прасковья Антоновна рассмеялась:

— Резвушка! Это мило! Тебе-то уж точно будет удача. А в театр поедем завтра. Итальянцы дают «Баязета», а между действиями будет балет [3].

— Балет?

— Да, сие зрелище красоты — истинная отрада для очей.

— А послезавтра, ежели желаете, у княгини Мятлевой поют «Сына-соперника» господина Бортнянского.

— Кто поет? Тоже итальянцы?

— Нет, Ксения. У нее, а точнее, у ее мужа свой крепостной театр. Крепостные артисты и будут представлять. А ты, Саша, хочешь ли в театр?

— Да, конечно.

— Тебе это должно быть особенно интересно, — сказала Прасковья Антоновна. — Мне показалось, что ты сегодня более всех получила удовольствие от чтения стихов господином Багряницким. Стало быть, ты у нас самая артистическая натура и от музыки получишь немалое удовольствие…